Дольмен - Ле Пезеннек Мари-Анн - Страница 23

Теперь хрупкая связь, существовавшая между ними, грозила разорваться совсем. Эта мысль была ему непереносима, тем более что он во многом чувствовал себя виноватым. И тогда гнев сменился тоской. Лойк сел на кровать сына и принялся разглядывать знакомые предметы, словно вел разговор без собеседника…

Входная дверь виллы Переков оказалась незапертой, что было странно для такого раннего часа. Мари вошла, соблюдая осторожность, поскольку в доме явно происходило что-то необычное. На ее зов никто не откликнулся. Она пересекла огромную пустынную гостиную и направилась к спальням. Везде пусто. Внимание ее привлек открытый шкаф в комнате Шанталь. Одежда с вешалок исчезла, ящики секретера были выдвинуты и тоже опустошены, в маленьком стенном сейфе остались лишь футляры. Однако никаких следов взлома или обыска она не обнаружила. Мари догадалась, что Шанталь спешно собрала наиболее ценные вещи и скрылась. Вместе с Никола, разумеется.

На всякий случай она заглянула в ванную. На ее лице отразилось беспокойство – оттуда шел запах горелого. На дне ванны лежала кучка обуглившейся бумаги. Взяв с полочки пинцет, Мари поворошила пепел. Несколько листков обгорели не полностью, она узнала почерк Никола: «…все, что угодно, дорогая, из любви к тебе… клянусь, любовь моя…» Письма к Шанталь. Уж конечно, Ферсен истолкует их не в пользу племянника. Она аккуратно отделила уцелевшие клочки и спрятала в карман. Затем для очистки совести позвонила самым близким приятелям Никола, там его не оказалось. Каким образом, интересно, парочке удалось покинуть остров? Первое, о чем подумала Мари, – это о небольшом траулере отца. Племянник умел им управлять. С тех пор как мальчишка научился ходить, Милик брал его с собой в море, и до последних месяцев тот всегда с восторгом помогал ему.

Мари уже дошла до берега, где находились садки для крабов, как зазвонил ее мобильник. Прочтя на экране «Ферсен», она без колебаний прервала связь.

Тщательный обыск, которому Лойк подверг спальню Никола, неожиданно приблизил его к сыну. Вспомнились редкие часы, проведенные вместе, подарки в день рождения, восторг мальчика перед новогодней елкой, поход в лавочку, где они долго не могли выбрать ему фотоаппарат. Он обязательно поговорит с Нико, постарается его образумить. Но сначала сына нужно найти.

Лойк вошел в гараж. Мопед на месте, привален к стене. Он поднял его, обнаружив за ним мусорный бачок с откинутой крышкой. Собираясь закрыть его, он машинально посмотрел внутрь. Оттуда торчал кусочек джинсовой ткани. Заинтригованный Лойк наклонился и достал сверток. У него сжалось сердце: одежда Никола. Зачем сын ее выбросил? Он развернул сверток.

– Боже!

В глазах у Лойка потемнело, руки задрожали, он выронил джинсы и рубашку: на них темнели пятна крови.

Траулер мирно покачивался на волнах – он не снимался с якоря уже неделю. Милик внимательно выслушал дочь, расстроенный, что ничем не может ей помочь. Теперь он понимал, почему в последнее время внук от него отдалился. Не осуждая парня, он был обеспокоен лишь тем, что Никола решил порвать с родными.

Ощущая страшную усталость, Мари присела прямо на берегу. Милик понимал ее состояние, он погладил дочь по голове и, тяжело ступая, двинулся к садкам. Она проводила его взглядом. Отец напоминал альбатроса: неуклюжий и неловкий на земле, как эта большая птица, он полностью преображался в море, находя общий язык со стихией куда лучше, чем с людьми. Телефонный звонок Лойка прервал ее раздумья.

– Одежда Никола? Где? – Голос ее дрогнул: – В крови? Послушай меня: ни к чему не прикасайся… успокойся, да успокойся же ты… – призывала она скорее себя, чем брата, пытаясь не поддаться панике.

В этот момент раздался громкий крик Милика.

Мари увидела, что отец выронил вершу и покачнулся, словно его ударили. Как загипнотизированный, Милик не сводил глаз с одного из своих садков в форме маленького огороженного пруда. Мари потеряла самообладание:

– Папа!

Она подбежала к нему, не завершив разговора с Лойком.

– О нет!..

Теперь и Мари не в силах была оторвать взгляд от поверхности садка, возле которого они стояли. В кишащей массе морских пауков и крупных крабов угадывались очертания человеческого тела. Милик схватил дочь за руку. Обоих пронзила одна и та же мысль: «Никола!»

Автомобиль Лойка резко затормозил у самой дорожки, идущей вдоль садков. В его ушах до сих пор звучал крик Мари. Издалека он увидел ее в объятиях Милика. Старик смотрел на садок, теперь покрытый старой простыней. Подбежав к ним и не дожидаясь объяснений, Лойк сорвал ткань, освобождая поверхность садка. Несколько мгновений он молча стоял перед погруженным в воду трупом, который терзали крабы. Слава Богу, не сын! Это был Ив Перек. Отвернувшись, Лойк встретился глазами с сестрой и отцом. На их лицах отражалось то же чувство. Мари обратилась к брату:

– Я предупредила майора Ферсена, который уже в пути. Уезжай, ты должен найти Никола раньше, чем это сделает он. Насколько мне известно, племянник еще не покинул Ланды.

– Неужели ты думаешь, что Нико… – глухо произнес тот.

– Нет, не думаю… Но его исчезновение и окровавленная одежда – это улики… – Мари не закончила, услышав сирену полицейской машины.

Лойк ринулся к автомобилю и скрылся внутри. Мари почувствовала на своем плече руку отца.

– Не оставляй брата одного: неизвестно, что он может натворить, а с полицейским я разберусь. Ступай, дочка.

Она порывисто обняла Милика, зная, что он достойно выйдет из любой ситуации, и была за это ему благодарна. Подойдя к «мегари», Мари поняла, что опоздала: подъехал Ферсен. Вылезая из машины, он сердито поинтересовался:

– У вас есть более важные дела, чем разговор со мной?

– Вы не оставили мне выбора.

Следующий вопрос был задан таким безразличным тоном, что ее передернуло.

– Кто?

– Ваш убийца… убит!

Проигнорировав ее сарказм, Ферсен знаком велел ей следовать за ним и подошел к садку.

– Что вы здесь делали?

Но тут к ним присоединился Милик и начал в подробностях рассказывать о страшной находке, мешая Ферсену продолжить расспросы. Мари, оценив сообразительность и выдержку отца, потихоньку стала отходить к дороге, но полицейский бросил на нее строгий взгляд. Она вздохнула и присела на край каменной ограды. Ферсен нервничал, видя, насколько неумело приехавший вместе с ним Морино управляется с трупом: он легко мог уничтожить следы, которые впоследствии позволили бы экспертам восстановить картину преступления. Отчитав старшего сержанта, Ферсен отодвинул его в сторону, надел резиновые перчатки и осторожно разогнул руки убитого. Наставив электрический фонарик, осмотрел пальцы. На среднем и указательном были следы от уколов.

– Наденьте на руки пакеты! – бросил он Стефану, который с недоумением на него уставился. – На руки, Морино! – потряс Ферсен ладонями перед его носом. – Упакуйте руки трупа!

Пока тот неловко исполнял приказание, Ферсен осмотрел липкие от крови волосы на голове жертвы. Рана находилась на затылке, где, обнажая розовую кожу черепа, начинала пробиваться лысина. Не вызывало сомнений, что Ива Перека и Жильдаса Кермера убили одним и тем же способом. Опуская голову Перека на землю, Ферсен вдруг обнаружил крохотный клочок бумаги, застрявший в уголке губ трупа, словно убитый заклеил порез от бритвы и бумажка сползла. Он слегка подцепил ее ногтем, почувствовав сопротивление, раздвинул губы, потом челюсти и мало-помалу извлек остальное. Осторожно развернув пропитанный слюной комок, он прочел:

«За Мари. Всевышний вынесет приговор. Из каменного сердца брызнет кровь и прольется свет».

Мари… Машинально взглянув в сторону низенькой ограды, он еле сдержался, чтобы не выругаться: она исчезла.

Когда Мари ворвалась в прачечную, брат выливал из канистры бензин в большой пустой чан для кипячения белья.

– Бесполезно жечь одежду! – закричала она, подбегая к Лойку. – Тем более если Нико невиновен!

Но тот не слышал, он заметил присутствие Мари, только когда она попыталась выхватить у него канистру. Повернув к ней искаженное ненавистью лицо – этот образ навсегда останется в ее памяти, – он произнес жестокие слова: