К далеким голубым горам - Ламур Луис - Страница 20

• Предыдущая
• 20/72
• Следующая

— О каком это вы даре говорите?

— Это — дар второго зрения, дар видеть вперед или назад. Нил был «спеман», один из тех, кто предсказывают события. История это давняя, тянется из Исландии, а мать Нила была дочерью Ара Молчаливого, хозяина больших земель в Норвегии. А сам Нил был одаренный человек, большой оратор и защитник людей.

Я устал, да и время было позднее.

— Нам пора спать, — сказал я, — потому что утром мы должны пересечь Менай.

Старик выколотил трубку.

— Положи их на сеновале, — сказал он. — Пусть спят в тепле.

— Я останусь у огня, — сказал я, — не хочу заснуть слишком крепко.

Старик повернул голову, посмотрел:

— Выходит, за вами гонятся?

— Возможно. И если так, не хотелось бы, чтоб стало известно, что нас здесь видели. Мы — хорошие люди, — добавил я.

— Спи спокойно и отдохни как следует, — сказал он. — Мы не допустим, чтоб причинили вред человеку, в жилах которого течет кровь Нила.

Он ушел спать, а я подбросил хвороста в огонь и, завернувшись в плащ, улегся на полу возле камина. Ночь будет холодная, но домик этот уютный и теплый.

Под самым краем плаща рядом с собой я положил два пистолета и обнаженный клинок. Ножны лежали с другой стороны. Была надежда, что ночь пройдет спокойно, но я не из тех, кто привык полагаться на счастливый случай, и ощущение эфеса шпаги под рукой меня успокаивало. Стоит оставить шпагу на другом конце комнаты, куда не дотянешься рукой, — так и знай, что смерть к тебе окажется ближе…

Я лежал с закрытыми глазами, слушая, как дождь шуршит в тростниковой крыше и постукивает по стенам. Капли попадали в дымоход, огонь потрескивал и плевался. Ветер закручивался вокруг крыши, стонал, изливая свое одиночество, а я в полусне слушал ветер и дождь.

Где, о где сейчас Абигейл? Как далеко в море? Хорошо ли она спит этой ночью? Не слишком ли качает корабль? Все ли хорошо на борту?

Снаружи стукнул камень, и моя рука крепче сжалась на рукоятке шпаги.

Мы перебрались через горы и приехали в Бангор утром, когда в долине еще лежали тени, а море уже озарял солнечный свет. Туман поднимался с деревьев, с тоской цепляясь за листья, как будто не хотел разлучаться с ними, — словно дым древних друидских костров, горевших когда-то в этих местах.

Мы перебрались через горы, которые я хорошо знал по рассказам моей матери о Тальесине, великом валлийском барде. Деревушка раскинулась на холмах, где когда-то собирался высший круг друидов, и глядела на пролив Менай, отделяющий Уэльс от острова Англси, что когда-то звался Моной, а до того другими именами.

Бангор был у друидов ритуальным местом — только давным-давно. И все же, когда я увидел открывшийся отсюда вид, что-то во мне шевельнулось. Не была ли это какая-то древняя родовая память? Что-то, глубоко упрятанное в моей плоти и костях?

В деревню мы с Лилой въехали рядом. Глаза мои настороженно бегали по сторонам, выискивая опасность. Наш дальнейший путь отсюда был ясен: с северного побережья на корабле в Ирландию; а потом — затеряться на этом изорванном войной острове, где маршировали армии лорда Маунтджоя.

Когда мы слезали с лошадей, люди оглядывались на нас — мы тут были чужаки, а Лила, ко всему, не уступала ростом любому здешнему мужчине, да и шириною плеч тоже. Она походила на женщину из рода викингов, чьи предки когда-то грабили эти берега, а потом осели здесь и на другой стороне моря тоже. Они основали Дублин. Что означало его название первоначально? Темный Пруд, если я вспомнил правильно.

Вспомнил? А откуда мне помнить? Но ведь действительно вспомнил… несомненно, что-то читал, что-то слышал, что-то неясно запомнилось из других времен.

И все же мне казалось, что я уже проезжал этим путем раньше. Слишком много странных воспоминаний приходило ко мне сейчас, слишком много таких, источника которых я не мог назвать.

Мы слезли с лошадей у придорожной гостиницы, где останавливались рыбаки, моряки либо путники вроде нас. Вошли внутрь, сели за стол, и нам, не задавая вопросов, подали рыбу, хлеб и эль.

Люди вокруг были все валлийцы. Но среди них могли оказаться шпионы, хоть я и надеялся, что мои преследователи сейчас где-то далеко, ищут в Бристоле, Фальмуте или Корнуолле.

То, что я путешествую с женщиной, пожалуй, помогло бы одурачить их, уж такого они никак не могли заподозрить — как и того, что я направлюсь в Уэльс. Но я всегда был осторожен по натуре.

Рядом с нами сидел человек незаурядной наружности с задумчивым, хоть и суровым лицом. С первого взгляда видно было, что это человек Церкви.

— Далеко ли путешествуете?

— Надеюсь, что да, — отозвался я с улыбкой.

— Сюда мало кто приезжает, — сообщил он. — Я выбрался ради здоровья. Морской воздух, запах океана…

— Это место для поэтов, — сказал я, — или для воинов.

— А разве это не одно и то же зачастую? — Он перевел взгляд с Лилы на меня. — У вас странный выговор, — заметил он, — но ваша спутница, я бы сказал, — с Англси.

— И оказались бы правы, — подтвердил я. — Она жила здесь когда-то.

О себе я ничего не упомянул. Этот человек был любопытен, и все же он мне понравился. С таким я бы с удовольствием провел несколько часов, беседуя за элем, глядя на корабли и ощущая морской ветер на волосах.

— Я — Эдмунд Прайс из Мерионетшира, — представился он.

— О, вы тот поэт, о котором говорят в Лондоне и Кембридже!

— Так далеко? Я не догадывался, что мой жалкий талант приобрел известность.

— Язык Уэльса музыкален, а вы пишете на нем хорошо.

— Благодарю вас. Хорошо сказано. Вы тоже поэт?

Я пожал плечами:

— Я — никто. Наверное, просто человек шпаги. Человек, которому еще надо найти свой путь, — я посмотрел на него почтительно. — А вы, говорят, человек широко образованный, знакомый со многими языками.

Теперь он пожал плечами:

— Чем больше учишься, тем яснее осознаешь свое невежество. Я просто невежественный человек, пытающийся уменьшить свое невежество.

— Я говорил о путешествии, — сменил я тему, — и не впустую. Я еду в Землю Рэли.

— А-а, да-да… Рэли. Ну что ж, за последние несколько лет он сделал себе имя, не так ли? Люди говорят об этих новых землях. А я думаю, действительно ли они новые.

— Кто знает? Куда человек может добраться, там он побывал. Говорят, ирландцы плавали за море в давние времена, и валлийцы тоже, под командой Мадока.

— Ну, по крайней мере ирландцы, — отвечал он. — Знаете ли вы рассказ о Гудлифе Гудлаугсоне, который в 1029 году отплыл от западного берега Ирландии с северо-восточным ветром и был отнесен далеко на юго-запад? В конце концов он нашел укрытие на уединенном берегу и обнаружил там Бьорна Асхбраудсона, который покинул Ирландию за тридцать лет до него. Среди нас это известная история, и других таких немало.

Были когда-то датчане, осевшие в Ирландии, которые слышали старые ирландские рассказы, и многие годы среди них земля, которую нынче называют Америкой, звалась Большой Ирландией, ходили еще рассказы о том, что ирландцы бывали в дальних западных землях точно так же, как и в Исландии.

— Я этих историй не знаю. Знаю только, как уже сказал, что куда люди могут добраться, они обязательно доберутся, и так уж разве трудно пересечь море? По-настоящему опасно плавать вдоль берегов, а люди плавали из Египта на Крит и даже к западным, океанским берегам Испании еще во времена Соломона, а это куда большее расстояние, чем от Исландии до Америки.

Мы толковали о многом, и разговор был приятный. Но время шло, и наконец Лила толкнула меня ногой под столом.

— А теперь мы отправляемся, — сказал я.

— Отправляйтесь, и да пребудет с вами Всеблагий Господь, — сказал Эдмунд Прайс.

— Благодарю вас.

Я повернулся к двери, где уже стояла Лила, и полез за кошельком. Эдмунд Прайс, подняв руку, остановил меня:

— Пожалуйста, позвольте мне заплатить, Барнабас Сэкетт.

Уже сидя в седле и выезжая из городка, я сообразил, что он назвал меня моим именем и фамилией!

• Предыдущая
• 20/72
• Следующая