Орел и Волки - Скэрроу Саймон - Страница 15

• Предыдущая
• 15/92
• Следующая

Катон предвидел этот вопрос и заготовил ответ.

— Твои воины тренируются, царь. Настоящее оружие они получат, как только будут готовы.

— О? — Старик был явно разочарован. — И когда это ожидается?

— В скором времени, царь. Твои подданные учатся быстро.

— Можно мне посмотреть?

— Разумеется. Для нас это честь. Мы ничего не скрываем.

Верика дал знак своей свите, все всадники послушно спешились и медленно двинулись вслед за вождем.

Катон наклонился к Тинкоммию и прошептал:

— Постарайся не подпускать его к Бедриаку.

— Хорошо.

Верика принялся неторопливо обходить плац, с очевидным интересом наблюдая за отработкой приемов. Порой он останавливался, чтобы отпустить замечание или задать какой-либо вопрос. Катон почтительно давал пояснения. Они уже возвращались к оставленным лошадям, когда один из приближенных царя, темноволосый бритт с прикрытым лишь дорожным плащом голым торсом, выхватил у ближайшего из легионеров дубинку. Тот хотел было воспрепятствовать наглецу, но Катон мотнул головой. Темноволосый бритт воззрился на короткую деревяшку, выражая всем своим видом презрение, и рассмеялся.

— Кто это? — шепотом спросил Катон у Тинкоммия.

— Артакс. Еще один племянник царя. Не такой, правда, близкий, как я.

— Значит, у вас большая семья?

— Если бы ты только знал насколько, — вздохнул Тинкоммий, но тут Артакс поглядел на Катона.

— Почему наших воинов заставляют забавляться с игрушками, тогда как их следует обучать бить врагов? — с вызовом спросил он, бросая дубинку к ногам римского центуриона. Катон не повел и бровью. Артакс между тем, меряя его взглядом, изрек: — Впрочем, это не удивительно, раз уж римские командиры и сами еще совершенные дети.

Сердце Катона учащенно забилось, однако вместо гримасы гнева на лице его появилась улыбка.

— Что ж, может, это и справедливо, но я лично не прочь полюбоваться, как ты, такой взрослый и опытный человек, сумеешь справиться с этой игрушкой.

Артакс расхохотался и, подавшись вперед, попытался покровительственно потрепать по плечу молокососа, показавшего зубки, но молодой центурион оказался проворней. Он легко отступил назад, отстегнул застежку и вручил свой алый плащ Тинкоммию. Потом юноша наклонился, поднял с земли тренировочный меч и прикинул в руке его вес. На лице Артакса вновь появилась презрительная усмешка, он тоже сбросил с себя плащ и отобрал дубинку у топтавшегося рядом с ним ротозея. Люди, стоявшие вокруг спорщиков, расступились, освобождая достаточное пространство для схватки, и Катон чуть присел, приготовившись отразить первый натиск.

Артакс ринулся в бой с диким душераздирающим криком, осыпая противника градом ударов. Когда он начал теснить римлянина, атребаты поддержали соплеменника одобрительным гомоном, тогда как Катон, стиснув зубы и морщась от боли, волнами проходившей по всей руке его до плеча, невозмутимо отбивал все наскоки. Потом, примерно оценив боевую сноровку бритта, он дождался, когда тот еще раз замахнется, и сделал ложный выпад, направленный в бурно прыгающий кадык. Как и следовало ожидать, Артакс отдернул голову, открыв при этом свой торс, и Катон с силой ткнул туда концом дубинки. Он угодил прямо в солнечное сплетение. Под волосатой кожей вздувались крепкие мускулы, хорошо защищая живот, однако бритт все же ахнул от боли и, шатаясь, попятился от Катона.

Центурион опустил руку, полагая, что цель достигнута. Однако бритт думал иначе. С яростным ревом он снова бросился на врага, гневно размахивая своим оружием. Катон понял, что на сей раз родовитый атребат хочет всерьез его покалечить. И это поняли все. Атребаты ревом поддержали Артакса, римские инструкторы стали подбадривать своего командира. Верика и Тинкоммий молчали.

Резкий стук дерева о дерево наполнил уши Катона, потом в груди его неожиданно вспыхнула жгучая боль. Воспользовавшись оплошностью чужеземца, Артакс нанес ему удар в раненый бок. Катон охнул, отступив ровно настолько, чтобы отбить следующую атаку. Артакс, весьма собою довольный, ослабил напор и полуобернулся к своим соплеменникам, чтобы разделить их восторг. Юноша силился набрать воздуха в легкие, но из-за мучительной боли в боку он не мог дышать полной грудью. Только сейчас, обводя взглядом гогочущих атребатов, он осознал, какого свалял дурака, позволив всплеску своего самолюбия поставить под угрозу весь план создания местного войска. Ведь если сейчас он уступит, все эти люди утратят веру в римское боевое умение, а не освоив хотя бы азы его, им нечего и пытаться обуздать дуротригов. Боль в боку усиливалась, прогоняя все мысли, кроме одной: необходимо рискнуть.

— Артакс!

Знатный бритт обернулся к Катону, слегка удивленный таким панибратством со стороны какого-то чужеземца, но пожал плечами и продолжил схватку. Однако теперь атаковал римлянин, нанося быстрые низовые удары, и не ожидавшему такого натиска бритту пришлось в свою очередь отступать, с трудом отражая выпад за выпадом. Потом Катон предпринял двойной обманный маневр и сумел найти брешь в защите Артакса. Первый удар снова пришелся тому в живот, но передышки уже атребату не дали. Катон тут же двинул его по ребрам, а мигом позже перебил ему нос. Хлынула кровь, Артакс зажмурился от резкой боли, но дело не кончилось и на этом. Добивая противника, Катон ткнул его дубинкой в пах, и тот с жутким стоном рухнул на землю.

Атребаты умолкли, остолбенев от ужаса, изумленные тем, как стремительно на их глазах противники поменялись ролями. Катон выпрямился, отступил от поверженного бойца, обвел новобранцев взглядом и поднял свое оружие.

— Помните, я недавно говорил вам, что острие надежнее лезвия и что лучше колоть, чем рубить. Вот вам доказательство.

Он указал на Артакса, все еще корчившегося на земле.

Повисла неловкая тишина, но тут один из атребатов вскинул вверх тренировочный меч и отсалютовал победителю. Вслед за ним еще кто-то издал приветственный клич, который подхватили все рекруты. Катон поначалу строго воззрился на новичков, но потом улыбнулся. Урок был усвоен. Он дал людям выразить свои чувства, затем взмахом руки велел им угомониться и приказал:

— За дело! Продолжайте тренироваться!

Инструкторы и новобранцы возобновили занятия, а двое малых из царской свиты подняли Артакса с земли, взгромоздили на лошадь и, придерживая ее, стали ждать монарших распоряжений. Царь неспешно вскарабкался на коня и, улыбаясь, обратился к Катону:

— Благодарю, центурион. Это было весьма… познавательно. Теперь я уверен, что мои люди попали в хорошие руки. Дай мне знать, если будет нужна моя помощь.

Катон отсалютовал:

— Я тоже благодарю тебя, царь. Ничто так не ценно, как доброе слово.

Следующие несколько дней каждое утро рекрутов обучали основам ведения ближнего боя. Чуть ли не по всему периметру плаца Катон велел вбить столбы, и новички с монотонным стуком, эхом разносившимся по складской территории, осыпали ударами их неподатливые бока. Самых способных ставили в пары друг против друга, и они уже отрабатывали целые серии хитрых приемов защиты и нападения, способных обеспечить преимущество воину как в одиночном бою, так и в беспорядочной свалке. Катон с Тинкоммием регулярно обходили весь плац, отмечая успехи каждого отделения и потеснее знакомясь с людьми. С помощью знатного атребата Катон все лучше постигал местную речь, которая, к его радости, не так уж и отличалась от того кельтского языка, каким он, пусть и поверхностно, но владел с весны прошлого года. Новобранцы же со своей стороны, кроме, пожалуй, одного Бедриака, уже начали поворотливо реагировать на приказы инструкторов. Макрон повелел, чтобы все понимали и смысл, и суть латинских команд. В реальном бою не будет ни переводчиков, ни времени, чтобы выслушивать их переводы.

Чем больше Катон наблюдал за Бедриаком, тем больше отчаивался в этом малом. Ежели он по своей тупости так и не постигнет хотя бы начатки римского боевого умения, то станет для товарищей не соратником, а обузой, однако Тинкоммий, наоборот, был уверен, что охотник еще покажет себя.

• Предыдущая
• 15/92
• Следующая