Ситка - Ламур Луис - Страница 31

• Предыдущая
• 31/59
• Следующая

Жан сменил у штурвала Ларсена, и, когда шхуна понеслась, он переложил руль и направил ее в канал, ведущий в Залив Браконьеров. За ними вновь нетерпеливо бухнула пушка. Стоя у штурвала, Жан наблюдал за береговой линией и вдруг заметил разбитую молнией сосну, о которой ему в свое время рассказывали. Тщательно отсчитывая время, ровно через три минуты он переложил руль и «Сасквиханна» скользнула между подводным рифом и скалой, пока не получившей названия. Затем она оказалась в проливе, где шла со скоростью более восьми узлов.

— Если доберемся до выхода в море быстрее русского корабля, мы спасены, — сказал он Колю.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — с беспокойством ответил Коль. — Здесь опасные воды.

— Знаю.

Жан надеялся, что информация, хранящаяся в маленькой черной книжечке его не подведет. Но риск, тем не менее, оставался. «Сасквиханну» надежно укрывали береговые холмы с мрачной стеной девственного леса, не тронутого ни человеком, ни огнем. Перед ними лежал выход из канала; здесь, даже если Жану удастся удачно развернуться, шхуну поджидало множество опасностей...

Лабарж оглянулся назад. Ничего... Несмотря на холодный ветер, на лбу у него выступил пот. Если они окажутся в тупике, тогда не останется ни одного шанса на спасение, потому что Зинновий может спокойно встать на якорь и не спеша расстрелять их из пушек, причем сделать это с величайшим удовольствием.

Он стоял, расставив ноги, чтобы компенсировать качку, и ждал своего часа. Море испещрили белые шапки пены, с гор сходили ледяные потоки воздуха. Все молчали, пока Ларсен, бросив взгляд через плечо, не сказал:

— По-моему, получилось.

Жан моментально передал ему штурвал. Он прошел к носу, оглядывая море и метки на утесах. Они ушли недалеко от русского сторожевого судна, и если «Лена» продолжала преследовать их, она сейчас должна входить в канал.

— Курс на остров, — указал он. — Если скроемся за ним, русские нас не найдут.

Коль стоял на корме с биноклем и с тревогой наблюдал за приближающимся проходом между островом Аннетты и подводным рифом, но патрульного корабля там не было. Темно-зеленые берега острова были теперь совсем рядом, и Жан различал даже ветки деревьев. В скалах посверкивали прожилки кварца, в самом конце росли несколько искореженных ветром сосен.

Коль неожиданно выкрикнул: — «Лена» за кормой, кэп! Она приближается!

— Думаешь, она видела нас?

— Сомневаюсь. Если они нас не видели, им придется обыскивать другие заливы, прежде чем они примутся за этот.

— Зинновий знает, что я не люблю ждать. Он пойдет прямо сюда.

Жан обвел шхуну вокруг зарослей бурых водорослей, надеясь, что с «Лены» их не заметили. Впереди появилась полоска темной воды, и он направил «Сасквиханну» к ней, бормоча неслышные молитвы, чтобы проход оказалась таким же глубоким, каким выглядел. Шхуна скользнула по этой полоске в нескольких ярдах от обоих берегов, затем повернула в узкий пролив Тонгасс Нэрроуз, разделяющий острова Пеннлок и Гравина. Перед ними лежало тринадцать миль чистой воды, а высота Пеннока была более трехсот футов, и остров мог бы послужить удачным прикрытием для шхуны. Даже если Зинновий догадался об их маневрах, оставался шанс, что «Сасквиханна», прежде чем ее заметят, успеет добраться до канала Бема.

Над истерзанными грозами хребтами опускались темные громады облаков, и серое, нахмуренное море лизало узкие песчаные пляжи и голые, черные скалы. Это была сильная земля, хорошая земля, нетронутая на протяжении тысяч лет. Справа над водой мелькнула черная, скалистая, блестящая арка, похожая на прыгающего дельфина, а коричневые полосы водорослей несли молчаливое предупреждение о скрывающихся в море подводных камнях.

Открылся пролив Тонгасс Нэрроуз, и огромный Пеннлок остался позади. Коль остановился у трапа, ведущего на нижнюю палубу, и потер шею. Ему очень не хотелось оставлять командира, но он знал, что скоро понадобятся свежие, отдохнувшие люди. Он спустился в каюту, упал на койку и заснул, как только голова коснулась подушки.

Вахтенным офицером стоял Данкан Поуп, второй помощник с грустным лицом. Это был неряшливо выглядевший человек, у которого косил один глаз, но Жан давно знал, что худощавый, почти тощий Данкан был способным офицером, он мог выносить огромные перегрузки: голод, холод и долгие утомительные часы вахты. Поуп надеялся только на себя. Он не любил русских. Он не любил головорезов из Сидней-тауна. Ему из принципа не нравилось большинство капитанов кораблей, нравилось Данкану очень немногое, не считая работы: он с удовольствием читал Библию и участвовал в драках.

Лабарж почти не обратид внимания, что на вахту заступил Поуп. Он наблюдал, как перед «Сасквиханной» открывался пролив Нэрроуз, он думал, что скоро придется огибать Ревилладжиджедо, где, как сообщала собранная им информация, существовал проход в открытое море. Жан ставил на эту карту все, рассчитывая, что Зинновий продолжит преследование. Если Жану будет везти по-прежнему, он пройдет на небольшом расстоянии от того места, где ждал патрульный корабль, а «Лена» потеряется в лабиринте островов, проливов и каналов между островами.

Через полтора часа, не обнаружив преследования, шхуна повернула и направилась на север. Перед ней высился поросший лесом округлый остров с желтым утесом, который, судя по карте Жана, должен быть Татушем. «Сасквиханна» держалась близко к острову, чтобы слиться с ним в случае, если кто-то наблюдал за морем.

Лабарж вдруг подумал о болоте, где мальчуганом прятался от чужих глаз. А затем вспомнил Роба, и их юношеские мечты о приключениях.

— Роб, — сказал он тихо, — тебе сегодня надо было бы стоять со мной. Тебе бы понравилось это приключение, я знаю, что понравилось.

Поздним вечером Елена стояла на террасе замка. Вот уже двое суток не было известий от «Лены», узнать какие-либо новости со сторожевого судна означало узнать новости о «Сасквиханне». Последнее послание, доставленное на каноэ, гласило, что «Сасквиханну» обнаружили и ее задержание последует в ближайшее время.

Новости в Ситке принимали по-разному. Несмотря на то, что американцы были иностранцами, они привезли в Ситку зерно, и их бедственное положение вызвало у многих симпатию. Барона Зинновия уже не любили, а тот факт, что он конфисковал пшеницу, не прибавило ему друзей.

Зерно было бы навсегда потеряно для города, если бы не неожиданно твердое вмешательство графа Ротчева, который запретил конфискацию и взял дело в свои руки. Рудаков, в большинстве случаев ухитрявшийся сидеть на двух стульях, поддержал графа, во-первых, из-за необходимости снабжения города хлебом, и во-вторых, потому что Ротчев представлял власть.

Слова графа повторялись по всему поселению. «Боюсь, барон Зинновий, — сказал тот сердито, — вы превысили ваши полномочия. Ваша задача — защищать русскую торговлю и русских торговцев, а не навязывать свои спорные решения по вопросам, вас не касающимся. Должен указать вам, милостивый государь, на обязанность заниматься своими служебными делами, и не вмешиваться в дела городский властей.»

Елена, присутствовавшая при этом, вдруг почевствовала неистовую гордость за своего мужа. Барон стоял по стойке смирно, устремив глаза в одну точку перед собой, он буквально трясся от сдерживаемой ярости. Он отдал честь, четко повернулся через левое плечо и вышел из комнаты, стуча каблуками по твердому полу. Тем не менее, все знали, что это лишь единственная битва в долгой кампании, и ее исход далеко не решен.

Елена понимала, что в поиске американского корабля было нечто большее, чем личная неприязнь Зинновия к Жану Лабаржу. Если «Сасквиханну» захватят с грузом мехов, Зинновий мог утверждать, что торговля велась при тайном попустительстве Ротчева, и велась нелегально. Более чем когда-нибудь она осознавала всю опасность их положения, поскольку если бы Рудаков не поддержал мужа, Зинновий мог предпринять решительные меры, чтобы освободиться от всякого вмешательства, а приказы не имели никакого значения, если их нельзя подкрепить силой.

• Предыдущая
• 31/59
• Следующая