Формула контакта - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/60
- Следующая
— Если Наташа с Алексашей не перестанут лаяться через сетку, — ультимативным тоном заявила Кшися, — то я вообще играть не буду.
— Это почему же? — Абоянцев на корню пересекал все антиспортивные выступления.
— Они как сцепятся, так пятнадцать минут стой и мерзни. А когда стоишь, вечно кто-то за ноги кусает. Куриные блохи, наверное.
Аргумент озадачил даже начальство.
— А почему меня не кусают? — спросил Гамалей. Получилось глупо, Диоскуры (благо не их начальство) фыркнули.
— Инстинкт самосохранения, — шепнул Алексаша.
Йох, начисто лишенный чувства примитивного юмора, удивленно поднял белые брови. Самвел пихнул Алексашу локтем в бок — расквитался-таки за давешнее.
Абоянцев вытащил из заднего левого кармана блокнотик, сделал пометку:
— Аделаида, голубушка, придется вам провести ионную дезинфекцию.
— Не далее как две недели назад… — тощая бесцветная Аделаида имела обыкновение замолкать на половине фразы, словно экономила энергию.
Но говорила она всегда столь примитивные вещи, что ее все понимали.
— И черви передохнут, — вставила тихонечко Кшися. — В верхнем слое, по крайней мере.
— Дезинфекцию начнете завтра, сразу после завтрака. — Абоянцев вложил карандашик в книжечку, сунул ее было в задний правый карман, но спохватился — правая половина всех его карманов, как это было всем известно, предназначалась исключительно для вещей и записных книжек личного характера.
Спохватившись, переложил в левый.
— Мария Поликарповна, матушка, кого мы ждем?
— Да я ж… — спохватилась Макася.
Кухня и столовая располагались на первом этаже, разделенные прозрачной перегородкой, через которую в просветы между здешними пальмочками, угнездившимися в традиционных кадках, было видно, как кашеварит Сэр Найджел. Сначала Макасе придали Ваську Бессловесного, но Макася под угрозой забастовки вытребовала себе антропоида повышенной сложности, мотивируя это тем, что у Сэра Найджела всегда можно получить членораздельный ответ, что и когда он солил.
Надо отдать должное — готовил этот, как выражался Гамалей, «феминоантропоидный тандем», превосходно.
Сэр Найджел выкатил тележку с тарелками из кухни, степенно проследовал по голубому асфальту, окаймлявшему Колизей, и втолкнул тележку под сень пальмочек.
— Крабовый салат всем, — доложил он скрипучим голосом, — тринадцать азу, одни пельмени с капустой, по-казацки.
— Чьи пельмени? — спросил Гамалей. — Я бы поменялся.
— Между прочим, я тоже, — пробасил Йох.
— Тогда нас трое, — буркнул Меткаф.
— Пятеро! — крикнул Алексаша. — Но это в добавление к азу!
— Я бы, конечно… — протянула Аделаида.
— Едоки, чьи пельмени?
— Пельмени мои, — сказал Абоянцев. — Давно ожидал тихого бунта, но никак не думал, что это будет гастрономический бунт.
Все притихли.
— Сэр Найджел, — по-хозяйски повелел Гамалей, — соблаговолите-ка приготовить порций пятнадцать казацких пельменчиков, да поживее!
Абоянцев сердито на него покосился:
— На первый раз прощаю, но прошу заметить, батюшка, что антропоидное время дороже, нежели консервы. Поэтому прошу продумывать меню и изменения вносить, как положено, не позднее, чем за полчаса до принятия пищи.
Антропоид скрылся в холодильной камере, но аппетит, кажется, был всем попорчен: педантичное замечание начальника экспедиции подействовало, как позавчерашний соус.
— Между прочим, приближается день рождения Марии Поликарповны, — уныло, как о готовящейся ревизии, предупредила Аделаида. — Почему бы не запланировать…
Кажется, это был единственный случай, когда реплика врача вызвала восторженную сенсацию. За сравнительно короткое время было выдвинуто незафиксированное количество предложений, вполне удовлетворивших начальника экспедиционно-исследовательской группы.
Разрядка действительно была необходима, но вот сколь быстро общее уныние достигнет прежнего уровня, после того как догорит именинницкий костер, будет съеден именинницкий пирог и допит именинницкий пунш?..
Зазвонил столовский будильник — девятнадцать двадцать пять по местному времени. Пора на вечерний урок.
Непринужденной, как всегда, неторопливой вереницей подымались на третий этаж, в «диван». Поначалу это была типовая классная комната со столами и стульями, с доской и магнитофоном. И одним диваном. Но вскоре из-за мест на диване начала ежевечерне возникать упорная возня. Абоянцев хмурился, и тогда в классной комнате явочным порядком стали появляться диваны и исчезать столы. Абоянцев промолчал, потому что так и не смог понять — то ли это естественная потребность уставших за день людей, то ли микробунт.
Сирин Акао заняла свое место за единственным уцелевшим столом. Никто не знал, откуда она родом — к Сирин не очень-то подступишься с вопросами. Похожа она была на абстрактную восточную принцессу — вся в ярких шелках чистых контрастных цветов, до неправдоподобия миниатюрная во всем, кроме ресниц и узла иссиня-черных волос — они огромны или, во всяком случае, таковыми кажутся. Но это — пока она молчит. Стоит Сирин заговорить, как ее изящный яркий ротик становится квадратной пастью, из которой торчат крупные квадратные же зубы. Это выдает несомненную японскую ветвь в ее происхождении, но вынуждает девушку к молчанию и неулыбчивости. Ребята попробовали было назвать ее «мадам Баттерфляй» — не привилось.
Сирин Акао воздела крошечные ладошки, трижды хлопнула:
— Благо спящему!
— Благо спящему! — отозвались все нестройным хором, но уже по-кемитски.
— Натан, прошу вас. Вы поутру встречаете на улице своего друга… Алексей, прошу и вас. Утренний диалог, как всегда.
Это была обычная разминка — словарный запас языка Та-Кемт был заложен у каждого из них гипнопедически, но тренироваться нужно было ежедневно. Тренироваться, не зная толком, когда на Земле примут хотя бы принципиальное решение о возможности непосредственного контакта…
«Благо спящему!» — «Благо стократ». — «Почивала ли твоя семья с миром?» — «С миром и с храпом…»
— Алексей! Храп считается серьезным физическим недугом, ибо нарушает тишину. Поэтому, если угодно: «НЕ с миром, НО с храпом». Хотя о таких вещах, по-видимому, принято помалкивать. Продолжайте.
Традиционный диалог продолжался.
«Как почивали отец и мать?» — «Сон их спокоен и мудр». — «Как почивали братья и сестры?» — «Во сне они приобщались к мудрости богов». — «Был ли крепок сон дядюшек и тетушек?» — «Моей престарелой бабушке паук опустился на нос, и она от страха…»
— Алексей! В Та-Кемте пауки — милые домашние зверушки, вроде наших хомячков. Их никто не боится.
Сирин-сан начинает сердиться, и напрасно. Иначе ведь от этих усыпляющих диалогов действительно кто-нибудь уснет! И как только эти кемиты могут разводить подобную нудятину с утра пораньше! Ведь это начисто снимает всю работоспособность. Ах, да, диалог… «Моей престарелой бабушке приснилась невеста ее младшего правнука. Она, то есть невеста, а не бабушка, была бела, как сметана, и проворна, как кошка…»
— Фу! — закричали все хором, а Кшися — громче всех. Плагиат, даже на примитивном наречии Та-Кемта, здесь не поощрялся.
Приходилось поправляться. «Девушка была смугла, как грецкий орех изнутри…» — «Как звали эту девушку?» — «Ее звали Сиреневый Инкассатор» (это уже на земном).
Сирин слегка краснеет, сердится. Когда она сердится молча, она очаровательна.
— Алексей, вы отвечаете прегадко. Я поражена. Иоханн, ваш сон, пожалуйста.
«Мой сон благоволящие ко мне Боги наполнили благоуханием весенних цветов, кои срывал я для увенчания костра всесожжения. Почтеннейший Неусыпный снизошел принять от меня корзину с цветами, кои вознес…»
— «Кои вознесены были». Это типичный оборот. Прошу дальше.
— «Кои вознесены были на вершину Уступов Моления… э-э… дабы они сожжены были… э-э… во ублажение… то есть во услаждение… Спящих Богов».
— Во, должно быть, вонища!..
— Прошу вас заметить, Натан, что рассказам о снах натурализм не свойствен.
- Предыдущая
- 9/60
- Следующая