Богатырские фамилии. Красные и белые (Сборники рассказов) - Алексеев Сергей Петрович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/116
• Следующая

И наши бойцы про совпадение:

— Побил Федько в своё время Маркова.

— Пришёл черёд и дивизии марковской.

Так и получилось. Разбила, растрепала дивизия Федько марковскую дивизию. Побежали от Днепра белые солдаты.

— Стойте! Стойте! — кричит генерал Третьяков.

Бегут, спасаются в панике белые.

— Конец, — произнёс генерал Третьяков. Достал пистолет, поднёс к своей голове и выстрелил.

Узнали наши бойцы:

— Ещё одним генералом у Врангеля стало меньше.

— Ещё не стало одной дивизии.

Во многих сражениях гражданской войны принимал участие Иван Фёдорович Федько. Так же, как и Ян Фабрициус, он был награждён четырьмя орденами Красного Знамени.

Примчался однажды врангелевский фельдфебель Тяпкин к своему взводному командиру поручику Ляпкину:

— Осмелюсь доложить — страшное!

— Что страшное?

— С воздуха.

— Что с воздуха? Стрелы? — спрашивает поручик.

— Нет.

— Из пулемётов строчат?

— Нет.

— Бомбы сброшены?

— Страшнее, ваше благородие, — не унимается фельдфебель Тяпкин.

Вытаскивает он из кармана листок бумаги. Напечатано что-то на листке. Развернул, читает.

«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» — и далее про то, чтобы бросали врангелевские солдаты и офицеры Врангеля и переходили на сторону красных. «Не давайте себя обмануть», — написано было в листовке. Красная Армия разбила Колчака, Деникина, Юденича. Разобьёт и Врангеля. Организуйте Советы солдатских депутатов, арестовывайте своих генералов, толкающих вас на кровавую войну, говорилось в листовке. А в конце: «Всем частям Врангеля, отдельным солдатам и офицерам, перешедшим на нашу сторону, мы гарантируем полную личную неприкосновенность и безопасность. Их мы примем, как родных братьев». А ещё ниже про Врангеля, что негодяй Врангель.

Листовка была сброшена красными с самолёта.

Понимает поручик Ляпкин: опасная в руках у него бумага. Схватил листовку, побежал к командиру полка полковнику Горностаеву.

— Разрешите доложить — страшное, — докладывает поручик.

— Что страшное?

— Листовка.

Достаёт поручик листовку, передаёт полковнику. Развернул полковник Горностаев листовку, прочитал.

Помчался Горностаев на доклад к своему начальнику генералу Драценко.

— Господин генерал, позволю доложить — страшное, — докладывает полковник Горностаев.

— Что страшное?

— Листовка.

Достал полковник Горностаев листовку, передал генералу.

Развернул генерал Драценко листок, пробежал глазами. Нахмурился. Отпустил полковника. Свернул листовку. Поспешно собрался, отправился в штаб к генералу Врангелю.

— Ваше превосходительство, — докладывает генерал Драценко генералу Врангелю, — страшное.

— Что страшное?

— Листовка.

Взял генерал Врангель листовку, читает.

«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» Прочитал начало, середину. А в конце про себя — что, мол, негодяй Врангель.

Насупился, нахмурился генерал Врангель, зло посмотрел на генерала Драценко, словно бы это он, генерал Драценко, сочинил листовку.

— Страшна, как бомба, — сказал Драценко.

— Страшнее бомбы, — ответил Врангель.

Генерал Врангель любил ходить в чёрной черкеске. Газыри на груди. Тонкий пояс. Кинжал у пояса.

Вспомнив про эту черкеску, как-то красноармеец Язьков сказал о генерале Врангеле:

— Белый-белый, даже чёрный.

Рассмеялись другие. Сочетание слов необычное, действительно смешно.

Был у них в роте бывший студент, человек учёный.

— Алогизм, — произнёс студент.

Тут же объяснил он мудрёное слово:

— Алогизм — это значит нарушение логической связи.

— Ага, нарушение, — согласились другие.

— Нарушение, потому и смешно, — растолковал студент.

И вдруг Язьков:

— Нет нарушения. Всё здесь на месте.

Сразу же вспыхнул спор:

— Да как же на месте! Раз белый, значит, не может быть чёрным.

— Конечно, не может.

— Перечит правде.

— Исключено.

— Может, может! — твердит Язьков.

Надо сказать, был он от природы на редкость упрямым.

— Может! — стоит на своём Язьков.

Знали другие упрямство Язькова. Махнули рукой:

— Ладно. Пусть будет по-твоему.

— А это не только по-моему. Так оно есть и на самом деле: белый он, белый, аж даже чёрный!

И снова с бойцами спор.

Ринулся в бой Язьков:

— Белый он?

— Белый, — согласились бойцы.

— Белый, белый?

— Ладно, допустим так.

— Не допустим, а точно! — кричит Язьков. — Дважды он белый. Среди белых считайте белый.

Напорист в споре всегда Язьков. Умеет к стенке прижать другого.

— Ладно, — уступают бойцы. — Пусть будет так.

Если возьмётся Язьков что-то доказывать, словно кол, да в тебя вобьёт.

Продолжает Язьков атаку:

— А дела какие у Врангеля?

И тут же сам выдаёт ответ:

— Дела у Врангеля чёрные.

Посмотрели бойцы на Язькова:

— Эка же ловко выкрутил.

— Эка ж хитро подвёл.

Не поспоришь ведь тут с Язьковым.

— Что же, допустим, так.

— Не допустим, а точно, — не утихает Язьков. — Чёрные, чёрные.

— Конечно же, чёрные, — согласились бойцы с Язьковым.

— Нет алогизма, — сказал Язьков. Нет тут логического нарушения. Всё верно. И снова про Врангеля: — Белый-белый, даже чёрный.

Посмотрел на Язькова студент, усмехнулся:

— Пожалуй, верно. Нет тут алогизма. Нет тут логического нарушения.

Вышел в споре Язьков победителем. Пристало к барону Врангелю. Пошло гулять по взводам, по ротам:

— Белый-белый, даже чёрный!

Редеют в боях врангелевские полки. Необходимо полкам пополнение. В захваченных районах белые проводят мобилизацию.

Поручик Зюзин и фельдфебель Галкин — представители армии генерала Врангеля — приехали в Бердянский уезд, в село Новоалексеевку.

Цель приезда — провести мобилизацию.

Прошлись представители по селу. Село большое.

Потирает руки поручик Зюзин:

— Будет прибыток, будет!

— Так точно, будет, — поддакивает фельдфебель Галкин.

Повстречали на улицах мужиков, парней.

— Здоровые, как бугаи, — бросает поручик Зюзин.

— Так точно, как бугаи, — подтверждает фельдфебель Галкин.

Провели они мобилизацию. 207 человек собрали.

Ропот прошёл было по селу.

— Молчать! — закричал Зюзин, размахивая револьвером. — Молчать! Расстреляю!

— Он у нас строгий, — сообщал крестьянам фельдфебель Галкин.

Заплакали бабы. Заплакали дети.

— Тихо! Молчать! — снова покрикивал Зюзин.

— Цыц, непутёвые! — подавал командирский голос фельдфебель Галкин.

Построили мобилизованных в колонну, вывели за село. Пересчитал Зюзин. Все здесь — 207 человек.

Двинулась в путь колонна.

Ночевали в степи. Дышали привольным воздухом.

Проснулись утром. Смотрит Зюзин — что-то меньше, кажется, стало мобилизованных. И Галкину кажется тоже — меньше.

— Становись! — закричал Зюзин.

Построились мобилизованные. Сосчитал Зюзин. Из 207 человек менее ста осталось.

— Эх, такие, сякие, этакие!.. — ругается словами последними Зюзин.

Галкин и вовсе слова черней, чем земля, бросает.

Да что тут делать? Собрали оставшихся мобилизованных. Погнали колонну дальше.

Перед новой ночёвкой опять построили. Сосчитал Зюзин — пятьдесят человек осталось. Разбежались незаметно в пути другие.

— Ах вы такие, сякие, этакие!.. — снова свирепствует Зюзин.

Не выбирает слова и Галкин.

Да только кричи не кричи — не вернёшь ушедших, как день вчерашний.

Расположились опять они на ночлег. Уснули крепким сном мобилизованные.

Однако не спят Зюзин и Галкин. Караулят они оставшихся.

Ходили, ходили, по-богатырски со сном боролись.

Устали. Присели.

Сидели, сидели.

— Спишь? — спрашивает Зюзин Галкина.

— Никак нет, ваше благородие, — отзывался Галкин.

• Предыдущая
• 39/116
• Следующая