Инженю, или В тихом омуте - Ланская Ольга - Страница 24

• Предыдущая
• 24/86
• Следующая

Она бы и не поехала — но Мыльников так звучал по телефону, такой грустный был и подавленный, и так просил, когда она протянула неопределенно, что, кажется, занята… «Вы поймите, теперь главк все на контроль взял — у нас тут такое вообще…»

Он поначалу даже несмело намекнул, что неплохо было бы встретиться прямо сегодня, скажем, через час, потому что он ей звонит уже полдня, а начальство рвет и мечет. На что она ему заметила спокойно, что это исключено, насчет сегодня, — а что касается завтра, то у нее, кажется, были планы. Тем более что начальнику его она ничем не обязана. «С вами я бы, конечно, встретилась, Андрей, — вы такой милый. Но он…»

И Мыльников совсем погрустнел. Он и так был печальный, и так сто раз извинился, что беспокоит в такой день, а тут просто затрепетал, как огонек зажигалки на ветру. «Вы поймите, Марина, — мне за тот разговор с вами вообще чуть голову не оторвали. Результатов никаких — а я даже ни отчества вашего не записал, совсем ничего…»

И ей стало его жалко — в конце концов, он из-за нее потерял на время голову, которую потом вернул на место, но которую теперь ему собирались отрывать. И она согласилась приехать к ним в воскресенье. Тем более что он просил так жалобно, уже не надеясь ни на что, — а в голосе было отчаяние осужденного на смерть, которому только что отказали в помиловании.

И вот она приехала — вместо десяти затормозила около мрачного этого здания в полдвенадцатого, быстренько изучила себя в зеркале заднего вида и еще через десять минут была внутри. Обнаружив в комнате, в которую ее направил милиционер внизу, этого багровеющего, уже слегка изменившего окраску — и тихого, бесплотного Мыльникова в углу.

Ни «здравствуйте», ни улыбки — Мыльников только ей кивнул робко, а этот просто буркнул что-то злобнонеотчетливое, демонстративно глядя не на нее, а на свои часы. Нагло напоминая ей, что она приехала позже. Может, даже рассчитывая, что она сейчас начнет извиняться.

Она вообще-то ожидала другого. Что ей как минимум скажут спасибо, что она соизволила в выходной тут появиться. Но несмотря на холодный прием, она задумалась все же на мгновение, не разрядить ли слегка обстановку. Не сказать ли, к примеру, что-нибудь типа того, что у, нее никак не хотела заводиться машина. Видно, чувствовала, как тяжело хозяйке вставать так рано, и убеждала ее таким вот образом пойти и поспать еще. А может, просто по-женски капризничала, потому что «климакс» уже наступил в связи с возрастом.

Но потом она решила, что ее попытку наладить отношения тут не оценят — и потому затрагивать тему опоздания не стоит. Поздоровалась кокетливо, постояла в дверях, впитывая атмосферу комнаты, принюхиваясь к ней, вчувствываясь в нее, — а потом села на единственный приличного вида стул, закинув ногу на ногу и достав пачку сигарет, на которую этот покосился неодобрительно.

— Ну, давайте начнем, госпожа Польских, — ваше имя, отчество, дата и место рождения, адрес, по которому прописаны. А ты, лейтенант, пиши — в прошлый раз не записал, пиши теперь…

Она промолчала, она еще не адаптировалась полностью. Ей не надо было думать для этого — организм сам все делал, проникаясь обстановкой, определяя отношение к ней присутствующих и вырабатывая максимально подходящую манеру поведения. Так что она просто молчала. И тут снова вмешался этот, повторяя свой вопрос, раздраженно уже. И тогда она и посмотрела на него широко распахнутыми глазами — а потом перевела полный недоумения взгляд на Мыльникова. Заметив, что спрашивать женщину о возрасте — это не по-джентльменски.

— Ну хватит тут — и голову мне дурить нечего! С лейтенантом прошло — со мной не проходит! — бросил хамелеон зло и резко. — Вы что, актриса по профессии? Ну так не театр здесь, а районное управление внутренних дел. Понятно? А то с нами кино изображаете, а потом в газете расписываете, какие мы дураки тут. Хватит — и отвечайте на вопрос.

— Фу, как это ужасно — так разговаривать с женщиной, — произнесла спокойно, с легкой улыбкой, показывая ему, что не боится и не надо с ней так себя вести, она лучше умеет играть в такие игры. — Сначала вы меня прогоняете в присутствии телевидения, а теперь ведете себя так, словно я вам чем-то обязана. Между прочим, вы меня оскорбили тогда — я слышала, что вы назвали меня дурой. В следующем интервью я обязательно об этом скажу…

— А вы мне не угрожайте! — Окраска его слегка изменилась, став какой-то свекольной — и обещая продемонстрировать ей сегодня все многообразие палитры. — И отвечайте на вопрос!

Она изобразила нечто на лице — нечто, что она не могла точно охарактеризовать сама, смесь удивления, огорчения и презрения. Нечто, что в словесном выражении означало бы усталое — фу, какой мужлан!

— Польских Марина Евгеньевна, шесть ноль пять семьдесят пять, город Москва.

— Место прописки!

— О, это так длинно, я так всегда путаюсь, — она извлекла из сумочки паспорт, протягивая Мыльникову. — Вас интересует что-нибудь еще?

— Образование, место работы, должность! — Он посмотрел на нее очень жестко, а потом перевел взгляд на выступавшего в роли секретарши Мыльникова, старательно переписывавшего ее паспорт. — Семейное положение, дети, все такое.

— О, разве я настолько стара, чтобы иметь детей? — Она продолжала ему улыбаться. — Я так легкомысленна, знаете…

— То есть не замужем и детей нет? — из угла подсказал тихо Мыльников, видимо, желающий спасти ее и себя от начальского гнева. — Я вас правильно понял?

— О, вы так проницательны, — протянула благодарно. — Вы абсолютно правы…

— Где работаете?! — Хамелеон уже выходил из себя, он все-таки совершенно не умел себя вести.

— Но… — Она посмотрела на него так, словно он обязан был все понять по ней, прежде чем задавать такие вопросы. — Я не работаю. Это так тяжело, знаете, — ходить на работу. К сожалению, я совершенно на это не способна. Это так плохо — у одинокой девушки столько расходов. Но я ничего не могу с собой поделать — представляете?..

Ей казалось, что он растет медленно — и сейчас раздуется до невообразимых размеров, заполняя собой кабинет, превращаясь в багровый воздушный шар с намалеванными на нем черточками, обозначающими искаженное лицо. А потом лопнет. Но он лишь прокашлялся мрачно и угрожающе, видимо, выпуская лишний воздух.

— Значит, так, госпожа Польских, нигде не работающая, проживающая по адресу, который не в состоянии воспроизвести. Точное время, когда вы оказались на месте происшествия, вы не помните. С какой целью там оказались, сообщить отказываетесь. То, что второй мужчина вышел из машины, не видели — да и был ли тот второй мужчина, утверждать не можете. Внешность его вы не запомнили — хотя якобы можете его узнать. Короче, занимаетесь непонятно чем, появились на месте происшествия непонятно откуда и непонятно во сколько, толком ничего не видели и не помните — а теперь на весь мир трубите, что стали свидетелем убийства. Единственным свидетелем, отмечу. Может, вам привиделось все? Или вы все это придумали, чтобы в газеты попасть?

Она каким-то чудом себя не выдала. Ей казалось, что план такой тонкий, что никому и в голову никогда не придет. И она вздрогнула, когда он попал в точку, — но вздрогнуло что-то внутри, а внешне все осталось без изменений. Потому что она играла уже давно, уже очень много лет — именно поэтому на лице сохранилась вежливая, но скучающая улыбка, призванная показать, что она терпит пока такое поведение, но именно пока.

— Ну так что — придумали?

Он не мог этого знать — просто не мог. И хотя страх был близко — ближе, чем был когда-либо, — она медленно и отчетливо сказала себе, что этого не может быть. Да, Виктор ее предупреждал, что ей могут поставить «жучок» — но для этого было слишком рано, статья ведь вышла только вчера утром, а Мыльников вообще дозвонился до нее вечером. Так что они не успели бы — не должны были успеть. И она, кажется, ничего такого не говорила — это Вика говорила по телефону про то, что она пошла на этот шаг, погнавшись за рекламой. Но…

• Предыдущая
• 24/86
• Следующая