Евангелие от Крэга - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/109
• Следующая

Юрг что-то бодренько наврал ему относительно победительных планов, прекрасно понимая, что на самом деле никогда больше не возьмет с собой этого закоренелого материалиста, не способного принимать любое волшебство таким, какое оно есть.

Не годился Стамен для других миров.

Всю обратную дорогу от Балтимора до Барсучьего Юрг механически пробегал глазами подсунутые ему медицинские экстренные выпуски: ничегошеньки не понял и не запомнил кроме того, что вспомогательное белокрысиное воинство потеряло энное количество лап и хвостов. Нет, с медициной надо было завязывать. Тем более что в его крови исследователи всех пяти континентов не нашли ровным счетом ничего.

И вот теперь он шел — все медленнее и медленнее — по такому земному лесу, и налево и направо расстилались такие земные белые мхи, одновременно ломкие и пушистые, и кое-где из них торчали абсолютно земные боровики… стоп.

Налево уходила тропинка. Никто из тех, кто по-быстрому расправлялся с можжевеловой порослью и уже ушел далеко вперед, не обратил на нее внимания, потому что выдавал ее только не такой пышный, как везде, мох; но четкая прямизна этой заросшей тропы и темнеющий холм, к которому она однозначно направлялась, не оставляли сомнений в том, что она проторена человеческими ногами. Юрг сошел с дороги на тропу, постучал каблуком — под белым моховым настилом гулко отозвался камень. Не раздумывая, он двинулся к холму.

Вблизи это бурое сооружение не казалось таким внушительным приблизительно два человеческих роста. Кажется, примитивное, глинобитное жилище… Нет. Вовсе не жилище. Элементарный термитник. Конечно, не такой, как в Африке, но очень похож. И давным-давно покинут обитателями. До середины обложен седым мхом, как снегом занесен, и ни одной дырочки. Тропинка делает вокруг него аккуратную петлю и идет дальше, к такому же конусу. Забавно. Это все равно как если бы у нас в нашем бору под Асташковом асфальтировали дорожки от одного муравейника до другого. Ну, пойдем дальше!

…собственно говоря, а почему? Он же искал Сэнни, и если идти, то вместе с ней, а для страховки еще прихватить…

Ни хрена себе муравейничек! Метров пять. А дырку-то сделали не насекомые — она точно в человеческий рост, да и по ширине на не слишком толстопузого. Тук-тук, кто в теремочке живет? Да видно, что никто не живет. Отель открыт для постояльцев. Как говаривали в старицу, пожалуйте на халяву!

…хоть десинтор-то сними с предохранителя, кретин! Где фонарик? Нету. Зажигалка? Отдал Харру. Дерьмо ты, а не космолетчик…

Кажется, меня кто-то обозвал кретином? И справедливо. Я действительно недоумок. Потому что мечтал обойтись без волшебства. Но там, где ты, Сэнни, там всегда… Нет, это даже не магия. Особенно когда ты такая, как сейчас. И как тогда, в папоротниковую ночь…

Юрг очнулся от малоприятного ощущения, что рядом, вплотную к нему, кто-то проползает. Он замер, сдерживая дыхание, и осторожно приоткрыл глаза — на него полз белый мох. Седоватые комья выдирались из обшей массы и торопливо подкатывались к нему, тычась под спину, которой он опирался на стенку термитника. Лаз, через который он каким-то образом успел выбраться наружу, уже был затянут кружевной пеленой; его видавшая виды куртка, с прошлой ночи еще и приукрашенная пятилепестковыми горелыми пятнами — следы огненных цветов, — лежала рядышком, притиснутая снятым с предохранителя десинтором. Под нее тоже подползали моховые шустрые комочки, и она шевелилась, как живая. Юрг поднялся на ноги, пошатываясь — странное дело, ведь всего триста кубиков сегодня перекачали Стамену, а состояние обморочное, как у благородной девицы после первой ночи с эскадроном гусар летучих… Черт побери, а был ли он сам сегодня на высоте? Память не сохранила ничегошеньки, даже интерьера термитного отеля, но оставила твердую уверенность, что — был.

И на том спасибо.

Издалека, оттуда, где должна была пролегать просека, доносились голоса видно, дружинники после трудов праведных решили прогуляться до дома пешком, подышать можжевеловым терпким духом, которым исходила каждая вязанка сучьев с кольчатыми смолистыми срезами. Юрг глубоко вздохнул, и память принесла нежный фимиам персидской сирени, и аметистовый отблеск мха, устилавшего изнутри термитник…

Он не удержался и, благоговейно зажмурившись, ткнулся носом в моховую завесу, уже укрывшую вход в их приют неистовой любви. Из термитника отчетливо несло рыбой.

Такие надменные, непроницаемые морды мона Сэниа видела разве что в Королевском Совете собственного отца — потому-то в свое время и держалась от него подальше, опустошая охотничьи угодья сопредельных лепных земель. Отправляясь на Тихри, она рассчитала, что эффектнее всего будет предстать перед этими кочевниками в роли блистательной владетельницы далекого мира — в сиреневом, усыпанном аметистами и затканном серебряными лилиями платье, подхваченном под самой грудью (чтобы создать иллюзию длинноногости).

Не помогло.

Пять пар глаз, подсвеченных алыми бликами ритуальных одежд, глядели на принцессу — или, вернее, сквозь нее — с высокомерным равнодушием. Замечание командора, что-де «мужики — везде мужики, они на красоту — что коты на сметану», по всей вероятности, было справедливо в границах земного космодрома. Или чуточку шире. Но не здесь. Мона Сэниа чувствовала, что на вопросы, которые она задавала знатнейшим мудрецам княжеского двора, у них нет ответа — но ведь они и НЕ ПЫТАЛИСЬ найти хоть какой-нибудь ответ.

Она сделала еще одну попытку:

— Тогда ответьте мне, о стражи законов Незакатного, почему в страшном месте, именуемом Адом, мои воины не утратили свою способность мгновенно перелетать с одного места в другое, в то время как все волшебство, известное моему супругу, потеряло свою силу?

Один из солнцезаконников тоскливо поглядел на потолок четырехугольной воинской палатки, по которой стучал монотонный несильный дождик:

— Чужедальняя владетельница, твои полеты, как и способность всех твоих воинов, — это не волшебство, а естество. Из твоих слов следует, что исчезнувший Кадьян, хаттатутарх Оцмара Великодивного, ограничил свои заклятия волшебством, а не естеством. Мы же блюдем законы, управляющие естественной стороной жизни на Дороге Лроногирэхихауда Милосердного. Кудесная сторона нам чужда, и вопросы о ней не найдут ответа в наших умах.

Последнее в самых различных вариациях, почтительно и не очень, она выслушивала уже в двадцатый раз.

Принцесса зябко повела плечами — и стоило ради этих козлов, как говаривала Таира, облачаться в лучший свой наряд! Только пыли насобирала длинными юбками. Сибилло, притулившийся сзади всех, отлепился от стенки, неслышно скользнул к чудом спасенному от пожара креслу, которое было сейчас предоставлено знатной гостье, и подсыпал ореховой скорлупы в маленькую жаровню, стоящую у ее ног. Затрещало. Мона Сэниа инстинктивно подобрала юбку.

— Хорошо, — сказала она устало. — Последний вопрос: если не вы, то кто же?..

Равнодушное молчание. Впрочем, иного она не ждала. Да-а, разжиревшим охламонам из захолустного Орешника, которые лебезили перед престарелым сибиллой, было до этих истуканов как до небес!

— Все свободны! — резко проговорила она, подымаясь.

Солнцезаконники поднялись только тогда, когда встал молчавший все это время Лронг. Он махнул рукой, и они, накидывая на себя полы верхних одежд, чтобы уберечь от дождя свои многомудрые головы, степенно покинули зал заседаний.

— Распустил ты их, стервецов, — с ненавистью проговорила принцесса, глядя им вслед.

Лронг снял с себя парадный княжеский плащ и накинул ей на плечи. Плащ оказался бесподкладочным и кусачим.

— Это уже не существенно… — проговорил бывший лекарь каким-то странным, донельзя угнетенным голосом.

Мона Сэниа вскинула на него ресницы — неужели на него так подействовал ее царственный наряд? Да, похоже — в его словах звучала неуемная грусть, совсем как прежде, когда он говорил ей: «…если я когда-нибудь забуду тебя, неназванная…» Но в палатку заглянул Сорк, все это время мокнувший под дождем, и напустил целое сонмище прислужниц с подносами, кувшинами, подушками и прочей совершенно ненужной ерундой. Обрадовался только сибилло, вообразивший, что теперь-то и настанет черед тому, ради чего их собрали они с Лронгом наконец «примут принцессу по-княжески».

• Предыдущая
• 24/109
• Следующая