Одинокие мужчины - Ламур Луис - Страница 20

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая

Над трубой поднимался дымок, от колодца доносился звук ворота — кто-то набирал воду. Из задних ворот выехала пара вакерос и направилась к холмам, лежащим на юго-западе. Они ехали спокойно и беззаботно, расслабившись в седлах, словно им были неведомы ни осторожность, ни беда.

Мы стали спускаться вниз по склону, стараясь держаться подальше друг от друга.

— Кто-то за нами наблюдает. — Рокка указал на смотровую башню, и мы увидели блеск солнечного луча, преломленного стеклом бинокля или телескопа.

Наблюдатель наверняка заметил детей и решил, что нам можно доверять, большие деревянные ворота распахнулись, хотя мы по-прежнему никого не видели.

Однако, приблизившись к воротам, мы увидели нацеленные дула нескольких винтовок. Мы въехали во двор, и ворота захлопнулись. Во дворе нас поджидали человек шесть. На веранду вскоре вышел высокий седовласый старик. Его осанка была гордой, в руке он держал тонкую кубинскую сигару.

Спускаясь по ступенькам, он осветил нас взглядом умных и зорких глаз и, по-моему, понял все прежде, чем я успел открыть рот. Измученные лошади и дети — один из них был в одежде апачей — это было красноречивей любых слов.

— Buenos dias, senores[4], — сказал он и перешел на английский. — Мой дом к вашим услугам.

— Возможно, вы не захотите, чтобы мы остановились у вас, сеньор, — сказал я. — Мы отбили этих детей у апачей, они ищут нас.

— Они уже побывали здесь, правда, по другому поводу. Вы мои гости, джентльмены. Меня зовут дон Луис Сиснерос.

— А меня Телль Сэкетт. — И я представил остальных.

Он поздоровался со всеми, потом взглянул на меня.

— Ваша фамилия мне знакома, — сказал он. — Один из Сэкеттов женился на внучке моего давнего друга.

— Это мой младший брат Тайрел. Он породнился с семьей Альварадо.

— Входите, — сказал дон Луис и, когда мы очутились в благословенной прохладе дома, добавил: — Моя семья в дружбе с семьей Альварадо. Я много слышал о вас. Когда у Альварадо возникли сложности, ваш брат встал на его защиту.

Несколькими часами позже, после того как помылись и пообедали, мы снова встретились с хозяином в гостиной за кубинской сигарой. Я не был заядлым курильщиком, но сегодня был особенный случай, и я решил составить компанию остальным.

Дорсет ушла с детьми поиграть с дочерью дона Луиса, а мы остались с хозяином.

— Вам предстоит опасный путь, — сказал он. — Я могу отрядить с вами десяток всадников.

— Нет. Они могут вам понадобиться, а мы как-нибудь справимся сами.

Откинувшись в большом удобном кресле, обитом коровьими шкурами, я рассказал дону Луису всю историю, и он слушал меня, не перебивая. Когда я закончил, он несколько минут молчал.

— Я могу сообщить некоторые подробности о вашей семье. Жаль, что вы не узнали об этом раньше. Женщина, о которой вы говорили, была замужем за вашим братом Оррином, но они расстались. Она дочь Джонатана Приттса, человека, который с бандой головорезов пытался завладеть землями Альварадо. Ваш брат Тайрел вывел его на чистую воду и с помощью друзей разгромил банду, а когда Оррин обнаружил, что Лаура причастна к этой афере, он бросил ее. Эта женщина ненавидит все, что связано с Сэкеттами. По ее расчетам, вы уже покойник, приятель.

Мне казалось невероятным, что женщина способна желать смерти человеку, который не сделал ей ничего плохого, но сейчас кусочки мозаики складывались в ясную и четкую картинку. Я не мог изменить ее. Может быть, лучший способ наказать Лауру — это вернуться живым?

В спокойной тишине очаровательной старой гасиенды грядущие испытания казались далекими, но в глубине души мы понимали, что ждет нас впереди. Между ранчо и относительно безопасным Тусоном пролегают долгие мили, которые могут стать для нас сущим кошмаром. Мы сознавали это, но сейчас думать о будущем не хотелось.

Дон Луис непринужденно рассказывал о трудностях жизни на земле апачей. Он выжил здесь, к югу от границы, принимая те же меры предосторожности, что и Пит Китчен, живущий к северу. У него была маленькая армия испытанных и преданных вакерос, каждый из которых был отважным бойцом.

Во время разговора дон Луис то и дело поглядывал на Рокку.

— Если вам когда-нибудь понадобится работа, сеньор, — наконец сказал он, — приезжайте ко мне. На ранчо для вас всегда найдется место. У меня есть два человека, которые тоже воспитывались у апачей.

— Ранчо у вас хорошее, — сказал Рокка. — Может, в один прекрасный день я приеду.

Друзья ушли спать, а мы с доном Луисом еще долго беседовали в кабинете. Стены здесь сплошь были заставлены шкафами с книгами в добротных кожаных переплетах — такого количества книг я не видел за всю свою жизнь, — и дон Луис рассказывал мне о них, о том, как много книги для него значат и чему они его научили.

— Это мой мир, — сказал дон Луис. — Родись я в другое время или в другом месте, я, скорее всего, стал бы ученым. Эта гасиенда раньше принадлежала моему отцу, и он хотел, чтобы сыновья продолжили его дело. Так я покинул Испанию и оказался здесь. И не жалею об этом. Я вижу, как зреет урожай и тучнеют стада. И пусть я не запечатлел своего имени на страницах научных трактатов, я запечатлел его на страницах книги жизни.

Широким жестом он указал на поля и луга, простирающиеся за стенами дома.

— Во всем этом я черпаю жизненные силы. Мои орудия труда — плуг и винчестер, заменившие мне перо и чернила. Мне нравится скакать верхом, жить в постоянной опасности и каждый день что-нибудь созидать. Мне понятны чувства апачей. Они любят свою землю, как люблю ее я, а сейчас непривычный образ жизни вторгается и теснит привычную жизнь апачей. Самые прозорливые из них понимают, что победить в этой борьбе невозможно, потому что не мы разрушаем старые условия, а время. Все меняется. Одно поколение уступает место другому, более приспособленному. Так же и нас в свой черед вытеснит новое поколение — так уж устроен мир. Мы знаем твердо лишь одно: все в жизни находится в движении, а значит, меняется.

Каждый из нас на свой лад борется с надвигающимися переменами. Новому будут противиться даже те, кто считает себя просвещенным или прогрессивно мыслящим, потому что все мы убеждены: наш образ жизни — самый лучший.

Я доволен тем, как мне живется, и мне хочется, чтобы эта жизнь продолжалась как можно дольше, но я понимаю, что рано или поздно всему приходит конец. Даже эти книги когда-нибудь истлеют, и только мысли, заложенные в них, будут жить. Книгу уничтожить легко, но идеи, которые воспринял человек, победить невозможно.

Он помолчал немного, потом спросил:

— Вам, должно быть, надоела стариковская болтовня?

— Нет, сэр. Я слушаю вас с большим интересом. У нас в крови тяга к знаниям… я имею в виду Сэкеттов. Наша земля в холмах Теннесси скудна и дает лишь самое необходимое. Мы и понятия не имели, как мало знаем, пока не приехали на Запад.

Я посмотрел на него, и мне стало стыдно.

— Я едва умею читать, сэр, с трудом разбираю слова. Некоторые откапываю, словно койот кролика. Вот сейчас гляжу я на ваши книги, сэр, и думаю, сколько нового они могли бы мне рассказать.

Я встал, почувствовав, как навалилась усталость.

— Моими учебниками были горы, — сказал я. — А также пустыни, леса и прерии. Теперь мне следует учиться, читая книги.

Дон Луис тоже встал и протянул руку.

— Каждый из нас учится по-своему. Возможно, нам стоило бы поделиться знаниями друг с другом. Спокойной ночи, сеньор.

Выйдя из дома, я подошел к воротам, чтобы подышать прохладным ночным воздухом. У стены недалеко от меня тлел огонек сигареты.

— Как дела? — спросил я по-испански.

— Хорошо, сеньор.

Вакеро держал сигарету в кулаке. Он наклонил голову, чтобы не возвышаться над стеной, и глубоко затянулся. Огонек разгорелся и опять потускнел.

— Мы не одни, сеньор. Ваши друзья ждут там, за воротами.

Значит, индейцы нашли нас. Что ж, в Соноре наступают веселенькие времена.

• Предыдущая
• 20/36
• Следующая