Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 10

Через несколько дней в полк прибыли унтеры и способные казаки, поступило для обмундирования сукно, кожа для седел, ремни на сбрую. Вскоре пригнали и лошадей, не ходивших под седлом, норовистых и злых.

Полк Платова тоже находился вблизи Чугуева, в соседнем с Альбевским селом, полковник почти каждый день бывал у новобранцев, помогал во всем Денисову. К весне новодонцы лихо скакали, владели оружием как заправские казаки, умели дружно ходить в атаку и нападать, действовать в рассыпном строю. Платов строго следил, чтоб в обучении соблюдались суворовские правила, и повторял их:

— В нападении конница врубается прежде и ведет за собой пехоту. И везде строй! Неприятеля и его укрепления никак не бояться! Казак в битве неустрашим! Сам бог сделал его изворотливым, а потому он везде пролезет, как бы ни тщился неприятель его сдержать.

Как-то он устроил полку смотр. Проверил каждую сотню. Потом приказал пройти с песней. Все было бы хорошо, да подвел запевала одной сотни. Затянул разухабистое:

Сотня в единый голос подхватила:

— Что это за песня? — нахмурился полковник. — Всякая песня должна смысл иметь да пробуждать человечью душу. А эта так себе: ни богу, ни черту! Запрещаю ее!

В общем полком остался доволен, поблагодарил казаков за службу, Денисову пообещал очередной чин. А через день он вызвал командира полка и, не глядя в глаза, сказал:

— Сдай, Денисов, полк Иловайскому.

— Как, сдать? Почему, ваше превосходительство?

— Я тут ни при чем, Андриан. Так повелел светлейший, князь Потемкин.

Денисова чуть удар не хватил. Платов понял его состояние, посочувствовал:

— Буду у Александра Васильевича, пожалуюсь да попрошу тебе помочь. Моей власти мало.

Матвей Иванович сдержал слово, рассказал Суворову. Тот выслушал, покачал головой:

— Светлейшего сразу не убедишь. Наверняка он решил насолить его дяде — генералу. Уж зело не любит он Денисовых… Ну, да попытаюсь помочь.

Недели через две, возвратясь от Суворова, Платов приказал Денисову:

— Принимай, Андриан, полк. Правда, не свой, другой, но полк есть полк. И готовь его к ратному делу. Желаю удачи!..

Спустя десять лет судьба сведет генерала Денисова с генералиссимусом Суворовым в Итальянском и Швейцарском походах. Отблагодарит Андриан Карпович великого полководца спасением жизни: на руках вынесет из-под обстрела, с того самого места, куда минуту спустя угодит неприятельское ядро.

По весне возглавляемые Платовым полки направились к Очакову. В авангарде колонны шел полк Денисова. Поход был долгим, продолжался почти две недели, и ни один день не обходился без учений: то вдруг откуда-то появлялся невидимый неприятель и его отражали, то казаки сами обрушивались лавой на незримого врага, а однажды Платов поднял среди ночи уставших людей и повел их в атаку в пешем строю с дротиками. Потом объяснил:

— Казак должен действовать не только верхом, но и пеши и уметь владеть укороченной пикой не хуже, чем саблей.

А за два перехода до турецкой крепости Очаков удалось проверить полки в настоящем деле. Под утро, когда войска еще располагались лагерем и готовились к выходу, прискакал казак:

— Турки! Тьма их тьмущая! Никак нам не одолеть!

Нападения ожидали еще с вечера, и дородный Пален, начальник всей колонны, предупредил тогда Платова:

— В пекло без моей команды не лезь, сомнут! Без главных сил тут не обойтись.

Турок действительно было намного более казачьего авангарда. Однако у Матвея Ивановича возник свой план. Он словно забыл предупреждение начальника. Приказал полкам отступать. И увлек за собой часть неприятельской кавалерии. А когда турки оторвались от главных сил, Платов повернул полки и ударил по неприятелю в дротики. Не ожидавшие такого, турки не смогли оказать сопротивления и были жестоко биты.

Преследуя неприятеля, платовский отряд достиг крепости Очаков, у которой уже находились русские войска.

Очаковская крепость являлась опорным пунктом турецких владений на Черноморском побережье. Она была построена в незапамятные времена, Кара-Керман называли ее турки, что означало Черная крепость. Возвышаясь на высоком берегу Днепровского лимана, она надежно охраняла вход в него. С юго-востока тонкой стрелой тянулась к крепости Кинбурнская коса. На ней располагались русские войска, крепость и орудия преграждали турецким кораблям путь в Днепр.

1 октября 1787 года под прикрытием артиллерийского огня на Кинбурнскую косу высадился турецкий десант. Примчавшийся в крепость гонец застал Суворова в походной церкви.

— Ваше превосходительство, там турки! Наши едва их сдерживают!

— Все ли они высадились?

— Никак нет! Половина еще в море!

— Пусть все вылезут, — продолжал молиться Суворов.

Вслед за казаком явился генерал-майор Рек, начальник Кинбурнского гарнизона.

— Я домолюсь, а ты тем часом посылай за подкреплением, — приказал Суворов, продолжая отбивать поклоны. — Да сам к месту сражения несись. Я подоспею позже.

Полководец в единое мгновение оценил обстановку и принял решение. Смысл его состоял в том, чтобы десант не только столкнуть с косы в море, но уничтожить его, используя выгодность положения русских войск.

Сражение продолжалось почти девять часов. Был тяжело ранен отважный генерал Рек, дважды пулей в руку и картечью в бок ранен Суворов. Плечом к плечу с солдатами пехотных полков сражались три казачьих: Орлова, Исаева, Иловайского. В решительный момент казаки внезапно атаковали неприятеля с фланга, врубились в боевой порядок и нанесли серьезное поражение. Турецкий десант был разгромлен окончательно. Из пятитысячного отряда уцелело едва семьсот человек. Среди погибших был начальник десанта бесшабашный Эюбага. А осада Очаковской крепости продолжалась. Хотя светлейший князь Потемкин и был наиглавнейшим среди военных, однако он не был полководцем: не решался взять на себя дело штурма. Не раз Суворов уговаривал его проявить решительность.

— Сия крепость, что зуб негодный, которому одно лечение — долой!

— Солдатская кровь не водица, она дороже всего, а Очаков возьмем измором. И противу Швеции силы нужно приберечь, — отвечал Потемкин.

В июне шведское правительство, опасаясь усиления влияния России в Балтийском море, объявило ей войну.

— Осада погубит людей более, чем штурм, — настаивал Суворов.

Вопреки желанию главнокомандующего он 27 июля предпринял попытку ворваться в крепость.

Было так. Используя внезапность, турки сделали против русских войск вылазку. Находившийся поблизости Суворов во главе пехотного батальона и казаков не только отразил нападение, но и пустился в преследование. Солдаты и казаки были уже у ворот, стоило лишь усилить натиск, чтобы преодолеть сопротивление врага и ворваться в крепость, но от Потемкина последовал строгий — третий по счету — ордер: прекратить бой и отступить. К тому же турецкая пуля угодила в шею генерала. Обливаясь кровью, Суворов вынужден был дать команду отступать.

Взбешенный Потемкин распорядился отправить Суворова в Кинбурн, подалее от Очакова, чтобы более он не мог поступить вопреки его воле.

Подошла зима, в тот год суровая и снежная, с ветрами и метелями. Солдаты и казаки укрывались в землянках, утеплив их камышом. Камыш же служил и топливом, благо его на лимане было в избытке. Подвоз продуктов и фуража осложнялся. Люди бедствовали. Начались болезни. От бескормицы падали казачьи кони.

Но главнокомандующий все же не решался на штурм, надеялся на здравомыслие сераскера. А тут проползли слухи, будто к крепости должна подойти главная турецкая армия и что подступы к ее стенам заминированы французскими минами.

Но были и не только слухи. В конце октября корабли доставили в крепость продовольствие и полторы тысячи янычар. В ней теперь находилось тринадцать с половиной тысяч солдат и триста пятьдесят орудий. Командовал гарнизоном опытный сераскер трехбунчужный Хусейн-паша.