Селеста (=Ростки мёртвого мира) - Артемьев Роман Г. - Страница 11

Андрей – Селеста застыл. Ему уже доводилось убивать в этом мире, хотя в своем он даже дрался редко. Скольких он убил? Троих, больше? Укорами совести он мучиться не собирался: мужчины сами были готовы драться, насиловать, творить иное зло. Жрец же предлагал убить беззащитного, почти ребенка. То есть сломать созданные воспитанием стереотипы, плюнуть на обычную мораль, растоптать совесть и стать настоящим хищником ночи, перестать быть человеком в духовном понимании этого слова.

В каждом племени есть свой ритуал вхождения. Отец показывает ребенка родичам и солнцу, ЗАГС регистрирует нового члена общества и выдает украшенную печатью бумажку, новые родственники представляют молодую жену или мужа алтарю предков – всего не перечесть. Церемонии сплачивают отдельных личностей в коллектив, устанавливают между ними прочные связи, делят мир на своих и чужих. Селеста охотилась вместе с общиной, жила в том же здании, носила похожую одежду. Но своей пока что не стала. Сейчас Карлон намеревался признать новенькую, тем самым получив еще одного неофита, а заодно привязать ее к себе. Кровью. Сопротивления он не ожидал.

– Благодарю за честь, старший брат, однако я не чувствую необходимости в убийстве этого ребенка. – Селеста скромно потупила глазки, пока опытный разум внутри нее лихорадочно искал выхода из положения. Девчонку было жалко – и умирать не хотелось. А то, что в случае отказа проживет он недолго, Андрей понимал хорошо. – Демон внутри меня молчит. Быть может, ему неугодна жертва?

– Угодна, – резко оборвал ее жрец. – Он лишь испытывает тебя, твою преданность.

– И все-таки я не уверена…

– Не сомневайся в моих словах!

С трудом разогнувшись, он подошел поближе.

– Не сомневайся в правильности избранного пути. – Голос его звучал заботливо и завораживающе. – Ты устала и напугана, тебя терзает утрата памяти. Вокруг царят разрушение и хаос, смерть наложила свой знак на эту землю. Но поверь, ты не одинока. Мы станем твоей новой семьей, мы желаем тебе добра. Приди к нам, стань одной из нас…

Если бы не серьезный оккультный опыт, Андрей не ощутил бы постороннего влияния. Просто не смог бы осознать, что на него воздействуют. Карлон не гипнотизировал новенькую – он мягко обволакивал ее словами, подавлял волю своим участием и добротой. Обычный человек просто не усомнился бы в том, что жрец желает только хорошего, искренне стремится помочь несчастной девушке, потерявшей ориентиры и не понимающей, что правильно, а что – нет.

– Прошу, старший брат, дайте мне еще времени.

Вожак выпрямился, в его взгляде сквозили изумление и ярость:

– Неужели я ошибся в тебе?!

Селеста почувствовала, как стая за спиной придвинулась ближе. Упыри, все еще находившиеся под властью совершенного Карлоном чуда, почувствовали недовольство в голосе своего кумира и были готовы растерзать того, кто это недовольство вызвал. Краем глаза Андрей заметил, как неуверенно отступает в тень Аларика. Нет, сейчас женщина не станет ей помогать – слишком мало они знакомы, и слишком велик страх перед вождем. И – другая сторона: скорчившаяся девчушка смотрела на нее со страхом и надеждой. Она понимала, что странная упырица почему-то не хочет ее убивать.

Стая за спиной придвинулась еще на один крохотный шажок.

Убежать не удастся. Их много, и сейчас их действиями руководит инстинкт, который кричит: «Кто не с нами – тот против нас!»

Андрей принял решение.

Надежда в глазах жертвы потухла.

Закричать девчонка не успела: руки Селесты неуловимо быстро и как-то нежно обвились вокруг ее головы, сворачивая шею. Смерть наступила мгновенно – боли несчастная не почувствовала. Позади радостно завыли восставшие, приветствуя новую сестру, теперь уже – настоящую сестру, не только на словах. Довольно выпрямился усталый Карлон, хотел что-то сказать…

Запнулся.

Селеста прямо, не отводя взгляда, смотрела в лицо вожака. И тот понял: однажды ему бросят вызов. Да, сегодня он победил, сила на его стороне, он добился, чего хотел. Жертва принесена. Однако сломать новенькую не удалось: рано или поздно она ответит на сегодняшнее принуждение. Когда-нибудь…

Андрей, дитя технологического века, к слову «магия» питал большое предубеждение. Интерес к оккультизму не мешал ему испытывать скепсис в отношении изучаемых легенд и преданий о сверхъестественных возможностях людей, причем долгие знакомства с шарлатанами укрепили его в неверии. Но странная и нелепая вера в незримое продолжала вести его по жизни – и вот до какого состояния довела. Ну что сказать: за знания надо платить. И, возможно, потеря собственного тела и превращение в кровососа – не самая суровая цена.

В силу мировосприятия Андрей считал присущие магам способности одним из путей развития технологии. Основания имелись серьезные: по словам Аларики, большинство местных волшебников использовало различные артефакты и предметы для занятия ремеслом. «Чистая» магия – создание заклинаний усилием воли – являлась прерогативой высшей аристократии, почти полностью уничтоженной в первые дни эпидемии. К таковым в Талее относилось семейство герцога. Интересно, сохранили ли они свои способности?

Если сохранили, то убившее человека свечение вокруг руки Карлона получает логичное объяснение. С самого начала религиозно окрашенная теория о конце света и пришествии Повелителя Тьмы вызывала сомнения – в истории одной только старушки Европы таких учений насчитывалась не одна сотня. Всякая война порождала сатанинские культы, чьи идеологии более-менее совпадали. Завоеватели всех мастей вели себя с настолько непомерной жестокостью, что мысль о наступлении последних дней казалась свидетелям творимых преступлений реальной. Здесь ситуация схожая – просто место войны заняла Великая Чума, уничтожившая цивилизацию с не меньшей эффективностью. Впрочем, войны еще начнутся, потом. Предположим, присущие благородным родам способности не утрачены, хотя и сильно ослабли: Селеста помнила, каким изможденным выглядел жрец после краткого применения своих сил. Тогда… Что тогда? Слишком много неувязок и предположений. Не известно, кем был Карлон до катастрофы, не известно, что вообще такое магия в местном понимании термина. С другой стороны, ложная теория лучше никакой. Есть от чего отталкиваться.

Восставшая пошевелилась и поднялась с койки, продолжая попутно размышлять. Еще один животрепещущий вопрос, столь любимый русской интеллигенцией: что делать? Что делать-то дальше? Из всех восставших симпатию внушают Аларика и в какой-то мере Ганн. Если уходить, то вместе с этими двумя. Остальные в разной степени безумны – с ними не то что жить, рядом находиться опасно. Драться с Карлоном за власть в маленьком сообществе нет ни желания, ни причины.

Собственно говоря, чего он хочет? Какая у Андрея цель? Вернуться обратно, в родной мир? Безусловно. Как бы плохо там ни было, по сравнению с местными условиями маленькая комнатушка в центре города казалась воплощением мечтаний. Горячая вода, любимая кафешка в уютном подвальчике, телевизор, ежегодный отпуск, красивые женщины – рай, да и только. Будь у него твердая уверенность, что самоубийство вернет его в привычное тело, – мигом бы сиганул в костер, не дожидаясь утра. К сожалению, таковой уверенности взяться неоткуда.

Остается выживать и надеяться на лучшее. Если один шарлатан сумел забросить его неизвестно куда, почему бы другому не вернуть обратно? Главное, суметь найти туземного Мерлина. Скорее всего, выжившая интеллектуальная элита сосредоточилась во дворце: только там они могли переждать буйство озверевшей толпы. Значит, для начала – получить доступ к знаниям, а там видно будет. Сложная задача, не на один год. Учитывая же идеологические установки старшего брата, времени совсем нет.

Выходить из кельи не хотелось. Мысль о предстоящей встрече с теми самыми существами, которые вчера были готовы ее убить, вызывала неприятную дрожь и злость. Перед глазами постоянно всплывала сцена разговора с Карлоном и последующее убийство. Стыдно. Как бы Андрей ни уговаривал себя, что иного выхода не было и девочка умерла бы в любом случае, все равно, принятое решение не давало покоя. Будь он христианином – сказал бы, что не выдержал искуса. Ведь мог наплевать на собственную жизнь и рискнуть, мог. В случае неудачи, возможно, лежал бы сейчас в родном теле, а не кусал губы от стыда в мрачной комнатушке.