Дольмен - Ле Пезеннек Мари-Анн - Страница 26

– Всему есть объяснение, – проговорил Ферсен не без раздражения. – И я найду его, пусть мне придется окончить свои дни на этой куче камней и превратиться в бретонца.

Риан махнул рукой в сторону маяка:

– В случае необходимости вы знаете, где меня найти.

Люка попрощался и, посмотрев ему вслед, снова наткнулся на неподвижный взгляд Пьеррика. Чтобы отвлечься, он отстегнул мобильник и позвонил Морино: тот должен поспешить в Ти Керн, заворачивая по пути любопытных, от которых, по его предположению, скоро не будет отбоя.

Потом он обошел менгир в надежде отыскать какое-нибудь хитрое приспособление, заставившее каменную глыбу весом более тонны проливать кровавые слезы.

За ним по пятам шел Пьеррик, останавливаясь, когда останавливался Ферсен, делая ровно столько шагов, сколько их делал он, примерно так, как раньше играли – да и сейчас еще играют – дети: «Раз, два, три… замри!» Раздосадованный его маневрами, Люка постарался больше не обращать на немого внимания, но постоянное присутствие за спиной этого неотесанного болвана выводило его из себя, он резко обернулся, чтобы отвязаться от него раз и навсегда, и замер, пораженный: Пьеррик бесследно исчез.

Выполняя обещание, данное Лойку, Гвен в конце концов убедила мать закрыть на один день фабрику, мобилизовав служащих на поиски Никола.

– Считай недополученную прибыль вложением в выгодное дело, – объяснила она Ивонне. – Когда придет время выдвигать мою кандидатуру на пост мэра, понадобятся голоса. А память у людей хорошая – они сразу вспомнят, что мы сделали все необходимоe для спасения одного из островитян.

Ивонна сдалась под ее напором и немедленно собрала рабочих, обратившись к ним с возвышавшейся над цехами застекленной надстройки. Восхищенная Гвен слушала, как ловко мать подпиливала сучок, на котором сидели Керсены: дескать, по логике вещей, это им надлежало выступить с подобной инициативой, но Ле Бианы всегда были ближе к народу и никогда не стыдились своего скромного происхождения…

– Ничего не скажешь, просто готовая предвыборная речь!

Гвен молча посмотрела на Филиппа – ядовитое замечание плохо вязалось с его почти нежным взглядом – и вышла на улицу. Пьеррик снова куда-то запропастился, а Гвен трепетала при одной мысли, что он опять будет околачиваться возле менгиров.

– Ладно, скажите прокурору, что если группа поддержки отбыла вчера, как я просил, то не век же ей сидеть на континенте в ожидании хорошей погоды! – ревел в трубку Люка, стараясь перекрыть вой бури. – Призвать добровольцев? – Он поймал на лету желтую ленту, с которой сражался Стефан и которая от него только что ускользнула, унесенная порывом ветра. – Плохо же вы знаете местных жителей! В лучшем случае они просто мне плюнут в рожу, а в худшем – помогут малышу Кермеру понадежнее спрятаться… Все, до свидания!

Закончив разговор, Ферсен стал помогать старшему сержанту, которому сам же поручил расширить ограждение, включив туда второй менгир. Вдалеке виднелись две согнутые фигуры помощников Морино, которые ходили взад-вперед по берегу в поисках невероятных в таких условиях «следов преступления». Стефан недовольно поморщился, когда Люка сказал, что он и его люди должны постоянно находиться в Ти Керне, сменяя друг друга, до тех пор, пока приборы видеонаблюдения, заказанные на континенте, не будут сюда доставлены и налажены.

– Мы же оградили территорию, – возразил старший сержант, у которого это решение не вызвало восторга, – люди не посмеют проникнуть в запретную зону, тем более что убийства…

Слова замерли у него на устах, поскольку Люка с насмешливым видом показывал пальцем на завернутую в плащ-накидку Гвен, которая, без зазрения совести преодолев барьер, уже направлялась к ним. Не поздоровавшись, она холодно осведомилась, верны ли слухи о том, что Ти Керн скоро будет объявлен закрытой территорией. Люка лишний раз поразился скорости, с какой информация облетала остров, и утвердительно кивнул:

– Все верно. Кроме того, я прикажу блокировать остров. Перемещаться туда-сюда можно будет лишь по специальным пропускам. Разумеется, когда Господь Бог соблаговолит возобновить морское сообщение, – добавил он не без яда.

– Закрыть остров означает нанести непоправимый урон торговле! – с жаром запротестовала Гвен. – Вы не имеете права принимать такое решение в одиночку, муниципальный совет…

– …мне не указ, – оборвал ее Ферсен. – Давайте договоримся сразу, мадам Ле Биан: времена, когда вы улаживали все дела между собой, канули в Лету. Нравится вам это или нет, отныне вы обязаны выполнять мои распоряжения, иначе мне придется взять вас под стражу за противодействие уголовному расследованию. Или, используя местную терминологию, я, как Господь Бог, обладаю властью делать погоду в Ландах. Что же до коммерции и туризма, то, уж простите, я не разделяю ваших чувств: один за другим гибнут жители острова, а значит, пока преступника не схватят, Ланды будут заблокированы.

К трем часам дня ливень сменился противным мелким дождичком, рецепт которого Бретань хранит с давних пор. Связь с континентом наконец-то наладилась.

В портовом кафе Анна и ее молоденькая помощница раздавали бутерброды и стаканы с грогом тем, кто несколько часов провел в поисках Никола и забежал в тепло, чтобы сделать перерыв. Дверь не закрывалась, каждый раз на вновь прибывших устремлялись безмолвные взоры, но те лишь качали головой: Никола как в воду канул. Пьер-Мари де Керсен, пойдя на поводу у Армель, которая не могла допустить, чтобы ее муж изменил гражданскому долгу и не принял участия в акции, наравне с остальными прочесывал Ланды в компании супруги. Он только что впился зубами в щедро намазанный маслом ломоть хлеба, как Армель вырвала бутерброд у него из рук.

– Не забывайте о холестерине! – прошипела она, расточая улыбки направо и налево. – И о нашем будущем! Все эти люди – избиратели, следовательно, избавьтесь от самодовольного вида и берите пример с дочери – смешайтесь с народом!

У Армель наверняка испортилось бы настроение, знай она, что Жюльетта и Ронан Ле Биан, входившие в молодежную группу добровольцев, пользуясь случаем, украдкой пожимали друг другу руки.

Облокотившись на стойку бара, Ивонна с презрительной ухмылкой показала на Пьеррика, который изо всей мочи тряс установленный возле входа электрический бильярд.

– Посмотри на этого идиота, – шепнула она сидевшей рядом на табурете Гвен. – В машине даже нет денег. Правда, развлечение – бесплатное, и то слава Богу!

Взгляд ее остановился на Керсенах, которые подходили то к одному, то к другому с дружескими рукопожатиями и лицемерными приветствиями. Закатив глаза от возмущения, выслушала она, как Пи Эм громко провозгласил: «Выпивка за мой счет!» – что было встречено всеобщим ликованием.

– Этот пройдоха не упускает случая, – злобно прошипела она. – Напрасно мы закрыли фабрику: Никола, наверное, сейчас уже далеко.

Ивонна замолчала, увидев, что Керсен-младший с двумя стопками направляется к ним. Он выразил притворное сожаление по поводу изоляции острова, которая могла губительно сказаться на реализации их товара.

– Если я смогу вам чем-либо помочь… – начал он медоточивым голосом.

– Твои деньги – пахнут! – прервала его Ивонна, отказываясь от угощения и намеренно повышая голос, чтобы привлечь всеобщее внимание. – И ты воняешь тоже. Разве никто из вас не чувствует запах разложения? – обратилась она к публике.

– Старая сволочь!

Взбешенная Ивонна вцепилась ему в воротник и принялась трясти его с такой силой, которой трудно было ожидать от пожилой женщины. Забыв об обязательной для аристократа сдержанности, Пи Эм плюнул ей в лицо и отвесил бы пощечину, не вмешайся Морино.

В суматохе никто не заметил, как чья-то рука осторожно поднесла пипетку к стоявшему на столе стакану Ивонны.

Напуганная телефонным звонком, который полчаса назад раздался в кафе, и не обращая внимания на дождь, покрывавший нимбом мелких капель ее волосы, Ивонна быстрым шагом возвращалась домой. Как могла всплыть правда о ее детях? Знал об этом только отец Перека, но ведь он подделал документ на ее глазах. Неужели Ив? Да нет, в то время он только что родился. Конечно, не исключено, что старик Перек открыл ему тайну позже – чтобы снять груз со своей совести. Правда, она сомневалась и в том, что у старого Перека имелась совесть, и в том, что Ив проговорился кому-то третьему. Как ни крути, теперь оба были покойниками и свидетельствовать не могли.