Выбери любимый жанр

Голубые молнии - Кулешов Александр Петрович - Страница 35


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

35

— Да… — Копылов задумчиво покачал головой. — И небось чем больше думает об этом, тем трудней ему. А может, зря мы с Кравченко его бросать задумали? Может, надо было вместе с ребятами? Мы ведь как рассуждали: не прыгнет опять, никто не узнает. Следующий раз со всеми. А получается, если завтра не прыгнет, так в роте-то, может, и не узнают, но для самого него — драма. Больно много он об этом думает, готовится. Так?

— Так. Я с него глаз не спускаю. Переживает страшно.

— Да… Ну что теперь говорить! Завтра едем. Уж такую работу с ним провели. Теоретически он теперь парашют небось лучше любого инструктора знает. — Копылов усмехнулся. — Только и осталось, что прыгнуть. И потом… все-таки на Кравченко надеюсь. Просто не могу поверить, чтобы он при ней не решился…

— Что ж, поживем — увидим. — Якубовский, как всегда, был сдержан. — В конце концов день остался. Подождем.

— Подождем, — заключил Копылов.

Ждала заветного дня и Таня.

Ждал Ручьев.

Глава XIV

Голубые молнии - img_16.jpg

Как всегда, Крутов проснулся мгновенно. Так просыпается одинокий хищник, почуяв опасность.

Выли времена, когда это спасало ему жизнь. За долю секунды перейдя от глубокого сна к ясному, настороженному бодрствованию, он открывал стрельбу или выскакивал в окно.

…Крутов вздохнул, надел плащ, закурил и вышел на улицу.

Туман еще висел кое-где, ухватившись за голые сучья. Под ногами хлюпала зимняя липкая грязь. Сырой, пронизывающий, несильный, но непрекращающийся ветер дул и дул, как вчера, как позавчера, как неделю назад…

Крутов подошел к машине, оглядел критическим взглядом кое-где поцарапанные бока; поленившись лезть за тряпкой, протер рукавом ветровое стекло. Включил мотор.

«Мерседес» мягко и бесшумно заскользил по мокрой улице.

Миновав пустынный в воскресенье центр, окраины с новостройками, напоминавшими карточные домики, Крутов выехал на автостраду и катил по ней минут сорок.

С двух сторон проносились затянутые инеем поля, чернели леса, от редко разбросанных далеких ферм долетал тугой запах навоза.

Потом свернул на лесную дорогу и, проехав еще с четверть часа, остановился у высоких, глухих ворот.

Посигналил: два коротких гудка, два длинных, снова два коротких.

Под громкий лай овчарок ворота раскрылись.

Дорога вела к высокой двухэтажной белой вилле под серой черепицей. Но Крутов, не останавливаясь, проехал дальше. В глубине парка стояло приземистое каменное строение без окон.

Две-три машины дремали у стены.

Хлопнув дверцей, Крутов обогнул здание и вошел в узкий проход. Спустился по лестнице, миновал коридор, еще раз спустился и остановился перед тяжелой дверью, какими запирают бомбоубежища. Нажал кнопку звонка.

Дверь медленно отворилась.

Навстречу пахнуло пороховым дымом, донеслись приглушенные выстрелы.

В длинном бетонном подвале размещался тир. Вдали, ярко освещенные, маячили мишени. Возле двери, в полутьме, на линии огня притаились стрелки.

Их было трое, и неискушенный человек принял бы их за цирковых артистов. Все в рабочих комбинезонах и резиновых сапогах. На пистолеты надеты звукоглушители.

Никто не стоял в классической позе: расставив ноги, вытянув правую руку.

Стрелки все время находились в движении. Один становился на ящик и стрелял в тот момент, когда у него выбивали этот ящик из-под ног. Другой не спеша закуривал сигарету, а потом неожиданно совершал прыжок в сторону, одновременно выпуская в мишень обойму. Третий стрелял с завязанными глазами…

Поздоровавшись кивком головы, Крутов снял с вешалки робу, достал из шкафа пистолет, включился в тренировку.

Так продолжалось около часа. Одни уходили, другие приходили. Никто ни с кем не разговаривал, люди были заняты делом.

Закончил занятия и Крутов. Аккуратно спрятал пистолет, повесил комбинезон, вымыл в соседнем помещении руки и вышел на воздух.

Постоял, вдыхая свежий аромат хвойного леса. Пройдя немного дальше, Крутов оказался на широкой утрамбованной площадке. Здесь тоже шли тренировки. Несколько хмурых, сосредоточенных парней метали ножи. Просвистев в воздухе, тяжелые клинки с четким шлепаньем вонзались в разноцветные пробковые круги мишеней.

Все было как в тире — люди метали ножи в падении, в прыжке, стоя спиной к цели, нагнувшись, между ног, выхватывая клинки из-за головы, из рукава, из сапога…

И здесь Крутов провел полчаса. Затем, по-прежнему ни с кем не обменявшись словом, вернулся к машине и поехал в город.

Вне заданий никто не спрашивал у Крутова, как он проводит время. Так, по крайней мере, считалось. (В действительности, он прекрасно это понимал, каждый шаг его был известен.)

Однако существовали кое-какие обязательные правила. Например, такие вот тренировки и другие, «по специальности». Они проводились через день — и в будни, и в праздники. А после тренировки, пожалуйста, иди на все четыре стороны, пей, что хочешь, с кем хочешь, развлекайся, как хочешь.

Так и делали.

Но если в результате пития начинала дрожать рука и пули улетали «за молоком», если кто-нибудь допускал излишнюю откровенность в беседах со случайными подругами, можно было лишиться работы, а иногда и жизни.

Об этом забывали лишь круглые дураки.

Крутов дураком не был.

Не особенно поощрялась и близкая дружба. Да и с кем дружить?

Как ни удивительно, но люди эти, избравшие такой вот жизненный путь, глубоко презирали друг друга за сделанный выбор.

Каждый видел в другом предателя родины, отщепенца, презирал его и внутренне (а порой и вслух) издевался над ним, зная при этом, что сам не лучше, что сам достоин отвращения. И вымещал это на других. То была поистине змеиная яма, где, тесно перевитые единой горькой судьбой, ненавидя и проклиная свое бывшее отечество, эти люди в то же время ненавидели и друг друга, готовые в любую минуту вонзить в соседей отравленные жала…

После тренировки Крутов отправился обедать (завтракать «по-ихнему»). Он делал это всегда в одном и том же маленьком полуподвальном ресторанчике на набережной.

Спустившись по каменным ступеням, он проходил в «свой» угол, садился за «свой» столик и заказывал водку. Вообще-то говоря, в ресторанчике том водки не водилось — имелись в изобилии другие крепкие напитки. Но ради постоянного клиента хозяин стал закупать и «Московскую» импортную. «Смирновскую», «Тройку», «Александровскую», «Пушкинскую», «Еловую» — господи, сколько их ныне развелось в мире! — Крутов с возмущением отверг.

— Русскую, ясно? — сказал он озадаченному хозяину. — Советскую, настоящую. Ясно?

И, наливаясь горькой злобой, проглатывал рюмку за рюмкой. Вот и миновал еще один никчемный день. Никчемный день никчемной жизни…

Глава XV

Голубые молнии - img_17.jpg

Что такое счастье? Один философ сказал, что это когда человеку уже больше нечего желать. Интересно, бывает такое состояние или всегда, чего бы ни достиг, начинаешь мечтать о большем?

Как в горах — идешь, кряхтишь, поднимаешься на вершину. А добравшись до цели, видишь вдали новые вершины, на которые карабкаешься опять. Наверное, в этом суть прогресса человечества.

Я счастлив! Я достиг всего. Мне уже нечего больше желать!

Я совершил прыжок с парашютом!

Я! Ручьев Анатолий! Гвардии рядовой!

Даже два прыжка.

Я, разумеется, понимаю, что для всех моих товарищей ничего особенного в том, что они прыгнули, не было.

Приятно, конечно, значок получили, так сказать, воздушное крещение. Но, в конце концов, никто ведь, и я в том числе, не скакал от восторга, первый раз подтянувшись на перекладине, первый раз попав в мишень или отрыв свой первый окоп для стрельбы лежа!

Служба. Воинские будни.

Для десантника прыжок с парашютом то же самое, что для подводника погружение, для артиллериста залп из орудий, для сапера постановка мины. Для них, может быть, но не для меня.

35
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело