Развод - Шэ Лао - Страница 22
- Предыдущая
- 22/49
- Следующая
Чтобы не смотреть на жену, господин У созерцал собственные кулаки – стукни он кого-нибудь, ему стало бы веселее.
Жена господина Цю была женщиной образованной, но не очень привлекательной. Верхние зубы находили на нижнюю губу. И без того редкие волосы были коротко острижены. Сухая как вобла, плоская как доска, – хоть гвоздями приколачивай! Но господин Цю относился к жене с большим уважением. Стоило ей сказать что-нибудь, и он обводил взглядом присутствующих, желая выяснить произведенное впечатление. А уж если она острила, он ие только внимательно смотрел на каждого, но ждал, пока все рассмеются, и лишь тогда смеялся сам, не сводя глаз с жены. Но смех его почему-то нагонял тоску.
Жена господина Суня не пришла. Всего месяц назад она родила. Хотя господин Сунь был ярым защитником ограничения деторождаемости и за три года перепробовал все патентованные средства, жена каждый год дарила ему по ребенку. Когда чиновник говорит об ограничении деторождаемости, это почти равносильно бунту. Но господин Сунь только говорил, а дом его все наполнялся детскими голосами, сослуживцы уважали его, а те, у кого не было потомства, с завистью говорили:
– Дети – это дар неба. Поглядите на господина Суня!
Одна госпожа Чжан выглядела вполне прилично и одета была по возрасту.
Жена Сяо Чжао не пришла – впрочем, никто не знал, есть ли она у него вообще. Он утверждал, что есть, но ее никто никогда не видел. Она оказывалась то в Пекине, то в Тяньцзине, то в Шанхае. И знал об этом только Сяо Чжао. Ходили слухи," будто госпожа Чжао живет то со своим мужем, то с чужими мужьями, но сам Сяо Чжао никогда не говорил об этом, а верить слухам не обязательно.
При женщинах ни один из присутствующих не посмел упомянуть о событиях вчерашнего вечера и хотя бы тайком посмеяться над госпожой Ли. Напротив, все были чрезвычайно любезны, ухаживали за ней и за ее детьми.
Лао Ли смотрел на свою жену, сравнивал ее с остальными и думал о том, что нужно либо мириться с тем, что имеешь, либо упразднить браки. Но что тогда будет со всеми этими женщинами? Кроме госпожи Чжан, ни одна из них не знала молодости, будто все они родились сразу тридцатилетними!
Госпожа У – настоящая туша, госпожа Цю – выставка зубов. Вырядившаяся в чужой халат госпожа Ли и госпожа Чжан завели разговор. Интересы всех женщин были примерно одинаковы. Образованной госпоже Цю пришлись по вкусу нарядные тапочки Лин, и она спросила у госпожи Ли, как их шить. Госпожа Туша хотела узнать у госпожи Чжан, в каком магазине самые лучшие овощи, замаринованные в соевом соусе. Городская госпожа Чжан и деревенская госпожа Ли величали друг друга родственницами. Женщины не обсуждали проблем мировой важности, зато знания и опыт, которыми они делились, в любую минуту можно было применить на практике. Сам Сократ, пожалуй, не решал таких интересных проблем. «Куда полезнее заниматься подобными мелочами,-думал Лао Ли,– чем быть на побегушках у госпожи начальницы, как Сяо Чжао, выполнять роль свата, как Чжан Дагэ, или искать наложницу и упражнять свои мускулы, как господин У. Эти женщины, представительницы и старого и нового поколения, заняты своим разговором, им нет никакого дела до мужей, все их внимание сосредоточено на самих себе и на детях, мужчины их не интересуют. А стоит мужчине раскрыть рот, как он тотчас заводит разговор о женщинах. Противно!» Лао Ли позавидовал женщинам и проникся к ним уважением, даже решил купить жене халат на меху. Ели не торопясь, никто не пил лишнего, все было вполне пристойно. Господин У сидел рядом с Чжан Дагэ, но ни словом не обмолвился о наложнице. А господин Сунь, вместо того чтобы пропагандировать свои экспериментальные методы ограничения деторождаемости, как он это делал обычно, воспользовался случаем и выучил несколько пекинских пословиц, примерно такого содержания: «Сколько ни смотри свинья в зеркало – человеком не станет». Сяо Чжао несколько раз порывался развеселить общество, но стоило ему раскрыть рот, как госпожа Цю расстреливала его в упор своей образованностью. Господин Цю хотел было поаплодировать жене, поздравить ее с победой, но присмирел, взглянув на ее зубы: когда жена переходила в наступление, она выставляла даже нижнюю челюсть, будто жаждала вцепиться своими клыками кому-нибудь в ухо. Лао Ли показалось, что жизнь снова обрела равновесие: в конце концов не важно, что все эти женщины не знали юности.
На прощание дамы обменялись адресами, договорились наносить друг другу визиты и очень тепло расстались.
3
Через два дня, возвратившись с работы, Лао Ли увидел жену улыбающейся – это случалось не часто. Можно было подумать, что наконец-то осуществилась ее давнишняя мечта.
– Приходила госпожа У,– сообщила она. «Туша!» – подумал Лао Ли и кивнул головой.
– А ей, оказывается, нелегко,– прощупывала почву госпожа Ли.
– Почему же?
– Господин У не очень порядочный человек!
Лао Ли поперхнулся. Мужчины критикуют чужих жен, а женщины – собственных мужей!
– Оказывается, он хочет взять наложницу. Госпожа У такая обходительная, все умеет, зачем ему понадобилась наложница?
«Туша!» – снова подумал Лао Ли.
– Ты не води с ним дружбы!
Ого! У них уже союз: стоит мужчине проявить уступчивость, как женщина тотчас поднимает голову; чаши весов Чжан Дагэ никогда не уравновесят одна другую.
– А какая у меня с ним может быть дружба?
– Это я так, к слову. Госпожа У говорит, что ни одному мужчине нельзя верить.
– И мне тоже?
– О тебе речи не было. Она вообще сказала. А тебе разве тоже нельзя верить? – Жена говорила мягко, но никогда в жизни Лао Ли не слыхал от нее ничего подобного.
Надо бы приструнить ее, чтобы не распускала язык и поменьше ходила к Туше, но Лао Ли так ничего и не сказал. Нет, нельзя уважать женщин, они так же никчемны, тупы и болтливы, как мужчины. Жениться – значит постоянно идти на уступки, а не хочешь – ходи холостым. Семья – это поле брани, где ведут бессмысленные бои мужчины, женщины, дети да еще такие «друзья», как эта Туша. Лао Ли ненавидел себя за то, что не способен стать дезертиром. Только друг, которому можно излить душу, будь то мужчина или женщина, может принести радость. Но где его найти? Семья – затхлое болото, а весь мир – пустыня! Уж лучше молчать. Такова жизнь!
4
Госпожа Ли и в самом деле осмелела. Госпожа Чжан, госпожа У, госпожа Цю и едва оправившаяся после родов госпожа Сунь организовали «лигу наций», в которую вошли даже обе госпожи Ma. Госпожа Ли и говорила не так красиво, как все они, и дела вела хуже, не так много знала, не так много понимала, не имела таких твердых взглядов, но у каждого дурака – своя логика. И потом, именно благодаря госпоже Ли каждая из этих женщин получила возможность проявлять сочувствие, любовь и заботу, оказывать помощь и давать советы. Госпожа Ли была как бы малым государством, а они – постоянными членами исполнительного комитета «лиги». Ни у одной из них не было детей такого возраста, как Ин и Лин. У госпожи Чжан они уже переросли, у госпожи Сунь еще не доросли, госпожа Цю мечтала о сыне, но с ее тощим телом не могла родить приличного ребенка, поэтому разговоры вертелись вокруг Ина и Лин, и уж, конечно, речи госпожи Ли никогда не регламентировались. Госпожа Цю хоть и окончила университет, но не имела даже представления о том, в каких муках рождаются дети, и госпожа Ли поспешила восполнить этот пробел в ее образовании. Кроме того, госпожа Ли могла рассказать о жизни крестьян, а для горожанок это небезынтересно. Госпожа Цю, например, даже не видела, как растет ароматный лук.
По совету госпожи Ma-младшей госпожа Ли остригла волосы, не спросив разрешения у мужа, и теперь сзади у нее болтались две короткие косицы. Госпожа У – эта Туша – сказала, что госпожа Ли помолодела лет на десять, а это значит, что ее супруг захочет обзавестись наложницей, по крайней мере, на пять лет позже. Однако вид этих косиц вызывал у Лао Ли головную боль, он не знал, как на них реагировать, и решил, что лучше всего помолчать. Но неразговаривающая чета все равно что чайник с отбитым носиком: наклонишь его – на скатерть прольешь, да и в чашке будет полно чаинок. Лао Ли хотел было сказать жене, что одеваться надо скромно, соответственно возрасту, что нельзя в ее годы ходить с косичками, но промолчал, побоялся обидеть. В то же время он считал, что рассуждать так, как он, могут только мещане, и в душе его росло раздражение. Он презирал себя. А когда презираешь себя, нельзя поучать других.
- Предыдущая
- 22/49
- Следующая
