Походный барабан - Ламур Луис - Страница 46

• Предыдущая
• 46/110
• Следующая

Купаясь в пруду или шаря в развалинах Акимовой усадьбы, я часто раздумывал, как сталось с Шаразой. Где она сейчас? Все ли у неё благополучно?..

Снова надев потрепанные доспехи наемника, но вооруженный лучше, чем прежде, я повел наш маленький караван обратно к дороге; но, добравшись до нее, мы свернули в противоположную от Кордовы сторону.

— Есть в Константинополе один человек, — сказала как-то Сафия, — который может знать, что с твоим отцом. Его-то тебе и следует отыскать.

Мы продали захваченных коней, а также доспехи и оружие. Тех четырех лошадей, которых она достала с самого начала, мы сохранили, не найдя им достойной замены.

Еще в Кордове Сафия отдала мне на сохранение свои драгоценности, и я не забыл захватить их с собой, однако мы надеялись, что трогать их не придется. От пребывания на чистом воздухе щеки её порозовели, из глаз исчезло мертвое, тусклое выражение.

За Толедо мы нагнали группу путников и присоединились к ним. В ближайшие дни, когда выберемся за пределы территории, контролируемой мусульманами, опасность будет постоянно возрастать. Впрочем, теперь и на мусульманских землях, после распада халифата на множество мелких княжеств — «тайфа» — появились разбойники.

А в Сарагосе нам встретился Руперт фон Гильдерштерн, человек-гора; он был по крайней мере на два дюйма выше меня и на много фунтов тяжелее. Его большое лицо, длинное и широкое, было украшено здоровенным крючковатым носом и двойным подбородком. Огромный, он выглядел изрядно толстым, но уж никак не дряблым, и, несмотря на свою массивность, двигался легко и ловко. Говорил он тоном оракула и держался с властной осанкой божества.

Вот как это вышло. Добравшись до придорожной гостиницы, мы обнаружили, что весь двор полон вьючных лошадей и мулов. Сбоку, широко расставив ноги, стоял человек, подобного которому мне ни разу не приходилось видеть, и командовал:

— Снимай вьюки! Проверьте каждый свою скотину, нет ли ссадин, ран или потертостей. У нас не будет ни одного животного, неспособного нести поклажу!

Он не обратил внимания на наш приезд, даже не взглянул. Продолжал строго и четко:

— Проверьте поджилки, посмотрите, нет ли в копытах застрявших камней. Расчешите шерсть на спинах — комок сбившейся шерсти может вызвать потертость. Никто не займется собой, пока не позаботится о своем животном!

Очевидно, мы наткнулись на купеческий караван, а этот великан был «гансграфом», или начальником каравана.

Такие караваны вели торговлю по всей Европе, передвигаясь по старым торговым путям, установившимся с глубокой древности, задолго до римских времен. Некоторые следовали по древнему Янтарному пути от Балтики к Средиземному морю; по этой дороге доставляли янтарь египетским фараонам, самому Соломону Мудрому и Хираму Тирскому.

Эти компании купцов, связанных между собой клятвой взаимной верности, были хорошо вооружены и готовы противостоять нападениям разбойников и «раубриттеров» — рыцарей-грабителей: некоторые бароны налетали на дороги в надежде ограбить торговый караван. Многие замки служили местами сбора и наблюдательными пунктами для таких шаек.

Караван этого гансграфа, принадлежавший Белой Торговой Компании, был богатым, и я сразу сообразил, что он может оказаться нашим спасением. Наш путь вел на восток через горные перевалы, где путников подстерегала опасность, но с таким караваном мы могли бы путешествовать без тревог.

Выбрав свободный уголок, я расседлал лошадей и привел их в порядок, и ни один конь во дворе не мог сравниться с нашими.

За работой я несколько раз заметил, что гансграф смотрит на меня или переводит взгляд на Сафию, стоящую поблизости. Позаботившись о лошадях, я собрал оружие и вошел в гостиницу.

С десяток человек сидели у стола, ели и пили; некоторые были уже изрядно пьяны. Когда вошла Сафия, они уставились на нее, а один громко произнес на франкском языке оскорбительную фразу, которую моя спутница, к счастью, не поняла.

Перегнувшись через стол, я схватил негодяя за бороду — в мусульманских странах это самое страшное оскорбление — и через стол подтащил его поближе к себе. Сгреб с блюда пригоршню жира и сала, дернул бороду вниз и сунул ему все в открытую пасть.

— Заткни свою вонючую помойку, — сказал я, — не то в следующий раз у тебя в глотке застрянет целый баран.

Вытер жирную руку о грудь его рубашки, отпустил бороду и сильно толкнул пьянчугу, так что он опрокинулся через скамейку, задыхаясь и тужась, как при рвоте.

Двое других, раскрасневшиеся от выпитого, стали было подниматься на ноги.

— С госпожой, — сообщил я им, — надлежит обращаться как с госпожой. А если попробуете полезть ко мне, расколю вам черепа, как дыни.

Мы выбрали стол в дальнем конце зала, и я видел, как тот болтун поплелся неверной походкой к дверям, все ещё давясь. Не скоро теперь он отважится трепать языком насчет какой бы то ни было женщины.

Подняв глаза, я увидел, что гансграф смотрит на меня с другого конца зала.

Мы заказали бутылку вина с куском жареной говядины и принялись за еду. Сафия совсем уже выздоровела, если не считать обостренной чувствительности ног, и от долгого пребывания на открытом воздухе у неё был прекрасный аппетит.

Над нашим столом нависла чья-то тень. Это был гансграф.

— Благородный поступок! Этой свинье досталось по заслугам. Далеко ли едете?

Указывая на бутылку, я предложил:

— Благородное вино, гансграф. Не пожелаете ли присоединиться?

— Ну, на минутку, может быть…

Он сел, и меня снова восхитило, до чего же он велик. Весил он, должно быть, раза в полтора больше меня. Одет во все черное: черные штаны в обтяжку, высокие черные сапоги, сверху накинут черный плащ.

— Ты солдат?

— Солдат удачи, — ответил я, — боец, когда необходимо, но в некотором роде также и ученый. Еду на восток, — добавил я, — а госпожа Сафия возвращается домой, в Шираз.

— Неблизкий путь… — Гансграф поджал губу и снова смерил меня оценивающим взглядом: — У тебя есть средства, которые хотелось бы куда-нибудь вложить? Наша компания торговая, товары мы покупаем и продаем сообща, и прибыль делим между собой. Если ты согласишься присоединиться к нам, то сильный человек нам пригодится.

— А я смогу войти в долю в вашей компании?

— Ты будешь одним из нас. И твой меч должен стать нашим. Я считаю, нам понадобятся мечи.

— А куда вы направляетесь?

— Через Памплону в По и в Авиньон. Мы идем на восток, но не напрямую, а от ярмарки к ярмарке…

Так и случилось, что я, который был ученым, географом и, может быть, врачом, превратился теперь в купца.

Купца с мечом.

Бурые холмы разлеглись вдоль узкого тракта, словно спящие львы. Далеко впереди, во главе каравана, ехал «шильдраке» — знаменосец. За ним следовали шестеро вооруженных людей, выбранных в головной отряд за искусство владеть оружием, а затем — сам гансграф.

Караван состоял примерно из пятисот вьючных животных большей частью лошадей и мулов; были в нем также и волы. Когда нагруженные на них тюки будут проданы или перегружены на лошадей, волов съедят. Вьючные животные шли парами, потому что дорога была узкая; по сторонам колонны двигалась вооруженная охрана.

Караван сопровождали четыре женщины, а мужчин насчитывалось шестьдесят два, все — бойцы, закаленные постоянными странствиями и непрестанными вооруженными стычками. Все были пайщиками в деле; в лице Руперта фон Гильдерштерна они имели превосходного начальника, который поддерживал строжайшую дисциплину.

Того, кто нарушал принятые правила, немедленно изгоняли из компании. Товары его выкупали, а самого оставляли одного, где бы ни происходило дело.

В то утро Гильдерштерн стоял, уперев руки в бока, расставив ноги, словно вросшие в землю, и пристально смотрел на меня. Это была его привычная поза, но мне только предстояло это узнать.

— Ты кельт?

— Из Арморики, что в Бретани, вблизи песков Бриньогана.

• Предыдущая
• 46/110
• Следующая