Хозяин дракона - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая

Дверь избы была подперта палкой. Некрас приник ухом к доскам и уловил совсем близко горячее дыхание – человек за дверью тоже прислушивался.

– Олята! – негромко окликнул сотник. – Это я, Некрас!

За дверью завозились, снимая засов, Некрас носком сапога отбросил палку, подпиравшую дверь. Скрипнули петли, и на пороге с сулицей в руках показался Олята. Острый наконечник грозно смотрел Некрасу в лицо.

– Где сестра? – спросил сотник, отводя рукой сулицу.

– За печкой прячется.

– Что случилось?

– Мы спать легли, – заторопился Олята, – а тут слышу – топот. Пока оделся, сапоги обул… Ткнулся в дверь – снаружи подперли. Слышу: вкруг избы ходят, говорят не по-нашему. Я Оляну разбудил, за печкой спрятал, сам взял сулицы…

– Скажи сестре, чтоб бежала в баню! – прервал его Некрас. – Сам бери сулицы – и за мной!

Осторожно ступая по мягкой траве, они обошли кругом малую конюшню, сарай – никого. У большой конюшни, где спал смок, никого не было видно, но, подойдя ближе, Некрас и Олята услыхали негромкий говор. Разговаривали за дальней стеной. Потом послышались удары железа по камню, и красный свет затрепетал на траве за углом.

– Подпалили! – скрипнул зубами Некрас и взял у Оляты сулицу. – Бей в шею! Запомни: шея! На них может быть бронь…

Они выскочили из-за угла с сулицами наготове и на мгновение замерли, разглядывая врагов. Тех было четверо. Один стоял поодаль, а трое остальных подбрасывали солому в огнище под стеной. Половец, что был в стороне, первым заметил нападавших и громко крикнул. Поджигатели схватились за рукоятки сабель.

– Шея! – крикнул Некрас.

Рука и глаз Оляты подчинились – брошенная им сулица пробила горло ближайшего к нему половца. Тот схватился руками за древко, мгновение постоял, покачиваясь, и упал на бок. Тот, в кого метил Некрас, рухнул ничком, и сулица под тяжестью его тела почти полностью выскочила наружу. Уцелевшие половцы обнажили сабли.

– Помни, чему учили! – крикнул Некрас Оляте.

С саблей наготове сотник заспешил к дальнему половцу, угадав в нем главного. Половец, стоявший ближе, шагнул к отроку. Олята покрепче сжал древко сулицы и отвел руку назад

– Молокосос! – взревел половец, разглядев, кто стоит перед ним. – Ты убил Мосара! Я нарежу ремней из твоей шкуры…

Половец не договорил. Олята, не спуская с него глаз, выбросил руку с сулицей. Половец заорал и схватился за низ живота. Олята, как учил Некрас, полоснул врага остро отточенным листом наконечника пониже уха. Тугая черная струя ударила из шеи половца, заливая халат; он попытался зажать рану ладонью, но кровь пробилась сквозь пальцы. Половец упал на колени, а затем – лицом в траву. Засучил ногами, отходя в иной мир.

Олята глянул в сторону. Нескрас с половцем отчаянно рубились – да так, что искры летели при встрече клинков. Противники то отступали на шаг, то опять бросались в бой.

– Открывай конюшню! – крикнул Некрас, заметив одиноко стоящего отрока. – Спасай смока!

Олята побежал назад. Он попытался снять засов с дверей, но тот не поддался. Олята присмотрелся и едва не заплакал – толстый дубовый брус был накрепко приколочен большущими гвоздями. Олята метнулся в избу, принес топор и стал рубить засов. Дуб, закаменевший за годы, поддавался трудно – два удара вырубали в брусе выемку глубиною с палец, и Олята с ужасом подумал, что не успеет…

Некрас сразу понял, что противник ему попался опытный. Половец легко отбил первые удары, каждый из которых уложил бы обычного воя, затем перешел на наступление. Бил он резко, с оттяжкой, норовя угодить поперек клинка и сломать его. Некрас поневоле вынужден был отступать к горящей стене. Он слышал доносившиеся из угла частые удары топора и догадывался: у Оляты что-то там не получается. Надо было помочь, но мешал противник – он наседал, с хеканьем рубя мечом.

Пламя на стене разгоралось все ярче, в его отсветах Некрас разглядел, что враг его – тот самый половец, с которым он спорил о мечах на торгу.

– Жегало! – выкрикнул он и отступил на шаг. Сотник, в свою очередь, опустил саблю.

– Некрас?.. Зачем половцем вырядился?

– А ты зачем?.. Не хотел, чтоб признали в Белгороде? Все равно признали…

– Почему ты жив? – раздосадованно спросил Жегало.

– Азад промахнулся…

– Азад попадает в глаз за сто шагов! – не согласился Жегало. – Ты слишком рано вышел от своей бабы. Когда б прискакали с известием о пожаре, Азад бы не промахнулся.

– Азад мертв, остальные твои люди – тоже. Уходи! – предложил Некрас. – Бери коня и скачи. Мне не нужна твоя жизнь.

– А мне твоя – нужна! – ощерился Жегало. – Великий князь велел убить тебя и смока. Смок сгорит, а тебя я убью…

Некрас рыбкой прыгнул вперед, вытянув руку с саблей. Жегало занес клинок, но опоздал. Упав на землю, Некрас откатился в сторону и только затем глянул. Жегало стоял на коленях, пытаясь запихнуть обратно вывалившиеся из распоротого живота кишки. Некрас вскочил и побежал к Оляте. Жегало за его спиной завыл. Некрас не видел, как сотник великого князя, бросив кишки, выхватил из-за пояса нож и полоснул острым лезвием себя по шее…

Олята весь взмок, но брус не перерубил даже на половину. Огонь тем временем со стены перескочил на соломенную крышу, та разом вспыхнула, ярко осветив все вокруг. В конюшне трубно заревел смок, и Олята заплакал, не зная, что делать. Растирая слезы по лицу, отрок не заметил, откуда появился Некрас. В руках у него было два копья.

– Помогай! – крикнул он Оляте.

Отрок вслед за Некрасом просунул копье под дверь – там, где она была подвешена на кованых петлях, и изо всех сил нажал. Дверь не поддалась.

– Сильнее! – велел Некрас, повисая на древке всем телом. Олята последовал его примеру. Затрещали дерево, и дверь вдруг легко соскочила с петель. В то же мгновение ее будто смело – люди едва успели отскочить. Смок выскочил наружу (на спине его тлела солома) и с разбегу взмыл воздух. Пока Олята провожал змея взглядом, Некрас успел заскочить в пылающую конюшню и вынес седла.

– Улетел смок! – сказал Олята.

– Вернется! – ответил сотник, бросая седла на траву. – Выводи коня! Кликни сестру и выносите добро. Сейчас огонь на избу перекинется…

Олята не помнил, что и как он делал, мечась в избу и обратно. Пришел в себя лишь в седле. Рядом, неловко держа повод, ехала Оляна. Оглянувшись, отрок увидел коней, навьюченных узлами и мешками. Связанные поводами они трусили вслед за Даром. Вдали догорали конюшни и изба.

– Опять мы без дома! – вздохнула Оляна.

«Будет у нас дом!» – хотел сказать Олята, но не смог. Горло было сухим-сухим, будто отрока ночь жарили в горячей печи.

В своем мире я не добывал еду, ее покупали в магазине. Здесь не продают. Еда растет в огороде, бегает в лесу, плавает в реке… Добывать не трудно: леса полны дичи, река кишит рыбой. Это летом. Зимой река покрывается толстым льдом, леса засыпает снегом: лед трудно пробить, по снегу не побегаешь. Зимой голодно. Но сейчас лето, и я сыт. Нарубил прутьев, сплел вершу, небольшую, но емкую. Вечером ставлю под берег, утром достаю и вытряхиваю рыбу. Ее набивается много, я отбираю. Самые вкусные – сом и налим. Они мясистые, без мелких костей и чешуи. Остальной улов бросаю в реку. Налимов и сомов потрошу, часть пеку на углях, оставшихся перекладываю крапивой – до вечера сохранятся свежими. Поев, сажусь в челн и гребу, гребу…

Спускаться по реке я не стал: лодки «поповцев» пришли снизу. Свернул в приток, плыву против течения. Продвигаюсь медленно: лопаткой грести плохо. Весла нет: «поповцы» их или сожгли или побросали в реку. Они и днища челнов порубили, чтоб не пользовались. Шест мне не помощник – глубоко. Перебьюсь. Спешить некуда: рано или поздно доберусь до селения – они стоят у воды. Попадутся язычники, расскажу правду. Молодого и сильного мужчину примут: их не хватает. Гибнут на охоте и в набегах, умирают от болезней. Потому Елица так тряслась надо мной. Вышло наоборот: она умерла, а я жив. Зачем она стала мешать «поповцам»? Пусть бы угоняли скот! Сошли бы со двора, а я бы Елицу потихоньку увел…

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая