Одинокие мужчины - Ламур Луис - Страница 30

• Предыдущая
• 30/36
• Следующая

Мы вели лошадей по выжженным, каменистым холмам, петляя между кактусами и зарослями кустарника. Местность была неровная, изрезанная тускло-красными или коричневыми зазубренными хребтами, перемежающимися с лавовыми полями с белесыми руслами некогда протекавших здесь ручьев. Индейцы окружали меня со всех четырех сторон, всегда оставаясь настороже, всегда готовые в случае чего остановить меня. Все молчали.

Мне казалось, что каждый шаг коня приближал меня к смерти — побег был бы слишком большой удачей.

От Хадденов помощи ждать тоже не приходилось. Я понятия не имел, как сумею похитить у них скво Катенни, они никогда не отдадут ее по собственной воле. Даже у хороших людей опустошение и грабеж, чинимые апачами, пробуждали желание уничтожить их всех до единого, а Хаддены отнюдь не были хорошими людьми.

Я всегда уважал апачей. Они приспособились к суровым условиям пустыни. Их образ мыслей был совершенно иным, чем у белых, и, чтобы понять, что они чувствуют и чего хотят, нужно было очень хорошо их знать.

Через некоторое время нам стали все чаще попадаться заросли чоллы, отсвечивавшие на солнце бледно-желтым. Отмершие нижние сочленения были темно-коричневого или черного цвета. Мы называли чоллу «прыгающий кактус», потому что стоит оказаться с ним рядом, как его иголки вонзаются вам в тело. Проезжая сквозь заросли чольи, апачи вытянулись в цепочку.

Неожиданно мы остановились. Катенни указал рукой на невысокую гору.

— Они там, — сказал он. — У Пруда Мертвеца. Их шестеро, с ними моя скво.

Похоже, индейцы жаждали моей смерти.

Катенни, как и я, не доверял Хадденам, иначе убил бы меня не задумываясь. Он просто не был уверен, что получит обратно свою женщину, если предъявит им мой труп.

— Тебе придется вернуть мне револьвер и винтовку, — сказал я. — Иначе нас обоих просто убьют. С Хадденами я справлюсь, а остальные вряд ли станут поднимать шум.

Самое интересное, что мыслями я был не в жаркой пустыне, а в прохладных холмах Камберленда. Говорят, перед смертью перед глазами человека проходит вся его жизнь. Не могу сказать, что я вспоминал всю жизнь, — нет, только ту ее часть, которую провел далеко в родных горах.

Весь день у меня перед глазами стояла зелень лесов. Я представлял себе, как собирается и падает на землю утренняя роса, когда мы выходим на охоту. Мы добывали кабанов, которых потом коптили и варили с зеленью в чугунных кастрюлях.

Обычно ходили мы с Оррином, реже с Тайрелом, потому что он был младшим. Кстати, ни разу не видел, чтобы Тайрел промахнулся. Вот я, бывало, пускал пулю не туда.

Я не видел ту землю с тех пор, как уехал на Запад. Не видел, но скучал по ней. Сколько раз, лежа у костра в пустыне и глядя на звезды, я воображал, что снова дома, видел освещенный прямоугольник кухонной двери. Я шел к нему, возвращаясь с дойки, и шагал осторожно, чтобы не расплескать молоко в ведре.

Трудно представить, что человек может думать о таких пустяках, когда у него масса проблем, и главная — остаться в живых. Но так уж устроены люди. И чувствам надо дать передышку, вспоминая что-нибудь приятное.

Вот я и думал о зеленой и славной земле, о том времени, когда плыл на пароходе по Биг-Саус-Форк в Новый Орлеан. Я вез продукты на продажу — кукурузу, сорго и немного табака. Мы, Сэкетты, торговали в основном сами, поскольку земля наша была бесплодной и давала скудный урожай, которого едва хватало, чтобы прокормиться. Даже если мы успешно промышляли охотой. Но люди побогаче, отправляясь в путешествие, всегда брали с собой Сэкеттов, потому что мы были надежной защитой от всяких грабителей, разбойников и прочего сброда.

Я вернулся мыслями к настоящему и увидел, что Катенни делает мне знак рукой.

— Иди, — сказал он. — Иди и приведи мою скво.

Он отдал мне патронную ленту и винчестер. Во рту было сухо, как на песчаном дне оврага.

— Глядите в оба, — сказал я. — Может, мне не удастся вернуться.

Мы молча сидели в седлах, потом я протянул руку.

— Одолжи еще один револьвер, он может понадобиться.

Катенни взглянул на меня, вынул свой шестизарядник и передал его мне. Это был морской кольт 44-го калибра — хорошее оружие. Я засунул его сзади за пояс брюк под жилетку.

Рядом оказался Токлани.

— Я иду с тобой, — сказал он.

— Нет уж, спасибо. Оставайся здесь. Если меня увидят одного, может, и разрешат подъехать поговорить, а если мы поедем вдвоем, то они наверняка начнут стрелять.

Я шепнул пару слов своему отощавшему вороному, и мы тронулись. Позади послышался голос Катенни:

— Привези мою скво.

Для этого мне понадобится немного везения и намного больше везения, чтобы выбраться из этой переделки с непродырявленной шкурой.

— Ладно, коняга, — сказал я вороному, — поехали поговорим с ними.

И мы направились сквозь заросли чольи к пруду Мертвеца.

Над древними скалами из лавы поднимались легкие струйки дыма. Копыта вороного то звонко цокали о камень, то глухо взрывали песок. Я ехал в седле, готовый к любой опасности. Винчестер лежал в чехле.

В подобной ситуации ничего нельзя планировать заранее, поскольку не знаешь ни обстоятельств, при которых произойдет встреча, ни расстановки сил. Надо просто ехать вперед, надеясь в основном на собственную силу и в какой-то степени — на удачу.

Те люди, несомненно, хотели бы видеть меня мертвым. Они наверняка держат меня на мушке прицелов, подпускают поближе, чтобы не промахнуться или расслышать то, что я, возможно, захочу сказать. Что же касается скво Катенни, ее судьба им безразлична. Однако Хаддены явились в земли апачей впервые и не отдавали себе отчета в том, с кем имеют дело. Если они не вернут Катенни его женщину, никто из них не уйдет отсюда живым.

Местность вокруг была каменистой, с нагромождением крупных обломков скал, с осыпью горных пород и грудами песка, наметенного ветром. Кое-где рос мелкий колючий кустарник.

Оглянувшись, я увидел двух апачей — только двух. Это означало, что остальные рассыпались и сейчас потихоньку подбираются к лагерю Хадденов.

Вообще-то я миролюбивый человек, которому нравится путешествовать не спеша и безмятежно беседовать с попутчиками у костра. И чем больше вокруг апачей, тем больше во мне рождается миролюбия. Подъезжая к скалам, окружающим пруд Мертвеца, я почувствовал, как покалывает кожу головы, словно скальп заранее готовится к не слишком приятной процедуре.

Я снял ремешок с кобуры и направился по вьющейся среди скал узкой тропе. Вскоре моему взору предстал пруд Мертвеца — неглубокая, заполненная водой впадина футов десяти в поперечнике. На другой стороне пруда горел костер, от которого поднималась тонкая струйка дыма и таяла в вышине. Я насчитал полдюжины лошадей, за скалами виднелись еще головы.

Хаддены стояли широко расставив ноги, глядя в мою сторону. Чуть выше, среди скал, сидел какой-то парень с винчестером на коленях. Еще двое у костра, и наверняка кто-то прячется поблизости.

У костра сидела и скво Катенни, и даже с этого расстояния мне было видно, что она молода и красива. Она смотрела на меня с надеждой.

И тут я вдруг увидел Дорсет. Дорсет и одного из мальчиков.

Я оглядел лагерь Хадденов, но не обнаружил признаков присутствия остальных детей. Они были либо мертвы, либо пересекали границу и были на пути к безопасности.

Арч Хадден не отрывал от меня глаз. Он улыбался, но его улыбка не предвещала ничего хорошего.

— Кого я вижу! — сказал он. — Это же Сэкетт — тот парень, который мечтает стать крутым!

— У меня к тебе дело, Арч, — сказал я, положив руки на луку — левую поверх правой. — Здесь Катенни, он хочет получить обратно свою скво.

— Мы приказали ему привезти твой труп.

— Должно быть, ошибочка вышла. Я еще живой.

— Ну, это ненадолго, — заметил второй Хадден.

— Вы, ребята, кажется, плохо знаете апачей, — сказал я. — Не важно, какие сложились между нами отношения, но выслушайте добрый совет. Катенни — старый воин, вам лучше держаться от него подальше. Вон он там, почти один, но он не одинок. В этих скалах дюжина индейцев, и вскоре подъедут еще. Если хотите выбраться отсюда живыми, отпустите его женщину.

• Предыдущая
• 30/36
• Следующая