Я украл Мону Лизу - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 57
- Предыдущая
- 57/64
- Следующая
– Готовьтесь, господа, вы становитесь знаменитыми, – победно посмотрел Жан-Пьер Бусьер на коллег.
Глава 16
Надеюсь быть вам полезен
1512 ГОД. МИЛАН.
Леонардо подошел к портрету и всмотрелся в правильные женские черты. В груди заболело острее… Синьора Лиза умерла сразу же после написания портрета, и Франческо, убитый непереносимым горем, не пожелал портрет выкупать. Так что портрет остался у Леонардо да Винчи, с которым он более не расставался – в любое, даже самое незначительное путешествие неизменно брал его с собой. И Лиза, как и прежде, продолжала смотреть на него с загадочной улыбкой, как если бы сумела постигнуть то, чего не дано было постичь самому.
Взяв листок бумаги и серебряный карандаш, Леонардо присел на стул перед небольшим потемневшим от времени зеркалом, где в углу отчетливо была видна небольшая, величиной с мизинец, трещина. Разбитое зеркало следовало бы давно выбросить, приобрести другое, уж слишком скверная примета. Однако делать этого Леонардо не спешил. Зеркало оставалось единственным предметом, связывающим его с отчим домом. Сколько же раз он смотрелся в него? Тысячи раз, на протяжении многих десятилетий! Оно знало его совсем мальчишкой, впервые взявшего карандаш, когда он пытался нарисовать кошку, сидящую на полу. Помнило уже юношей, когда он отправился во Флоренцию учиться мастерству художника у маэстро Верроккьо. Наверняка где-то в глубинах своей памяти оно хранило его счастливый образ, когда он впервые повстречал красавицу Цецилию Галлерани. Зеркало видело его в минуты счастья и в трудные часы разочарований. Леонардо вздохнул. Сам он о многом уже не вспоминал, еще больше позабыл, и только зеркало продолжало хранить память о каждом мгновении его жизни. Вот только куда же подевался тот маленький мальчик, что так старательно перерисовывал на листке бумаги пойманных ящериц и стрекоз? Зеркало продолжало изучать его и сейчас, в старости, так почему же он должен менять его на склоне лет? Право, на это нет причин.
В этот раз Леонардо да Винчи решил нарисовать автопортрет. Возможно, лет через двадцать кому-нибудь интересно будет знать, как он выглядел.
С потемневшей зеркальной поверхности на него смотрел старик с длинными седыми волосами и густой широкой бородой. Взгляд внимательный, глубокий. Усмехнувшись, подумал: вполне подходящий образ для какого-нибудь ветхозаветного старца.
Помедлив, Леонардо нарисовал аккуратный овал.
В дверь негромко постучали. В комнату вошел Салаино.
– Маэстро, в городе суета. Французы оставляют Милан, и скоро в него войдут папские войска. Нужно уходить, маэстро. Можно спрятаться на вилле у моих друзей. Там вас никто не будет искать.
– Мне не от кого прятаться, Салаино, я не преступник. Я никого не убивал и никого не предавал, – отвечал Леонардо да Винчи. – Я делал то, что очень хорошо умею, – писал картины, создавал скульптуры, строил мосты… Мне нечего стыдиться.
– Вряд ли Папа Римский простит вам то, что вы служили при дворе французского вице-короля.
Взгляд Леонардо да Винчи уперся в рисунок. Длинные серебряные волосы, подобно тонким струям горного водопада, спадали на плечи, широкую грудь.
– Мой труд нужен при любой власти. Так что я никуда не уйду.
– Я всегда буду с вами, маэстро. Если вам понадобится моя помощь, дайте мне знать.
– Спасибо тебе, Салаино, – расчувствовавшись, произнес Леонардо. – Я знаю, что ты никогда меня не оставишь.
*
После неожиданной смерти вице-короля Шарля д’Амбуаза власть французов в Милане значительно пошатнулась. Папское воинство, воспользовавшись ситуацией, двинулось на город. Французы, уже смирившись с тем, что город предстоит сдать, сопротивлялись недолго. Перед воротами замка дали непродолжительный бой, а потом, взорвав напоследок пороховую башню, под покровом ночи ушли из города. Папские войска победителями вошли в Милан. Юлий Второй, получивший в народе прозвище Папа-воин, прибыв в освобожденный город, был одним из первых, кто поздравил воинство с победой. Большую часть жизни он боролся с французами, стремясь ограничить их территориальные аппетиты, и вот теперь торжествовал триумф. Папа Римский милостиво встречался с просителями; не отказывал в визитах; выходил на многошумные ликующие площади, где неизменно сталкивался с проявлением радости; неутомимо благословлял и всеми своими деяниями доказывал, что власть понтифика распространяется значительно дальше Папской области.
На четвертый день Юлий Второй решил сделать передышку и потребовал список миланцев, служивших при дворце вице-короля. Получив его, невольно поморщился – он оказался весьма внушительным, в нем было немало знати, входившей прежде в ближайшее окружение герцога Сфорца. Взяв карандаш, Папа Юлий Второй, с присущим ему прилежанием, писал напротив каждой фамилии короткие ремарки: «допросить с пристрастием», «изгнать из города», «предать суду»… На имени Леонардо да Винчи кончик карандаша будто споткнулся.
Кардинал-секретарь, едва склонившись, ждал распоряжений.
– Как долго Леонардо да Винчи служил французскому королю?
– Двенадцать лет, Ваше святейшество, – прозвучал немедленный ответ.
– Что же он тут делал? Рисовал?
– Больше занимался наукой. Он работал над проектом прокладки каналов в Ломбардской долине.
– Кажется, эти каналы действуют безупречно?
– Именно так. В большей степени это заслуга Леонардо да Винчи.
Папа Римский досадливо покачал головой:
– Очень жаль, что такие светлые мозги служили не Светлейшему престолу, а французам.
– Его можно предать суду в назидание остальным, – подсказал кардинал.
– Полагаю, что этот вариант с Леонардо не пройдет, он слишком велик, чтобы предавать его суду за сотрудничество с французами. Таким решением мы принизим собственную власть. Посадить его за решетку следовало бы пораньше, скажем, лет двадцать назад, тогда для этого было предостаточно причин. Мы накажем его по-другому, он должен понять, что лишился покровительства Святой церкви. Отныне любая дверь перед ним должна быть закрыта! Каждый, кто окажет ему покровительство, будет расцениваться церковью как еретик. Не в наших силах отобрать у него славу великого творца, зато в наших возможностях лишить его былого благополучия. Через какое-то время он осмотрится и поймет, что рядом с ним никого нет. От него отвернутся даже самые преданные ученики. Скоро Леонардо поймет, – Юлий Второй плотоядно улыбнулся, – что для Папы Римского и всей Италии его просто не существует.
*
Леонардо да Винчи уныло брел по улицам Милана. Все поменялось в один миг: еще вчера он имел влиятельных покровителей, был богат и знаменит, а сегодня от него отвернулись даже близкие друзья.
К власти в городе пришел Максимилиано Сфорца, сын Лодовико Сфорца, прежнего герцога, изгнанного некогда французами. Леонардо да Винчи помнил его златокудрым мальчиком, весьма своевольного и большого непоседу. От матери герцогини Беатриче герцог унаследовал большие грустные глаза; от отца удлиненное лицо и склонность к полноте. Помнится, Максимилиано был не самым лучшим учеником, и, чтобы привить юному герцогу желание к учебе, было решено в каждом учебнике рисовать картинки, раскрашивая их цветными карандашами. В каждом таком учебнике юный герцог представал главным действующим лицом. На одной из страниц Максимилиано учил историю, на другой участвовал в торжествах, на третьей – встречал императора… Каждая книга выглядела произведением искусства, что, впрочем, не добавило рвения к учебе. Скорее всего, наоборот, в какой-то момент, вообразив себя художником, он принялся дорисовывать к человеческим фигурам длиннющие рога и мохнатые хвосты. Так что от общения с Максимилиано у Леонардо да Винчи остались не самые благоприятные воспоминания.
Нельзя сказать, что герцог Максимилиано Сфорца относился к нему как-то враждебно, просто он его перестал замечать, как если бы Леонардо да Винчи не было вовсе. Город с приходом новой власти получил значительный импульс для нового развития: отстраивались соборы, закладывались новые грандиозные сооружения, знать заказывала семейные портреты, вот только на пиру победителей для него не было места. Сбережения Леонардо стремительно таяли, и скоро должен наступить день, когда будет потрачена последняя лира.
- Предыдущая
- 57/64
- Следующая
