Замена (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 35

Хорст успел досчитать до семи. На счет «восемь» ворота распахнулись и под ноги лошадям, едва не сбив спешившегося Ксанфа, выкатился плешивый коротышка на толстых ножках:

— Господин герцог, — объяснения полились из полногубого рта быстрым потоком, — господин герцог, не держите недоброго на моего не в меру исполнительного слугу! Он только лишь хотел быть мне полезным и никак не рассчитывал на приезд столь высокопоставленной и почтенной персоны, как наш знаменитый маршал, победитель всяких плохих гадских негодяев и изменников! Я, со своей стороны, обязуюсь научить этого проходимца должному почтению к столь знаменитым гостям, и готов лично принять вас со свитой в сей же момент! Прошу, прошу, господа!

Схватив под узцы Бродерикову лошадку, услужливый меняла потащил ее во двор.

— Это Езеф? — вполголоса спросил Хорст Бродерика.

— Он, — шепотом подтвердил маршал. — Он, чтоб его приподнял Всеблагой и о стену треснул!

— Проходите, проходите, господа! — Ужом извивался вокруг важных гостей хозяин, провожая их в приемную залу. — Если уж вы приехали так поздно, я подумал, что дело не терпит отлагательств и велел приготовить все для приема столь высоких посетителей тотчас!

— Итак, — заняв место за здоровенным столом, приступил к делам Езеф, — Я готов оказать вам посильную помощь в… Словом, сделаю все, что от меня зависит!

— Я приехал к тебе, Езеф, вот по какому делу, — неторопливо начал герцог. — Недавно один мой знакомый получил вот такое письмо.

На стол менялы из руки Лана скользнула бумага.

— Что это?

— Посмотри.

— Если вы настаиваете. — Толстячок вцепился в письмо двумя руками и принялся читать. — Так, так, вдова, значит? Сколько? Что еще за денурганы? Триста шестьдесят семь тысяч, значит. Хорошо, хорошо. Караван? Хе-хе…

Он отложил письмо в сторону, и, поочереди внимательно посмотрев на Хорста и Бродерика, спросил:

— И каким же образом в этом деле могу оказаться полезным я, несчастный, измученный непосильным тяглом, меняла? Я не меняю денурганы на лотридоры, господа.

— То есть, Езеф, это письмо вам не знакомо?

— Почему же незнакомо? Конечно, оно мне знакомо! Такими письмами мошенники забрасывают честных людей, вводя их в соблазн сиюминутной наживы. Но это личное дело каждого — принимать изложенное вот в этой бумажке, — Езеф подцепил лист пальцем, заставив его затрепетать на столе, — на веру или выбросить ее в очаг.

— Это так, почтенный Езеф, — задумчиво произнес Хорст. — То есть ты не имеешь отношения к этому письму?

— Нет. Я его не писал и соответственно, я за него не отвечаю. Что ж, господа, герцог, мне очень жаль, что я не смог помочь вам в этом деле и настоятельно прошу, если у вас нет ко мне иных вопросов, покинуть мой дом.

Меняла поднялся из-за стола.

— Нет, Езеф, не все так просто! — Хорст даже не подумал пошевелиться. — Там в конце письма ясно написано, что дела этой госпожи здесь ведет контора господина Езефа! Ваша, любезный! Объяснитесь?

Езеф хотел что-то крикнуть, и открыл уже было рот, когда его взгляд наткнулся на руку Хорста, невзначай легшую на рукоять кацбальгера. Сроду не имевшего никакого интереса к военному делу Езефа обуял страх перед этим небольшим, по меркам Хорста, клинком. Меняла тяжело опустился в кресло.

— Может быть, стоит кликнуть племянника? — Участливо осведомился Бродерик.

— Не нужно, — отказался Езеф. — Что вы хотите?

Бродерик победно посмотрел на Хорста. Тот пожал плечами.

— Когда между двумя людьми заходит разговор на любую тему, — начал маршал, — он обязательно скатится к деньгам. Не так ли, уважаемый Езеф?

Дождавшись согласного кивка, он продолжил:

— Это письмо получил мой хороший друг Ганс Гровель. Ты же знаешь этого достойного человека?

— Достойного?! — Вскричал меняла. — Это мошенник, обобравший меня как разбойник с большой дороги!

— Ваши дела меня не интересуют, — заметил маршал, обрывая возмущение толстяка. — Однако, мне нужны деньги, а тебе, предприимчивый ты мой, наверняка не нужна огласка. Так?

— Сколько? — Зло бросил Езеф.

— Думаю, пяти сотен хватит, чтобы гарантировать твое будущее неучастие в подобных начинаниях. — Улыбка на лице Бродерика была столь дружелюбна, что можно было подумать, что это он собирается пожертвовать на нужды дома Езефа такую значительную сумму. — И торговаться я не намерен!

— Это совершенно неприемлемо, господин герцог. Совершенно! Да у меня просто нет и никогда не было таких денег!

Езеф скрестил руки на груди, всем видом показывая, что на шантаж не поддастся и платить не станет. По крайней мере, так много — не станет.

— Пр «нет и никогда не было» расскажешь в ближайшем храме, когда речь зайдет о приношениях. Мне не ври. Один лишь Гровель отдал на нужды бедняжки-вдовы полторы сотни монет. Сколько их еще таких гровелей было, старина Езеф?

— Пять сотен и более никто не станет мне докучать?

— Точно, пять сотен, прекращение этого мошенничества и выдача нам вдовы несчастного казначея. Она сама-то хоть знает, насколько она важная персона?

— Очень дорого мне обходится инициатива Редзела. Нет, эта старая ведьма ничего не знает. Она даже не говорит на человеческом языке. Курлык-курлык — ничего не разберешь. Этот засранец — мой племянник — купил ее на рынке в Бангалоре вместе с двумя мальчишками. И уже семь лет выдает ее за настрадавшуюся вдову. Маленькое дело маленького Езефа. Разве плохо, что так он учит дураков? По-моему, не слишком высокая цена за мудрость и осмотрительность. И все равно, господа, пять сотен монет золотом — это очень много, — попытался отыграть назад меняла. — После того разорения, что мне учинил Гровель? Боюсь, мне будет проще закрыть мое дело. Возьмете вексель? Или, может быть, оформим это как ваш вклад на сохранение капитала?

— Понимаете, любезный, — Бродерик поднялся и подошел к окну. — Мы с моим сыном, маркграфом Стеруанским, — он кивнул на Хорста, — на днях отбываем из столицы. И вернемся очень нескоро. Кому как не вам знать, насколько необходимы средства в далеком путешествии? Наличные. Только наличные, уважаемый Езеф.

— Э-э-эх… — вздох Езефа был столь тяжел, что на миг показалось, что именно он один из тех слонов, на спинах которых держится земля. — Мне нужно три дня, чтобы собрать эти деньги.

— Через три дня мы заедем, — поднимаясь, сказал Хорст. — До свидания, любезный Езеф.

Маршал не стал прощаться, и скрывать злорадную усмешку не счел нужным.

Никуда теперь уже не сворачивая, Бродерик и его свита проследовали к городской резиденции герцога Лана, где и остановился на ближайшие несколько дней.

Спустя пару часов в ворота резиденции вошла ведомая рыжим Хавьером уже знакомая нам четверка носильщиков, груженая закрытым паланкином с Гровелем внутри, тоскующим по дочери коннетабля.

В главной зале дворца Ланов в дрожащем пламени свечей на столе едва были видны напряженные лица участников вечернего разговора.

— Но как же так, — ныл Гровель, — вы же обещали мне, что она будет моею! Разве можно так? Хорст! Разве можно? Я же люблю её! Я помру от тоски, зная, что ты! Ты! Тот, кому я доверился! Сжимает её в своих объятьях! Маршал, зачем вы так поступаете со мной? Чем я виноват перед вами? А, может быть, ещё не поздно вернуть всё назад? Сколько надо заплатить, скажите! Я всё сделаю, я всё отдам, я…

— Уймись, дурак! Зачем ты будешь ей нужен, когда всё отдашь? — Насмешливо спросил Бродерик. — Никогда ещё не видел женщин, которым были бы нужны нищие.

— Я не знаю, не знаю, что мне делать! Скажи, Хорст, ради всего святого, скажи! — Гровель упал на колени перед сидящим на скамье Хорстом. И вдруг, стремительно распрямившись, кинулся на обидчика, занося вверх руку с зажатым в ней ножом. — Я убью тебя! Я-а-а-а….

Не ожидавший такого Хорст успел только упасть со скамьи на спину, и купец, заходясь в радостном крике, пролетел над ним и неуклюже шлепнулся на крепкий деревянный пол, потеряв при падении своё оружие. Над местом приземления поднялась небольшая тучка пыли, на время скрывшая собой барахтанье неудачливого убийцы.