Темный каньон - Ламур Луис - Страница 3

• Предыдущая
• 3/27
• Следующая

— Райли, — начал он, — выслушай меня. У тебя в сумке спрятаны примерно шесть тысяч долларов… — Гейлорд ничего не сказал, но Вивер с удивлением отметил, как он вынул из воды правую руку. Малыш насторожился, и Виверу это понравилось. Он не любил самоуверенных юнцов и всегда предпочитал иметь дело со спокойными, осторожными и честными людьми. — Джиму около сорока. Пэрришу и мне — чуть меньше. Кио — тридцать два. Мы давно занимаемся незаконным промыслом, но это ровным счетом ничего нам не дало. И мы так и останемся нищими изгоями, когда состаримся и не сможем ездить верхом. — Райли ничего не ответил и начал выжимать рубашку. — Такая жизнь не принесет ничего хорошего. Джим Колберн умный, осторожный человек… И пока нам сопутствует удача. Но поверь, Джим тоже… боится!

— Джим? Он ничего не боится.

— Да, конечно, он не боится, но опасается неожиданностей. Нам слишком долго везет. Мы всегда хорошо готовимся, изучаем обстановку, но нельзя предусмотреть все. Ты засекаешь время, когда открывается банк и приходят служащие. Большинство людей верны привычке, действуют по устоявшейся традиции. Ну, а если человек что-нибудь забыл? Он забыл что-то сказать банкиру или ему понадобилась часть денег, которые он положил в банк. Он может вернуться.

Или, скажем, останавливаешь дилижанс. Предполагается, что на дороге больше никого нет. И вдруг из рейда возвращается военный патруль, или в дилижансе оказывается опытный стрелок. Неожиданность нельзя предусмотреть, Малыш, а она всегда может случиться. Да, до сих пор нам везло, и это само по себе уже предупреждение. Вот Джим и боится, и я тоже.

— К чему весь этот разговор?

— Речь о тебе, Райли! Оставь, пока не поздно, этот промысел. — Вивер подошел к своей седельной сумке, вытащил мешочек и бросил его Райли. — Там тысяча. Возьми ее, добавь к своим и купи несколько коров.

— Хочешь от меня избавиться?

— Угу! — Вивер тщательно втаптывал сигарету в песок, пока не загасил ее. — Ты не создан для грабежей и налетов, Малыш. Ты не любишь убивать, и это хорошо. Ты стреляешь, чтобы испугать, и прекрасно! Ограбь банк — будешь иметь дело только с законом, убьешь человека — его друзья станут преследовать тебя до конца жизни. Когда-нибудь мы попадем в переплет, и тебе придется убивать.

— Я сделаю то, что потребуется.

— Тебе пришлось убить несколько человек, но тогда ты был прав. Убивать вместе с нами — совсем другое дело. Совсем другое и с точки зрения закона. Ты сам скоро поймешь.

— А что скажет Джим?

— Он любит тебя… Любит как сына. Мы все будем рады, правда, Райли.

— Я не могу взять твои деньги.

— А я тебе их даю не просто так. Придет день, когда я не смогу взобраться на коня, тогда приползу к тебе и ты отведешь мне уголок в хижине на твоей земле и дашь кусок мяса.

Они вернулись к костру. По тому, как на них смотрели другие, Райли понял, что они ждут результатов разговора.

Колберн бросил Райли тугой мешочек.

— Там три тысячи, Малыш. Мы все участвуем. Это тебе на обзаведение.

Гейлорд подкинул на руке мешочек, потом поднял глаза.

— Это, правда, замечательно, просто здорово… Как и отец, я всегда мечтал о своей земле!

— Только вот что, Райли, — посоветовал Колберн, — там где поселишься, обязательно подай официальную заявку на воду, на всю воду, которую сумеешь найти. Поверь мне, размер и ценность ранчо зависит от запасов воды. Если бычок слишком долго добирается до ручья, где можно напиться, он теряет в весе.

— Ну ладно, — улыбнулся Гейлорд. Он оседлал лошадь, сел в седло и оглянулся на них. — Берегите себя и помните: мой дом — ваш дом, где бы я ни находился.

Молча они долго прислушивались к цокоту копыт его лошади, пока звук не замер вдали и не улеглась пыль. В ручье журчала вода, пробиваясь сквозь камни и корни растений.

Джим Колберн посмотрел вокруг с внезапно нахлынувшим отвращением.

— Дай Бог ему выбраться из этой трясины!

— Мне будет недоставать Малыша, — грустно обронил Кио.

— Вот и опять нас четверо, — подытожил Вивер.

Пэрриш не сказал ничего, только посмотрел вслед Малышу.

Когда Гейлорду Райли было шестнадцать, он две ночи провел у ручья в каньоне Фейбл. Стояла поздняя осень. Тихими холодными ночами звезды висели так низко, что казалось — их можно сбить палкой.

В его душу навсегда запало великолепие того огромного безлюдного края, красота и богатство его гор и каньонов. Он знал, что когда-нибудь вернется сюда. И вернулся!

Величие первозданной природы, безграничность неба и земли могли кого-то подавить и устрашить, но только не Гейлорда Райли. На возвышенности у подножия Свит-Алис-Хиллз, при самом входе в каньон Фейбл, он начал строить дом. С каждой стороны — на север, запад и юг — от его порога простиралась нетронутая земля. В пятнадцати милях текла полноводная река Колорадо. В обширной долине в несколько тысяч акров к северу он собирался пасти скот. На юг вплоть до пустыни Пейнтид тянулись островерхие хребты и каньоны, громоздились скалы.

Когда-то давным-давно на этой земле жили люди, но потом ушли. Скальные жилища превратились в руины, разрушилась древняя система орошения. Никто не мог сказать, почему первые поселенцы покинули столь благодатный край, почему никто не пришел на их место, хотя в последнее время ходили слухи, что индейцы из племени навахо стали заселять южную часть пустующей территории.

Расставшись с бандой Колберна, Гейлорд Райли только и думал об этом уединенном уголке. Можно найти пастбище и получше, выбор велик, но не для него.

Здесь были не только хорошие пастбища, но и лес для строительства. Но больше всего Райли привлекали бескрайние просторы, которые он так любил, отличная вода и никаких соседей поблизости. До ближайшего городка Римрок, возникшего менее года назад, — миль двадцать. Грубые, примитивные домики вдоль пыльной улицы, затененной тополями, да ряды магазинчиков с фальшивыми фасадами. Один доктор на всю округу, ни одного адвоката. Пять салунов, две хорошие поилки для скота, глубокий колодец и под каждой крышей — виски домашнего изготовления.

Поблизости от городка располагалось восемь процветающих ранчо. Их владельцы — банкир, священник да издатель газеты являлись сливками общества.

Самый большой и один из маленьких салунов в Римроке принадлежали Мартину Хардкаслу, крупному мужчине с тяжелым лоснящимся лицом, зализанными волосами и барменскими усами. Страт Спунер и Ник Валентц слыли завсегдатаями его заведений.

В городке и его окрестностях особым влиянием пользовались двое: Мартин Хардкасл и Дэн Шатток. Они были едва знакомы, при случайных встречах на улице раскланивались или перебрасывались словами в салуне. Однако с недавних пор все изменилось.

Внешне между ними сохранилось сдержанное дружелюбие, но теперь по вечерам Шатток не заходил в бар Хардкасла пропустить рюмку-другую или повидать друзей. Понемногу он перенес свою резиденцию в салун на другой стороне улицы. И те, кто хотел повидать Дэна, стали посещать его там.

Отношение Шаттока очень задевало Хардкасла, хотя он не сомневался, что Дэн никому не сказал о причине такой перемены, потому что в городе к Мартину по-прежнему с уважением прислушивались. Однако черта была проведена, резко и однозначно. Не то чтобы эта разделительная черта не существовала раньше, ее чувствовали все. Беда в том, что Хардкасл переступил ее.

В тот теплый и ясный воскресный полдень Мария, племянница Шаттока, поехала на ранчо «Бокс О» навестить Пег Оливер. Дэн Шатток сидел над бухгалтерскими книгами в комнате, которую называл своим офисом. На скамейке перед домиком для работников Пико плел уздечку из конского волоса.

Мартин Хардкасл въехал во двор в новом черном экипаже с красными колесами. Он был в черном костюме из тонкого сукна и белой накрахмаленной рубашке. Поперек груди на жилете висела тяжелая золотая цепь с зубом лося.

Пико не без любопытства наблюдал, как гость вышел из экипажа. Дверь ему открыл сам Дэн, высокий человек с тонкими чертами лица и копной седеющих волос. Он не знал, чего ему ждать, и выглядел озадаченным.

• Предыдущая
• 3/27
• Следующая