Охотники за ФАУ - Тушкан Георгий Павлович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/91
• Следующая

— Это затем генерал-майор и велел мне подождать?

Его прервал телефонный звонок. «Слушаюсь», — сказал майор Черных в трубку, поднялся и жестом пригласил Баженова с собой.

У генерала было уже много народу: и начальник штаба, и подполковник Синичкин, и еще какие-то офицеры, и начальник отдела кадров…

— Вот так, подполковник! — зло закончил генерал Соболев.

— Слушаюсь! Так точно! — ответил Синичкин, стоя навытяжку.

Баженов отрапортовал о своем прибытии по вызову.

— Смирно! — скомандовал генерал. — За отличные боевые действия старший лейтенант Баженов награждается медалью «За боевую доблесть». Поздравляю с присвоением очередного звания!

Юрий Баженов так растерялся, что пробормотал: — Спасибо, — и лишь увидев, что начштаба от изумления сердито сжал губы, он опомнился и прокричал:

— Служу Советскому Союзу!

Генерал подал ему медаль в коробочке и, взглянув на его погоны, обратился к секретарю Военного совета:

— Майор, принеси-ка две офицерские звездочки для старшего лейтенанта.

Генерал еще раз поздравил Баженова, пожал ему руку и отпустил всех.

В коридоре начальник штаба подозвал Баженова и не без досады сказал:

— Почему ты сразу не объяснил мне всего? Подполковник Синичкин по-своему прав, но тебя винить не за что: ты выполнял мой приказ. А вот в том, что не доложил с берега, ты виноват. Единственное, что тебя оправдывает, — правильное решение насчет лодок.

— Рация отказала, товарищ полковник.

— Рация, рация! Все и всегда ищут объективные причины. Не мог послать с донесением кого-нибудь на мотоцикле? Ну, ладно уж! Поздравляю тебя!

Дома Баженов застал Сысоева вышагивающим из угла в угол. Остановившись, они долго смотрели друг другу в глаза, пока Юрий с напускным спокойствием и даже равнодушием доставал что-то из карманов. И достав, положил все на стол — так же молча, спокойно, — и коробочку с медалью, и офицерские звездочки.

Стены просторной комнаты были увешаны картами — от политической карты мира со схематикой средиземноморского, тихоокеанского и атлантического театров военных действий до огромной составной десятикилометровки, от Северного до Черного моря испещренной извилистыми красными линиями фронтов. Черные, красные и синие стрелы отмечали здесь пульс войны… Напротив одной из карт — той, что была затянута плотной зеленой занавеской, — у открытого настежь окна, в плетеном кресле полулежал командарм. Все его обмякшее тело — голова, устало покоившаяся на спинке кресла, расслабленно вытянутые вперед ноги, большие руки, тяжело лежавшие на ручках кресла, — выдавало сильнейшую усталость. После трудного и страдного дня и бессонной ночи в дивизиях Бутейко и Ладонщикова, которых он заставил перенести свои штабы вперед на правый берег, командарма клонило в сон. Разламывалась от боли голова, настроение было чертовски скверным.

…Ночное наступление захлебнулось.

Он очень рассчитывал на созданный им огневой кулак из армейской артиллерии дальнего действия и артиллерии

резерва Главного командования — кулак, который должен был обеспечить успех дивизии Бутейко на направлении главного удара. Поначалу все шло хорошо. Удалось соединить два разрозненных «пятачка» в единый плацдарм и ликвидировать между ними коридор противника. В этом коридоре — клине, доходившем до Днепра, — было уничтожено много живой силы противника, захвачены пленные, трофеи. Новый правобережный плацдарм занимал тринадцать километров по фронту при глубине до четырех с половиной. Но ведь не «коридор» был основной задачей! Главный удар предназначался высоте «Круглая», господствующей над местностью и открывающей выход на оперативные просторы. А затем, развивая успех, надлежало перерезать рокадную железную дорогу и овладеть важнейшим железнодорожным узлом — его так и закодировали: «Узел»…

Да, вначале наступление развивалось успешно. Сломили сопротивление противника, захватили первую и вторую линии немецких окопов во второй линии обороны. Почти овладели высотой. Почти!.. И вдруг это невероятное сообщение, что потеряны чуть ли не все наши танки!

Как это могло произойти? Соотношение сил было в нашу пользу. В глубине обороны встречались мины, но они не могли нанести такого урона. Даже если б действовали все противотанковые орудия противника (а большинство таковых было уничтожено), то и тогда наши танки не могли бы так пострадать.

Какое же неизвестное нам противотанковое оружие применили здесь гитлеровцы?..

Вспоминается: в докладе Сысоева о продвижении переднего отряда дивизии Бутейко говорилось, что у реки Гнилушки два танка оказались выведенными из строя каким-то необычным образом.

Так… А потом что? Потом противник, до этого действовавший мелкими группами, перешел в контратаку большим количеством танков и пехоты и потеснил наши части.

Выбил нас из второй и первой линий траншей. Заставил нас отступить почти на исходные позиции, то есть на захваченную сразу же после форсирования Днепра первую линию обороны. Потери наши значительны. Правда, частичный успех есть: соединились обе дивизии на общем плацдарме… Но главная задача не выполнена! Топчемся на месте…

А ведь другие армии успешно наступают.

Неприятно сознавать, что имеющимися силами и средствами на этом направлении задачу выполнить невозможно. Противник держит на нашем участке танковую дивизию СС «Викинг» и располагает, очевидно, каким-то новым противотанковым оружием, притом — в достаточном количестве.

Об этом он доложил «вверх», но там требовали одного — выполнения задачи. Командарм проявил настойчивость, и «сверху» обещали вскоре сообщить свое решение…

А когда это — вскоре? Через десять минут, через шесть часов, через месяц? Жди. И торопить нельзя: не один наш фронт у них, и не мы одни просим поддержки…

Сейчас самое правильное — поспать, отдохнуть как следует, да и некоторые личные дела пора бы уж решить. Надо бы написать другу в Москву, чтоб помог определить младшего сына в то же суворовское училище, где учится старший.

Надо бы, наконец, решить: утвердить или опять отставить награждение майора медицинской службы Нестеровой Ирины Игнатьевны орденом Отечественной войны второй степени. Он уже дважды отклонял награждение: хоть и было за что наградить… но ведь жена!

Член Военного совета Виктор Николаевич Соболев тогда пожурил его за излишнюю щепетильность. Может быть, он и прав… а может, и не совсем прав. Не обязанность ли первого офицера армии — быть примером для всех и во всех случаях армейского бытия!

Ну, а если Ирина заслуживает? Ведь действительно заслуживает!.. Что ж, многие еще большего заслуживают, а вот и не награждены. В этом и его вина. Ведь прорвали же ночью вторую линию обороны, почти захватили господствующую высоту, и вдруг…

Командарм снова вспомнил ход сражения, и все его тело напряглось. Чтобы расслабить его, требовалась своеобразная нервная разрядка. Усилием воли он разжал кулаки и последовательно заставил «уснуть» каждый палец в отдельности. Затем он перенес внимание на кисть, на руку от основания пальцев до локтя, затем до плеча, проделал то же и с другой рукой, с ногами, со всем телом. Вот сейчас все оно отдыхало. Этому искусству научил его комдив монгольской кавалерийской дивизии еще на Халхин-Голе. Комдив увлекался тибетской медициной и индийской гимнастикой…

Но первым условием полного отдыха было — не думать о том, что волнует. Командарм упрямо смотрел на кусты сирени перед окном. Видел голые ветки, темные от сырости… напоминавшие окопы и ходы сообщения, когда смотришь на них с самолета… Нет, он не в силах заставить себя не думать о людях, о трудном положении на фронте армии!

Из окна тянуло промозглой сыростью. Командарм сонно потер ладонью бритую голову. Ныли старые раны. Погода виновата: даже сейчас, в полдень, было сумрачно, хоть лампу зажигай. Сплошная густая облачность. Десять баллов. Свинцовая туча почти лежит на земле. Холодно. Мокро. Безветренно. Дождь незаметный, а все мокро. С пожелтевших сморщенных листьев сирени падают капли, по одной в секунду…

• Предыдущая
• 24/91
• Следующая