Василий Головачёв представляет: Золотой Век фантастики - Моррисон Уильям - Страница 69

Камень горел в руках Эймер. Стояла тишина, и в воздухе безмолвно светились звезды. Голос Эймер зазвенел сквозь это безмолвие:

— Рианон! Рианон, говори!

Темная точка в его сознании шевелилась, кипела, но не подавала внешних признаков жизни. Он чувствовал, что это затаилось и ждет. Тишина пульсировала.

На другой стороне бассейна люди нервничали, двигались, но не говорили ни слова.

Бокхаз жалобно выкрикнул:

— Это безумие! Как это варвар может вдруг оказаться Проклятым из глубокого прошлого?

Но Эймер не обратила на него никакого внимания, и камень в ее руках горел все ярче и ярче.

— Мудрым дано могущество, Рианон! Они могут уничтожить мозг этого человека. Они разрушат его, если ты не заговоришь! — И она добавила с диким торжеством: — Что ты будешь делать тогда? Прокрадешься в другой разум, проникнешь в другое тело? Ты не сможешь этого сделать, Рианон! Иначе ты бы уже давно сделал это!

На другом конце бассейна сердито заговорил Железнобородый:

— Мне все это совсем не по душе!

Но Эймер безжалостно продолжала, и теперь ее голос был ужасным, неодолимым, проникающим в самую глубину его сознания.

— Его мозг разрушается, Рианон. Через минуту твое единственное орудие превратится в беспомощного идиота. Говори! Говори, если хочешь спасти его!

Ее голос звенел, и эхо, живущее в стенах грота, повторяло ее слова. Камень в ее руке был живым пламенем энергии. Карс чувствовал мучительную тревогу, которая сжимала в своих тисках эту тень в его сознании, тревогу, полную колебаний и страха.

И вдруг темная пустота взорвалась и заполнила весь его разум, охватила все клетки, каждый атом его мозга. И он услышал свой собственный голос, кричащий чужим тембром, с чужой интонацией:

— Дайте ему жить! Я буду говорить!

Громовое эхо этого ужасного крика медленно умерло, и тяжелое молчание, которое последовало за ним, отбросило Эймер назад, как будто сама ее плоть отшатнулась. Драгоценный камень в ее руке внезапно потускнел. Круги пошли по воде — Пловцы медленно отплыли от нее. Крылатые на карнизе с шорохом сложили свои крылья. В их глазах застыло выражение страха и понимания того, что происходит. От неподвижных фигур на противоположной стороне, от Морских Королей и Рольда, пронесся дрожащий звук, который был его именем:

— Рианон! Проклятый!

Карс понял: даже Эймер, которая осмелилась силой открыть то странное, глубоко в нем спрятанное, что она чувствовала с первой их встречи, ужаснулась тому, что она разбудила. И он, Мэтью Карс, испугался тоже. Страх и прежде был ему знаком. Но даже тот ужас, который он ощутил, когда стоял перед дхувианином, был ничем по сравнению с этой ослепляющей судорогой осознания. Сны, видения, обрывки его одержимого, подчиненного чужой воле разума, — возможно, это и были намеки на то страшное, что было заключено в нем. Он сумеет в это поверить. Но не сейчас. Не сейчас! Теперь он знал правду, и это была ужасная правда.

— Это ничего не доказывает! — упорно настаивал Бокхаз. — Вы его загипнотизировали, заставили признать невозможное.

— Это Рианон, — прошептала одна из Пловцов. Ее пушистые белые плечи показались над водой, ее старые руки поднялись вверх. — Это Рианон в теле незнакомца!

И тогда поднялся жуткий крик:

— Убейте его, прежде чем Проклятый использует его тело, чтобы уничтожить всех нас!

Грот наполнился дьявольским шумом, усиленным многоголосым эхом, словно древний забытый страх рвался на волю из уст людей и Халфлингов.

— Убей его! Убей!

Карс, беспомощный, бессильный, вооруженный только темным присутствием Рианона, ощутил, как напрягся тот, кто был в нем. Он услышал звенящий голос, который ему не принадлежал и который покрыл шум и крики.

— Подождите! Вы страшитесь того, что я — Рианон! Но я вернулся не затем, чтобы причинить вам зло!

— Для чего же ты вернулся? — прошептала Эймер. Она смотрела на землянина, и по ее расширенным глазам Карс догадался, что его лицо было странным и что смотреть на него было жутко.

Губами Карса Рианон ответил:

— Я вернулся, чтобы искупить свой грех, — я клянусь в этом!

Бледное, вздрагивающее лицо Эймер вспыхнуло гневом:

— О, Отец Лжи! Рианон, который принес в наш мир зло, который наделил могуществом Змею, который был осужден и наказан за свое преступление, Рианон, Проклятый, — Рианон превратился в святого!

Она засмеялась горьким смехом, рожденным ненавистью и страхом, и он был подхвачен Пловцами и Крылатыми.

— Ради самих себя — поверьте мне! — взорвался голос Рианона. — Неужели вы даже не выслушаете меня?

Карсу невольно передалось горячее чувство Рианона. Проклятый был для него чужим, и Карс ощущал в себе его чужое сердце, горькое и сильное, и еще — очень одинокое, такое одинокое, что никому не дано было понять его.

— Слушать Рианона? — кричала Эймер. — Разве Куру не выслушали тебя много лет назад? И они осудили тебя!

— Неужели вы откажете мне даже в желании искупить мою вину? — Голос Рианона почти умолял. — Можете ли вы понять, что Карс — моя единственная надежда исправить то, что я наделал? — Его голос поднимался, настойчивый, просительный. — Долгое, бесконечно долгое время я лежал неподвижно, застывший в заключении, которое сломило даже гордость Рианона. И я осознал свою вину. Я хотел исправить содеянное, но уже не мог. И тогда в мою гробницу попал этот человек, Карс. Я послал нематериальные электрические нити моего разума в его мозг. Я не мог заставить его выполнять мою волю, потому что его разум — это разум другого человека, чужого для меня. Но я мог немного влиять на него, я мог через него действовать. Потому что его тело не было приковано, как мое, к гробнице. В его теле я, по крайней мере, мог передвигаться. Я оставался в нем, не осмеливаясь дать ему знать о моем присутствии. Я думал, что так я смогу найти возможность сокрушить Змею, которую, к моей печали, я много лет назад поднял из пыли.

Голос Рианона срывался с губ Карса, он просил, он умолял.

На лице Рольда застыло дикое выражение.

— Эймер, останови его! Не давай ему больше говорить! Сними чары своего духа с этого человека!

— Да, — прошептала Эймер, — да.

И снова камень был поднят вверх, и теперь Мудрые собрали все свои душевные силы и выплеснули весь ужас, который поразил их.

Кристалл сверкал и казался Карсу огненным шаром, жгущим его сознание. Потому что Рианон сопротивлялся его лучам, сопротивлялся, движимый отчаянием и безрассудством.

— Вы должны выслушать! Вы должны поверить!

— Нет, — сказала Эймер. — Молчи! Освободи от себя человека — или он умрет!

Последний отчаянный протест был сломлен железной волей Мудрых. Момент колебания — сильная боль, слишком острая, слишком глубокая для человеческого понимания, — и барьер, преграждавший путь энергии Мудрых, исчез. Чужое присутствие ушло, и «я» Мэтью Карса закрыло темную тень, спрятало ее. Рианон замолчал, Карс обмяк в своих путах. Кристалл погас.

Руки Эймер упали. Ее голова склонилась на грудь, и волосы покрыли ее лицо. И Мудрые тоже закрыли свои лица ладонями и остались стоять так неподвижно.

Морские Короли, Иваин и даже Бокхаз молчали, как молчат люди, только что избежавшие гибели и лишь теперь, некоторое время спустя, осознавшие, насколько близка была к ним смерть.

Карс снова застонал, и долго еще его стон и прерывистое дыхание были единственными звуками, нарушавшими тишину.

Затем Эймер сказала:

— Этот человек должен умереть.

В ее голосе были только усталость и суровая правда. Карс едва расслышал мрачный ответ Рольда:

— Пусть будет так. У нас нет выбора.

Бокхаз пытался было заговорить, но они велели ему замолчать. Карс сказал тяжело:

— Это неправда. Это не может быть правдой.

Эймер подняла голову и посмотрела на него. Ее отношение к нему теперь было иным. Она не испытывала больше страха перед Карсом, только жалость.

— Ты знаешь, что это правда.

Карс промолчал. Он знал, что это так.