Ситка - Ламур Луис - Страница 44

• Предыдущая
• 44/59
• Следующая

Под серым небом серую воду рябил холодный ветер. Голые мачты шхуны, голые крыши домов, голые берега — унылый вид не согревал взгляд. На палубе Жан Лабарж, все еще бледный от потери крови, стоял, ожидая, пока в лодку загрузят багаж.

— Отвези меха в Кантон, — посоветовал он Колю. — У тебя не полный груз, но меха отличные, и ты должен неплохо заработать. Затем возвращайся в Сан-Франциско и доложи Хатчинсу. Теперь ты капитан.

— А ты?

— Буду действовать по обстоятельствам. Когда привезу Великую княгиню Гагарину в Санкт Петербург, вот тогда и буду строить планы. Могу вернуться этим путем, могу поехать через Атлантику и восточное побережье.

Колю все это не нравилось. Он так и сказал.

— Прошу прощения у леди, но, капитан, на русских нельзя полагаться. Это подозрительный народ, а у барона Зинновия здесь много друзей на берегу. Если он сам не отправится за вами, то пошлет корабль с приказом о твоем аресте.

— Об этом я позабочусь, когда подойдет время, — сказала Елена. — Полагаю, мы справимся и с бароном Зинновием.

— Надеюсь, так оно и будет, — мрачно произнес Коль. Лучше возьми с собой Бойара, капитан. Он будет рад приехать в Польшу и знает все эти края.

Лабарж взглянул на Бойара.

— Хочешь поехать с нами?

— Если можно... да.

— Поднимай свои вещи на палубу, и побыстрее.

На серых склонах за городом и на затененных сторонах домов рядом с причалом пятнами лежал снег. Ставший вдруг благородным Данкан Поуп помог Елене спуститься в лодку. Его обычно кислое лицо выражало крайнюю степень страдания, он с трудом подыскивал слова.

— Я... я никогда раньше не знал Великую княгиню, — наконец удалось произнести ему, — и... и вы ведете себя, как Великая княгиня.

Она подарила ему очаровательную улыбку.

— Спасибо вам, мистер Поуп! Большое вам спасибо!

Прощаться собралась вся команда. Один за одним они кивали ей, и только Бен Турк оказался более воспитанным и пробормотал что-то неразборчивое.

— Береги ребят, Барни, — сказал Колю Лабарж, — и «Сасквиханну». И еще: на моем письменном столе лежит письмо для Роберта Уокера. Отправь его, ладно?

Море немного штормило, но моряки налегли на весла, и шлюпка пошла к берегу. Гэнт, командовавший шлюпкой, поглядел на Бойара.

— Будь осторожен, приятель. Не забывай, что ты поляк.

— Здесь мне лучше забыть об этом, — сухо сказал Бойар.

Жан Лабарж обернулся и посмотрел на «Сасквиханну», испытав тот же восторг, как и в первый раз, когда увидел ее в заливе Сан-Франциско.

На берегу не было ничего примечательного: графитно-серая полоса побережья с пятнами снега и побитые непогодой дома. Это был Охотск, он находился на побережьи Сибири — в самом конце света. Их ожидало путешествие в Санкт Петербург длиной более пяти тысяч миль и большая часть этого пути изобиловала опасностями.

Днище шлюпки заскрежетало по береговой гальке, из нее выскочил моряк и подтянул шлюпку повыше. Жан выпрыгнул на серый песок и помог выйти Елене.

Он повернулся к команде и пожал всем руки.

— Возвращайтесь на борт, ребята, и позаботьтесь о моей шхуне.

За прибытием наблюдали несколько человек, завернутые в бесформенную одежду, однако никто к ним не подошел. Когда шлюпка ушла, оставив на берегу троих человек, местные разошлись, явно решив, что интересоваться больше нечем. Взяв Елену под руку, Жан направился вверх по берегу, к грязной улице, по обеим сторонам которой стояли поблекшие дома из некрашеной древесины или из бревен, все как один — унылые и непривлекательные. Не чувствовалось ни теплоты, ни гостеприимства.

У Елены были документы, которые она часто использовала, путешествуя инкогнито. Эти документы были выписаны на Елену Мирову, гувернантку из Санкт Петербурга. У нее были и собственные документы, но, как она объяснила Жану:

— Никто не поверит, что племянница царя может путешествовать без свиты или багажа. Власти наверняка задержат нас для расследования, а оно может длиться месяцами и привести к массе неприятностей. И оно наверняка привлечет внимание всех союзников барона.

— Тогда вы должны пользоваться другими документами.

— Жан, — Елена посмотрела на него, — есть еще одна возможность избежать пристального внимания. По-моему, будет лучше, если все поверят, что я — ваша жена. Мы недавно поженились, и это объяснит разные фамилии в документах. В таком случае будет меньше вопросов.

— Я согласен с мадам, — сказал Бойар. — И если мадам не станет просить у властей вооруженный экскорт, я предложил бы двинуться в путь как можно скорее.

На противоположной стороне улицы на некотором расстоянии остановился человек квадратного сложения в тяжелой серой шинели и принялся наблюдать за ними. Бойар тревожно взглянул на него, затем поднял чемоданы и торопливо направился дальше по улице. Человек в шинели бесстрастно смотрел на них, пока все трое не вошли на почту.

Бойар подождал у двери и увидел, что наблюдавший перешел улицу и скрылся в здании управления полиции. Бойар оглядел голую, неудобную комнату, в которой они стояли. За конторкой никого не было, как и во всей комнате.

— Подождите здесь, — сказал он, выскользнул в дверь и крадучись пошел по улице.

Медленно текло время. Пламя в чугунной печке почти не давало тепла. Они молча глядели друг на друга. Первый раз в жизни Жан почувствовал себя неуверенно. Он здесь столького не понимал. Дрожа в застылом холоде почты, они ждали, чтобы кто-нибудь пришел. Прошло полчаса прежде чем Бойар вдруг открыл дверь и поманил их.

— Пошли быстрей, — позвал он. — Мы уезжаем немедленно!

Бойар поднял их чемоданы и направился к двери. Он прошел по улице несколько шагов, затем свернул в мрачный переулок и подошел к низкому сараю, где человек пристегивал трех лошадей к странного вида экипажу.

— Они вольные, — тихо объяснил Бойар. — Это свободные лошади, не приписанные к почтовой системе. Кучер — местный крестьянин, который хочет подработать.

Экипаж оказался тарантасом — тяжелой, в форме лодки повозкой на четырех колесах с массивной крышей, которая в непогоду могла закрываться. Тарантас был подвешен на двух продольных осях, соединенных с передней и задней осью и служивших своего рода рессорами на вечно плохих дорогах России. Обычно путешественник укладывал багаж на дно, укрывал его соломой, а солому — одеялами и шкурами. Затем садился сам, облокачиваясь спиной о подушки. Кучер сидел спереди и с помощью четырех вожжей правил тремя лошадьми.

Они наскоро уложили багаж, а Бойар принес из дома несколько одеял и медвежью полость с запашком. Забравшись в повозку, они разложили одеяла, затем Бойар залез на сидение рядом с кучером, тот собрал вожжи и крикнул: — Ну, родные!

Застоявшиеся лошади рванули с места. Когда они выехали на улицу, полицейский чин, которого они видели раньше, незаинтересованно глянул в их сторону и вошел в помещение почты. Затем полицейский немедленно выскочил и закричал им вслед.

Бойар заметил это, а кучер — нет. Бойар поднял палец к губам. Звенела упряжь, стучали колеса на ухабах, звенели колокольчики в дугах над спинами лошадей — естественно, кучер ничего не услышал.

Выехав на дорогу, кучер подстегнул лошадей. Их копыта выбивали четкий ритм на полузамерзшей дороге, они неслись по пустой земле в никуда. Однако пустая, открытая земля расстилалась не намного миль. Дальше лежала тайга — самый большой в мире хвойный лес — дикая, одинокая местность, покрытая лесами и болотами, где жили крестьяне и ссыльные, сбежавшие осужденные и преступники.

Эта дорога была знаменитым трактом, ведущим из Сибири в Пермь, где начиналась собственно Россия. Путешествия на почтовых перекладных были легкими, хотя путешественников нередко останавливала полиция. Все, что требовалось для проезда по почтовой дороге была подорожная — документ на лошадей. Можно было всю дорогу проехать в одной и той же повозке — меняли только лошадей. Путешествие на «вольных», однако, часто было надежнее и быстрее, потому что крестьне лучше ухаживали за своими лошадьми.

• Предыдущая
• 44/59
• Следующая