Там, на сухой стороне - Ламур Луис - Страница 22

• Предыдущая
• 22/35
• Следующая

— Знаешь, что говорят? — вдруг спросила она. — У нас некоторое время работал метис навахо, так вот он утверждал, что там, наверху, есть города-призраки: дома, ограды, комнаты, а кругом пусто и тихо.

Оуэн поднял глаза к огромному плоскогорью.

— Может быть, — сказал он, — хотя там обживались реже, чем в наших горах.

— Зависит от того, что вы ищете, — возразил старик. — Если вы на землях диких индейцев, вроде апачей или навахо, тогда, наверное, стоит подумать о местах, которые можно защитить.

Оуэн Чантри промолчал. Он думал совсем о другом и теперь остановил коня на краю невысокого уступа, откуда открывался широкий вид на запад.

Вдалеке поднималась к небу тонкая струйка дыма. Чантри тихо выругался.

Марни встревоженно спросила:

— В чем дело, Чантри?

— Они подожгли ранчо, — ответил он и указал туда. — Оно горит… или горело.

— Что же с Карноганами? — спросила она, охваченная внезапной тревогой.

— Не знаю, — сказал он. — Я просто не знаю.

Отец как раз запрягал, когда я увидел, как они подъезжают. Он уже застегивал упряжь, когда я заметил пыль на дороге и закричал:

— Па! Банда Моуэтта!

Признаться, никогда не видел, чтобы он действовал быстрее или более решительно. Я даже не подозревал, что он на такое способен. Он казался мне обычным человеком, и когда я думал о героях, то отца в их число не включал. Но тут он не терял времени даром.

Мой конь был уже оседлан, потому что я собирался отправится в холмы. Отец обернул меня куском ткани так, что я стал похож на мумию. Он сказал, что так ребра срастаются быстрее и я буду чувствовать себя лучше.

Стало быть, конь был готов, винтовка и патроны тоже. И запас провизии.

А когда отец увидел это облако пыли, он рванул к дому. Я кинулся было за ним, но он заорал через плечо, чтобы я выпускал скот. У нас были коровы — одна молочная и несколько мясных, и я тут же разбросал жерди корраля и разогнал их так, что они трусцой побежали по лугу.

Отец выбежал из дому с одеждой и с припасами. Как я потом понял, он давно предвидел подобную ситуацию и знал, что надо брать с собой. Он побежал к лошадям.

— Па! — закричал я. — А что с домом?

— Когда мы приехали сюда, у нас не было дома, сынок. У нас был наш скарб и скот. Так что вперед!

И мы рванули.

По тому, как скакал отец, я уяснил, что он не станет бежать без оглядки, у него был план. И скоро я его понял.

Он направлялся прямо в Затерянный каньон.

Иногда, время от времени, мы выбирали тропу и ее исследовали. Еще до того, как здесь остановиться, мы проезжали множество больших и маленьких рощ, и отец все время прикидывал, как, в случае чего, лучше замести следы.

Там, где мы спустились в каньон, он был не больше пятнадцати сотен футов от края до края, но не меньше пятисот футов глубиной. Склоны от кромки до дна поросли густым лесом. Это было хорошее укрытие.

Времени мы зря не теряли. Отец доскакал до края каньона и скрылся из виду. Когда я подъехал ближе, то увидел, что его лошадь спускается по такой крутой тропе, что дух захватывает.

Я смело ехал за отцом — мне не хотелось, чтобы он подумал, что я испугался, но к тому времени, как мы проскользили сотню футов, я пожалел, что родился на свет.

Мы выбрались на дно каньона рядом с проносящимся по нему ручьем — по моему мнению, в этом ручье должна водитъся лучшая в мире форель, а у меня — ни удочки, ни времени, чтобы посидеть здесь с нею.

Время от времени отец, не говоря ни слова, уходил разведывать окрестности. Видно, он здесь уже побывал, потому что быстро провел меня к месту, где излучина ручья высекла в камне утеса что-то вроде впадины, закрытой лесом. Падавшие деревья создали там естественный корраль, здесь мы оставили наш скот. Отец спешился.

— Оставайся здесь, Доби. Мне надо кое-что сделать наверху.

— Ты хочешь вернуться?

— Они не сожгут ранчо, не узнав, что я этого не одобряю, — ответил он. — Я просто пару раз выстрелю и опять спущусь.

— Я пойду с тобой.

— Вот что, сынок, ты останешься с животными. Я не для того растил тебя с пеленок, чтобы тебя однажды подстрелил какой-нибудь бандит. Сиди здесь и жди меня; а когда я вернусь, мы сообразим, что делать.

— Знаешь, па, если ты растил меня для того, чтобы я сидел и смотрел, как мой отец один идет в драку, то ты точно потерял время зря. Я иду с тобой.

Мы пошли вместе, и я никогда не чувствовал себя ближе к нему, чем тогда. Мы выбрались из каньона и рощей помчались обратно к ранчо. Шайка Моуэтта кружила вокруг дома. Они кричали и стреляли.

Из трубы шел дым, и я понял: они не знают, что мы убежали. Для хорошего выстрела было чересчур далеко, но если они рванут за нами, то нужно успеть добраться до каньона. Поэтому отец улегся в камнях, долго прицеливался и наконец медленно нажал спуск. Старая винтовка в его руках дернулась, и одна из лошадей встала на дыбы, словно ее что-то ужалило; всадник покатился на землю. А потом они разбежались во все стороны так, что только пятки сверкали.

Но я успел-таки сказать свое слово. Я долго целился в крупного мужика с белыми подтяжками, держа мушку чуть ниже того места, где они перекрещивались, и осторожно сгибал указательный палец, пока не прогремел выстрел.

Я не убил его, но ранил. Дал понять, что в него стреляют. Однако они не уехали далеко. Один из шайки поджег факел и бросил его на крышу дома. Факел скатился.

Мы с отцом открыли огонь и слегка их побеспокоили, но через несколько выстрелов они поняли, что палят не из дома, развернулись и понеслись к нам.

Зрелище, скажу я вам, было потрясающее.

Бандитов было человек четырнадцать — пятнадцать, у всех прекрасные лошади, и они летели на нас, словно отряд наступающей кавалерии. Внушительное зрелище. Красивее я не видал и теперь восхищался, глядя на них в прицел винтовки. На этот раз ошибки быть не могло: после моего выстрела один из бандитов вскинул руки, грохнулся на землю, несколько раз перевернулся и так и остался лежать. Отец тоже выстрелил и только потом сказал:

— Пора уходить, сынок.

И мы ушли.

Скажу больше: мы убежали. Отец, оказывается, хорошо умел бегать. Мы неслись во всю прыть, когда услыхали сзади крик.

Они заметили нас.

— Стой, сын, — сказал отец.

Он упал за бревно и выстрелил, прежде чем коснуться земли. Я на секунду опоздал и стрелял, укрывшись за толстым деревом.

Они подожгли дом. Мы видели, как в небо поднимается дым.

Всадники стали брать нас в кольцо, и мы опять рванули к каньону. Перевалили через край и повалились на землю, пули поднимали вокруг нас фонтанчики пыли. Мы отстреливались.

Бандиты ушли в лес вправо и влево от нас. Я стал перезаряжать винтовку и взглянул на отца. Вся его рубашка была в крови, а лицо стало бледным как полотно. Я испугался.

Я подполз к нему и взвалил его на плечи и с обеими винтовками кое-как, с горем пополам, спустился на дно каньона. Нельзя было так обращаться с раненым, но выбора у меня не было. Я затащил его в наш новый корраль, обмыл лицо и попытался снять с отца рубашку.

Я снял верхнюю рубашку, и нижнюю тоже, обнажив его грудь, и увидел входное отверстие. Пуля раскрошила плечевую кость, порвала мышцы и застряла, не дойдя до позвоночника. Там она выпирала синеватым бугром, и я решил, что лучшее, что смогу сделать, — это вытащить ее оттуда. Вынул свой нож, надрезал кожу, и пуля сама выскочила в подставленную ладонь.

Он потерял много крови. Он потерял чертову уйму крови, но рана не казалась мне смертельной, хоть я и мало что в них понимал. Надо было что-то делать, поэтому я замотал рану обрывками его нижней рубахи, немного его обмыл и уложил на землю.

Боль от раздробленной кости, наверное, вызвала шок, потому что он где-то по дороге потерял сознание.

Я взял его винтовку, перезарядил ее и стал ждать банду Моуэтта. Но никто из них так и не появился. Я приготовиться перебить чуть ли не всю шайку, однако они не пришли.

• Предыдущая
• 22/35
• Следующая