Орел и Волки - Скэрроу Саймон - Страница 42

• Предыдущая
• 42/92
• Следующая

— Похоже, Рим не оставляет ни мне, ни моему народу особого выбора, а?

— Не оставляет, царь. Никакого.

Спустя два дня после прибытия трибуна Квинтилла Верика изъявил желание поохотиться. Один из лесов в нескольких милях от Каллевы числился царским, и окрестным жителям запрещалось не только добывать в нем какую-то дичь, но и даже бывать там.

День, предшествующий развлечению, выдался знойным. Солнце палило нещадно, и улочки Каллевы словно вымерли — все искали укрытия от жары. А вот двор перед царским чертогом, напротив, походил на разворошенный муравейник: слуги и рабы хлопотливо сновали повсюду, занятые нескончаемой подготовкой к отъезду. Царева охота была большим делом, мало вязавшимся с романтическим образом рыщущего по лесам одиночки, чей ум и ловкость вступают в противоборство с первозданной силой и хитростью дикого зверя. Древки охотничьих копий подвергались придирчивому осмотру, не завелась ли на них от хранения плесень, их наконечники на точильных камнях доводились до немыслимой остроты, и челядь с великими предосторожностями укладывала весь этот арсенал в толстые кожаные футляры. Так же основательно проверялись и лошади: отбракованных отгоняли в конюшни, чтобы вернуть в круговерть повседневных работ. Сбруя чистилась, смазывалась и старательно подгонялась к животным, которым предназначалось носить царских гостей. Потные рабы сгибались под грудами мехов для походных постелей, их охапками сваливали на выстроившиеся вереницей повозки. Озабоченные управители громкими криками подгоняли с ног сбивавшихся слуг, таскавших из темных подземных кладовых мешки с хлебом, окорока, кувшины с вином и пивом и горы прочего провианта, тоже находившего себе место на тех же телегах. Тем временем начальник царской стражи, сидя за грубым дощатым столом, отбирал из выстроившейся у ворот длинной очереди самых крепких, годных в загонщики горожан. С едой в Каллеве было уже совсем плохо, и приглянувшиеся Кадминию счастливчики рассчитывали поживиться объедками, что останутся после трапез племенной знати на приволье в холмах.

— Можно подумать, будто эта орава тоже решила куда-нибудь вторгнуться, — ворчал Макрон, вместе с Катоном проталкиваясь сквозь суматошную толчею. — Трудно поверить, что дело всего-то в какой-то охотничьей вылазке.

— Для тебя вылазка, а для кого-то ничего нет важней, — улыбнулся Катон.

Кто-кто, а уж он-то хорошо это знал, ибо сам видел, что творилось в таких случаях в римском дворце. Если Клавдий по своей прихоти вдруг решал, что ему не худо бы «навестить Остию» или просто «проветриться», спасаясь от страшной духоты римского лета, именно отец Катона отвечал за организацию этого путешествия, спешно собирая в дорогу кучу всяческого добра, дабы повелитель великой державы ни в чем не испытывал никаких неудобств.

«Калигула был куда хуже», — подумал, оглядываясь на былое, Катон. Причуды безумного императора постоянно испытывали пределы возможного, повергая в отчаяние его приближенных. Так, например, ему как-то взбрело в голову прогуляться пешком через Мессинский пролив. Отговорить его от этой затеи нечего было и думать: в конце концов, он считался богом, а богам все должно быть доступно, им перечить нельзя. Себе дороже. И в результате сотни механиков и мастеровых соорудили невиданный понтонный мост, настелив доски поверх палуб тысяч рыбачьих и каботажных суденышек. И пока император со свитой прохаживался над водной гладью, оставшиеся без заработка рыбаки и торговцы вынуждены были глазеть на эту бессмысленную прогулку, причем отнюдь не из праздного любопытства, а под угрозой преторианских мечей. Катон был там, видел хмурое, вытянутое лицо обычно спокойного и улыбчивого отца, а потому окружающая суета, связанная с царским выездом на охоту, ничуть его не изумляла.

Макрон продолжал озираться, неодобрительно хмурясь.

— Я думал, тут всего и делов, что прихватить с собой пару копий да загнать в лесу нескольких диких боровов. А у них пыль столбом, хрен знает что, как на войну собираются. И где нам теперь искать этого долбаного трибуна?

Чуть ранее, пополудни, им передали приказ явиться к Квинтиллу, и они, оставив Вепрей и Волков на плацу под присмотром помощников, побрели по грязным улочкам Каллевы к царской усадьбе. В своих толстых туниках оба изнывали от жары, колючая шерсть липла к телу, и Катон ежился всякий раз, когда очередные струйки пота, выскальзывая из-под мышек, орошали его распаренные бока.

— Ты его видишь? — ворчал Макрон, вытягивая шею и вертя головой, что, впрочем, мало чему помогало, ибо он был приземист, а сновавшие вокруг рослые кельты полностью перекрывали ему обзор.

Правда, недостаток роста у бравого ветерана с лихвой окупался крепостью мускулов и шириной плеч, и Катон чувствовал, что его приятеля так и подмывает сорвать на ком-нибудь раздражение, пустив эти преимущества в ход.

— Нет.

— Тогда спроси кого-нибудь, олух!

Катон покосился на Макрона, едва сдерживая желание огрызнуться. В конце концов, изучил бы язык да и спрашивал сам.

— Ладно.

Он огляделся и поймал взгляд царского стража, стоявшего, привалившись к колесу одной из повозок и засунув большие пальцы огромных ручищ за пояс, удерживавший его пестрые штаны на объемистом волосатом животе. Катон поманил к себе парня, но бритт в ответ лишь ухмыльнулся, продолжая лениво вести наблюдение за хлопочущими рабами. Пришлось подойти к нему.

— Эй, приятель!

Воин с той же ленцой оглядел римлян.

— Ты не видел трибуна?

Катон знал, что говорит разборчиво, однако страж смотрел на него непонимающим взглядом.

— ТРИБУН? Римлянин, прибывший четыре дня назад. Он здесь?

— Ca, — ответил страж, сопровождая ответ кивком.

— Где?

Бритт кивком указал на чертог.

— Внутри?

— Ho! Упражняется.

Катон повернулся к Макрону.

— Он здесь. За чертогом.

— Хорошо, — буркнул Макрон, вперив суровый взгляд в кельта. — А ты, гляжу, шибко разговорчивый малый. Да?

Кельт, впрочем, латыни не понимал и потому промолчал, но глаз не отвел и опять ухмыльнулся.

— Пойдем, — сказал другу Катон. — Трибун ждет. Оставь это на потом, когда будет время.

Оба центуриона протолкались сквозь толпу к входу в чертог. Двое стражников у дверей знали их достаточно хорошо, чтобы пропустить без вопросов. Внутри помещения было прохладно и так темно, что потребовалось какое-то время, чтобы после яркого солнца глаза вошедших приспособились к полумраку. Затем Катон разглядел нескольких знатных бриттов, развалившихся на скамьях, тянувшихся вдоль стен зала. Широкие деревянные столы были уставлены чашами и деревянными блюдами с остатками недоеденной пищи. На полу, вперемешку с пьяными атребатами, лежали собаки, одна сука вылизывала припавших к соскам щенков. Мрак разгоняли редкие лучики света, пробивавшиеся сквозь рыхлую солому кровли над головой.

— Ну, тут все умаялись вмертвую, — буркнул Макрон и добавил, когда через заднюю дальнюю дверь в зал проник лязг мечей: — А кто-то, похоже, выгоняет хмель с потом.

Они вышли через черный ход из чертога и прищурились, оказавшись на залитом солнцем дворе, примыкавшем к ограде усадьбы и представлявшем собой что-то вроде площадки для тренировок, о чем говорили стойки с мечами и копьями, расставленные по углам. В тени, под стеной здания, сидела кучка царских телохранителей, а перед ними разыгрывалось настоящее представление, одним из героев какового являлся столь долго разыскиваемый друзьями трибун. Выставив перед собой короткий меч, он с видимой легкостью отражал наскоки наседавшего на него здоровенного бритта. У Катона перехватило дыхание: в боевой стойке Квинтилл был великолепен. Обнаженный по пояс, омытый солнечными лучами, этот отпрыск старинного римского рода сейчас выглядел как профессионал-гладиатор: под умащенной дорогими маслами кожей перекатывались рельефные мускулы, дыхание было свободным, ритмичным, движения плавными.

Бритт орудовал куда более длинным и тяжелым мечом, однако, похоже, и доставалось ему куда больше. На одном плече воина красовался глубокий кровоточащий порез, он тяжело дышал и с трудом удерживал свое оружие, однако это не помешало ему, набрав воздуху в грудь, с ревом кинуться на трибуна. Квинтилл стремительно метнулся вперед и в замахе, еще даже не успев набрать скорость, отбил в сторону длинный клинок, а затем, завершая выпад, ударил соперника рукоятью меча, угодив ему прямо в висок. Бритт охнул и рухнул наземь. Сидевшие в тени телохранители разразились одобрительными возгласами, посмеиваясь над своим невезучим товарищем. Квинтилл небрежно вонзил меч в землю и помог сопернику подняться на ноги.

• Предыдущая
• 42/92
• Следующая