Заарин - Шаманов Алексей - Страница 44

Мужчины стучали, но на стук их никто не реагировал.

— Может, он в огороде? — спросил один из полицейских.

— Да нет его там, мы же посмотрели уже, — ответил другой. — Не слышит, наверно, спит.

— Однако случилось что…

— Всяко бывает…

Один из них толкнул дверь, и она оказалась не заперта, отворилась со скрипом.

— Петрович, ты тут?! — прокричал другой, и, не дождавшись ответа, полицейские вошли в сени.

Хозяина нашли сразу. Он лежал в большой комнате на пороге спальни. В руках его до сих пор была зажата чашка, а на столе стоял электрочайник и ваза с недорогим печеньем.

Спустя минуту старший по званию уже докладывал по телефону в Иркутск, что Николай Петрович Мунхажаев умер ненасильственной смертью, вероятно, от остановки сердца. Впрочем, им все равно велели ничего не предпринимать и ждать следственную группу из областного центра.

В это же время Нина Павловна подошла к стойке регистрации иркутского аэропорта и уверенно протянула паспорт.

— Московский рейс. У меня электронный билет.

Сотрудница наземной службы сверила данные паспорта с записью на мониторе компьютера и улыбнулась дежурно:

— Ваш багаж?

— Я налегке.

Девушка положила на стойку посадочный талон.

— Проходите, пожалуйста…

Борис Григорьевич Хандагуров, шестидесятилетний таллинский бизнесмен средней руки, имел в этой жизни все, что хотел, кроме эстонского гражданства. Впрочем, его он и не добивался. Во-первых, на старости лет учить иностранный язык было ему недосуг, а во-вторых, в суверенной Эстонии оставаться человеком без гражданства оказалось вдруг выгодно. Это положение не ущемляло никаких важных для него прав и обеспечивало как безвизовый въезд в Шенгенскую зону, а значит, практически в любую цивилизованную страну мира, так и долгосрочную визу в Российскую Федерацию, куда Борису Григорьевичу частенько приходилось наведываться по делам бизнеса.

Словом, когда господин Хандагуров видел политизированную шумиху вокруг русских в Балтии, периодически раздуваемую каким-либо из центральных федеральных каналов, он не мог сдержать смех. Никакой дискриминации теперь он не ощущал. В период советской оккупации, действительно, неприязнь присутствовала, но как только множество туристов, в том числе из России, наводнили город, практичные прибалты вспомнили русский, а рубли, нисколько не артачась, принимали наравне с долларом и евро.

Во втором часу по местному времени Борис Григорьевич попал наконец в свой офис в той части центра, что отстроена в сталинский период, но с видом из окна на средневековый старый Таллин.

Перебирая почту, бизнесмен обратил внимание на странное письмо, на котором отсутствовали не только почтовые штампы, но и адрес отправителя, а на месте адреса получателя по-русски были надписаны его имя и фамилия. Все указывало на то, что письмо в стандартном конверте не пришло по почте, а было доставлено каким-то иным способом. Впрочем, опасаться было нечего, это ж все-таки не посылка или бандероль и вряд ли может оказаться начинено тротилом.

Повертев конверт и не обнаружив более ничего примечательного, Борис Григорьевич вскрыл его и извлек на свет божий лист с отпечатанным на принтере русским текстом, прочтя который с усмешкой отбросил его в сторону. Все это походило одновременно на «письмо счастья» и дружеский розыгрыш, довольно неуклюжий, надо заметить.

Послание было подписано адвокатом из Иркутска (подпись разобрать не удалось), и суть его сводилась к тому, что умер Гомбо Хандагуров, дед Бориса Григорьевича по отцовской линии, оставив после себя наследство, оцененное в десять миллионов долларов.

Этого мифического деда в глаза не видел не только Борис Григорьевич, но и его покойный отец. Много лет назад бурятский дедушка, оставив единственное наследство — фамилию, сбежал от бабушки еще до рождения второго своего ребенка. И вот теперь он умер…

Борис Григорьевич расхохотался: сколько лет этому деду — сто? Нет, все сто двадцать! Люди столько не живут!

Странности этим не ограничивались. Адвокат приглашал прямых потомков Гомбо до полудня 15 июня прибыть в город Иркутск, в аэропорту которого их встретят, отсутствующие же по условию покойного выбывали из числа наследников. Подобное непредставимо ни в одной цивилизованной стране!

Борис Григорьевич усмехнулся: кто сказал, что Россия цивилизованная страна, тем паче Сибирь? Там, поди, до сих пор по городам медведи бродят…

Бизнесмен снова взял письмо в руки и перечитал, ожидая найти несообразности либо просьбу о деньгах. Напротив, адвокат писал, что авиабилеты до Иркутска через Москву на всех таллинских Хандагуровых уже заказаны, причем не только на него самого, его брата Виктора Григорьевича и племянника Дмитрия, но и на жену последнего Татьяну, находящуюся на пятом месяце беременности. Адвокат был в курсе и этого, включив не рожденного еще ребенка в число наследников.

Время и номер рейса в распечатке электронного билета были указаны, и, чего уж проще, Борис Григорьевич тут же позвонил в аэропорт. Каково же было его изумление, когда выяснилось, что билет на его имя действительно существует и при регистрации ему необходимо всего лишь предъявить паспорт с российской визой.

Положив трубку, бизнесмен задумался: что происходит? Тратить несколько сотен евро на розыгрыш не в привычке его знакомых. Это глупо, в конце концов! Впрочем, и вся история, изложенная в письме, не менее глупа.

Размышления прервал телефонный звонок племянника, который рассказал, что в их домашний почтовый ящик было брошено точно такое же странное письмо, слово в слово. Дмитрий спрашивал совета, как ему поступить, но дядя и сам этого не знал, а потому распрощался с племянником, пообещав вскоре перезвонить.

В этот самый момент и высветился на экране его мобильника незнакомый российский номер. Звонила девушка, представившаяся помощником адвоката из Иркутска (фамилия была произнесена невнятно). Она озвучила то же, что было в письме, от себя добавив, что десять миллионов — это минимальная сумма, и ожидается, что наследство окажется значительно солиднее. Помощник адвоката заверила, что делами покойного занимается серьезная контора, и пожелала напоследок таллинским Хандагуровым счастливого пути.

Совершенно ошарашенный бизнесмен спустя четверть часа пришел к выводу, что в случае принятия приглашения единственная его возможная потеря — это время, а если все окажется правдой… Сколько у его деда может быть прямых потомков? Ну, пусть десяток или даже два. В любом случае игра стоит свеч…

Борис Григорьевич набрал номер племянника.

— Дима, собирайтесь, — сказал он, — мы летим в Иркутск…

20.20. Остров Ольхон

— Час почти прошел, — сказал Юрий Беликов ольхонскому шаману. — Могу я разжать кулак?

— Боль чувствуете?

— Нет.

— Очень хорошо, надеюсь, все получилось.

Следователь осторожно разжал пальцы и, взглянув на ладонь, не сдержал удивленного возгласа:

— Так не бывает!

От ожога не осталось и следа. Джина подошла и потрогала гладкую кожу.

— Ни капельки не больно?

— Нет, — улыбнулся следователь.

Именно в этот момент ему позвонили и сообщили о смерти Николая Петровича Мунхажаева, единственного потомка Пятнистого Волка, о чем капитан юстиции сразу же и рассказал остальным:

— Предполагаемая причина смерти — остановка сердца. В Усть-Орду уже выехала следственная группа из Иркутска.

— Вы считаете эту смерть случайным совпадением? — спросил Есько.

— Уже нет, — ответил следователь.

Он не то чтобы до конца поверил «аномальщику» и шаману, но по опыту знал: если совпадения следуют одно за другим, они переходят в разряд правил, и с ними невозможно не считаться. Он решил прислушаться к их антинаучным советам. Довольно уже смертей, хватит! Впрочем, он к ним уже и прислушался, иначе зачем бы приехал на Ольхон?