Другой Синдбад - Гарднер Крэг Шоу - Страница 6

Я помолчал, соображая, что он имеет в виду.

— Прошу прощения? — переспросил я через минуту.

— Но это же так просто, в самом деле, — спокойно отозвался Ахмед. — Синдбад занимает слишком высокое положение, чтобы вникать, как расходуются его деньги, поэтому этим занимаются его слуги и рабы. К несчастью, слуги, которые очень хорошо умеют эти деньги тратить, не могут остановиться в своих тратах, пока им не прикажет хозяин. А хозяин никогда не отдаст такого приказа, поскольку он, разумеется, выше всего этого. — Ухмылка Ахмеда сделалась еще шире от того, насколько все непревзойденно просто.

Я нахмурился. Возможно, в том, что он говорил, была некая логика. Все более и более понятным становилось лишь одно: жизнь среди наибеднейшей бедноты не подготовила меня к подобным сложностям.

И все же я не мог не попытаться понять происходящее своим жалким умом.

— Прошу простить мою неосведомленность, — сделал я еще одну попытку, — но если никто не следит за тем, с какой быстротой расходуются деньги, каким образом Синдбад остается богатым торговцем?

— Подумай хорошенько, о бедный носильщик, — ответил Ахмед. — Тебя никогда не удивляло, почему Синдбад постоянно отправлялся в опасные путешествия?

Замечание Ахмеда было не в бровь, а в глаз. Даже я — глупый, необразованный носильщик, как напомнило мне дитя, — даже я удивлялся, как после всех тех трудностей, о которых шла речь еще в рассказе о первом путешествии, мог здравомыслящий человек снова покинуть Багдад, не говоря уж о том, чтобы сделать это шесть раз.

— Значит, Синдбад должен путешествовать в дальние страны, чтобы поправить свои дела?

— Ах, какая мудреная загадка, раз даже простой носильщик способен разгадать ее! — торжествующе вскричал Ахмед. — Может, благородный Синдбад и неспособен удержать в руках даже динар, но зато ему нет равных в умении покупать и продавать.

— О горе, горе мне! — разнесся по дворцовым покоям голос хозяина. — Неужели все настолько плохо?

Ему ответил другой, более приглушенный голос, слишком тихо, чтобы я мог разобрать слова.

— Хуже? — Голос Синдбада прозвучал громче прежнего. — Но что… — Другой голос ответил столь же неразборчиво. — Но разве это не значит… — вновь воскликнул Синдбад, прежде чем другой голос опять принялся бормотать. — Даже мои любимые… — перебил его Синдбад, теперь уже сдавленно от крайнего волнения. — Не может быть, чтобы это касалось… — снова раздался голос торговца после очередной порции бормотаний. — Нет, нет, только не верблюды!

— Верблюды? — Неизменная ухмылка на вечно улыбающихся губах Ахмеда, казалось, застыла в нерешительности. — Это даже хуже, чем я думал.

Тут мой хозяин вышел во внутренний двор, но внешне он изменился настолько, что я не узнал бы его, если бы следом за ним не тащился верный Джафар, продолжающий бормотать, как я теперь понял, извинения. По благородному лицу торговца струились слезы, он разорвал свои великолепные одежды во множестве мест, так что они теперь представляли собой не более чем шелковые лохмотья. Его слуга, казалось, почти обезумел, голос его звучал то громче, то тише, он заламывал руки в старческих пятнах.

— Так виноват, — уловил я, прежде чем голос Джафара снова стих настолько, что слов стало не разобрать, но потом: — Знаете, сколько на это нужно денег… — И немного погодя: — Просто огромные суммы. — И еще: — Никто не мог предвидеть внезапный рост стоимости яиц птицы Рух, особенно учитывая экономические колебания…

Синдбад Мореход внезапно остановился, когда его взгляд вновь упал на меня.

— Ох, мой тезка видит меня в таком состоянии! — Он смущенно взмахнул шикарными лохмотьями, бывшими некогда его одеждой. — Знай же, что все мое богатство исчезло, так что я теперь так же беден… — Торговец заколебался и пару мгновений разглядывал меня. — Ну, может, не так беден, как некоторые. Тем не менее все мое состояние исчезло, — он всплеснул руками, — и мне придется расстаться даже с кольцами на своих пальцах, чтобы расплатиться с кредиторами.

Синдбад взглянул на небо, словно ища какого-то ответа в яркой синей глубине.

— Все мои слуги знают, что это значит.

Я уже готов был просить, не мог бы хозяин сообщить значение этого и мне тоже, как стоящий рядом мальчишка предостерегающе положил руку на мой грязный рукав.

— Подожди, — посоветовал Ахмед, — и все станет ясно.

Торговец издал глубочайший вздох.

— Я должен отправляться в очередное путешествие.

Джафар перестал бормотать, его виноватый вид сменило выражение такого ужаса, подобного которому я еще не видывал. Ахмед рядом со мной кивнул с самодовольством, которое с каждым новым событием воистину раздражало все больше и больше.

— Ну, ну, мой добрый Джафар, — успокаивающе сказал торговец. — Быть может, на этот раз мы не столкнемся с бедами, которые преследовали меня во время прошлых путешествий. Может, теперь те сонмы диких чудовищ и невыразимые ужасы, с которыми я сталкивался прежде, обрушатся на других путешественников. Может быть, исполненные риска странствия по морям и океанам всего мира даже дали мне достаточно прозорливости, чтобы избежать дальнейших тягот.

— А может, верблюды начнут летать, — добавил Ахмед тихонько, адресуясь мне одному.

Прежде чем продолжить, Синдбад глубоко вздохнул, набрав в свою весьма объемистую грудь столько воздуха, что она стала казаться, скажем так, немножко недостаточно обширной для него.

— Что ж, — сказал он твердым голосом человека, привыкшего повелевать, — что бы ни случилось, все в руках судьбы. Так что нам следует собрать оставшиеся у нас жалкие крохи и рискнуть, не…

— Не дожидаясь ужасной мести, которая, несомненно, падет на твою голову? — проскрежетал сверху чересчур громогласный голос. Там, над нами, висела голова злого джинна, явившегося на этот раз без предварительного предупреждения в виде фиолетового дыма.

К чести торговца, на этот раз он сумел не лишиться чувств.

— Мести? — переспросил купец голосом настолько же тихим и неуверенным, насколько громким и надменным был голос джинна.

Злой дух улыбнулся — поистине одно из наиболее неприятных зрелищ, которое я когда-либо видел.

— Синдбад, — произнес он.

— Это мое имя! — снова разом отозвались мы с торговцем, не успев даже подумать.

— На этот раз вы так просто от меня не отделаетесь, — спокойно продолжал джинн. — Великий и ужасный Оззи вернулся.

— Оззи? — воскликнул я, практически так же невольно, как и прежде, когда слова сами слетали с моих губ.

— Поосторожнее, носильщик. — К моему изумлению, предостерег меня именно улыбающийся Ахмед. — У джиннов имена не такие, как у нас.

Парень, бесспорно, был прав. Менее чем кто бы то ни было хотел бы я критиковать чьи-либо имена. В беднейшей части нашего прекрасного города многие частенько отпускали язвительные замечания насчет того, что меня назвали в честь великого путешественника Синдбада. И потом, разве не говорил мудрец: «Тому, кто живет в стеклянном жилище, не следовало бы швыряться камнями»?

И все-таки — Оззи?

— На этот раз вам не одурачить меня вашими человеческими штучками, — злорадно объявил джинн. — Я получил у своего нанимателя точную информацию, которая позволит мне определить нужного мне Синдбада.

— Это мое имя! — завопили мы с торговцем.

Темно-зеленый Оззи продолжал, будто мы ничего не говорили:

— А когда я обнаружу предмет своих поисков, месть моя будет неподвластна человеческому воображению.

— Джинны всегда так говорят, — снова шепнул Ахмед совершенно спокойно, по-видимому желая вопреки всему успокоить меня. — Это позволяет им почувствовать свою значимость.

Значимость? Если джинн хотел добиться именно этого, то я сказал бы, что он преуспел в полной мере. Колени мои так тряслись, что у меня было ощущение, будто я стою на океанском берегу во время отлива, и меня пытается увлечь за собой уходящая волна.

— Теперь я узнаю правду, — заявил Оззи с уверенностью, от которой меня еще сильнее пробрал озноб, и затрясло так, как никогда в жизни. Я бросил взгляд на своего хозяина и увидел, что лицо его сделалось мертвенно-бледным, словно он увидел собственную смерть.