Искусница - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 33

Дахатан ничего не отвечал. Деянира почти не видела его и полумраке. Так, неопределенного вида средний человек.

Неудачник, судя по всему, что она о нем слышала до сих пор.

Жуткий неряха.

— А, — вымолвил наконец Дахатан. Судя по замедленной манере говорить, он не то спал, не то пребывал в глубокой задумчивости и до сих пор полностью не очнулся. — Что ж, Гильдии давно следовало об этом позаботиться.

Тиокан хихикнул и ушел, не прощаясь. Деянире показалось, что он растворился в воздухе, таким стремительным и полным было его исчезновение.

— Ученик, выйди на свет, — приказал Дахатан.

Деянира поднялась вслед за ним на второй этаж, где, к удивлению девушки, было светло. Там стоял станок, на котором медленно вызревала большая картина. Сейчас видны были только луговые цветы и ноги лошадей. Очевидно, что до всадников черед дойдет очень не скоро.

Дахатан остановился посреди своей мастерской, и Деянира наконец-то получила возможность рассмотреть его. Среднего роста, темноволосый с крупными залысинами. Лицо даже приятное, если бы его не портило застывшее на нем выражение растерянности.

— Так ты женщина, — сказал он Деянире с таким видом, будто сообщал ей нечто новенькое.

— Не совсем, — ответила Деянира. — Я девушка. — Она произнесла это слово с особым нажимом.

Мастер криво улыбнулся.

— Меня это мало занимает. В одинаковой степени я не люблю женщин и девушек, старух и девчонок. Все ваше племя вызывает у меня отвращение. Но если ты будешь хорошо работать, я постараюсь не обращать внимания на твои юбки.

— По-моему, сейчас на мне штаны, — заметила Деянира. Ей казалось, что это очень остроумно, но мастер скорчил в ответ кислую гримасу:

— Тебе никто не позволит расхаживать по городу в штанах. Так что подбери себе соответствующую одежду и принимайся за работу. Видела, в каком состоянии прихожая?

Так что пришлось Деянире шить себе новые перчатки…

Ладить с Дахатаном оказалось гораздо проще, чем она предполагала. Этот человек унаследовал мастерскую и место в гильдии от отца и деда и, поскольку руки у Дахатана не лежали вообще ни к одному из возможных ремесел, не счел нужным переучиваться. Гобелены — так гобелены. Это занятие давалось ему так же плохо, как и любое другое. Он создавал по одному сносному изделию в два-три года, и гильдия, сочтя, что избавляться от Дахатана хлопотней, чем терпеть его в своих рядах, каждый раз подтверждала его квалификацию.

Учеников у этого мастера, по понятной причине, не было, а какие возникали — те надолго не задерживались. Деянира оказалась первой, кто взялся за Дахатана всерьез. Она начала с того, что навела в доме немыслимую чистоту и поддерживала порядок с рвением, если не сказать — с яростью. Дахатан вяло подчинялся заведенным ею порядкам. Он даже выдавал Деянире деньги, не спрашивая, на что она намерена их потратить.

Она научилась носить тугой чепец, хрустящие юбки, узкие корсажи. Во всем этом облачении Деянира напоминала себе сестру милосердия. И, подобно хорошей сестре милосердия, оставалась суровой, неприступной и целеустремлен- пой. Никому даже в голову не приходило приударить за «дахатановой девчонкой», как называли ее в гильдии.

Девушек среди подмастерьев было совсем немного — в основном в гильдиях пекарных и тех, где изготавливались украшения из теста. Там и мастера все были женщины. Деянира с ними не общалась. Она очень быстро усвоила немного снисходительный тон по отношению к этим гильдиям. Еще бы! Ведь сама она, как-никак, занималась ремеслом, которому традиционно посвящали себя мужчины. Конечно, стать первой женщиной-оружейником было бы еще круче… Но Деянира не решалась перейти грань, за которой ее поведение будет сочтено вызывающим.

Пока что она аккуратно приходила на собрания своей гильдии и стояла за креслом мастера, пока он откровенно маялся от скуки и ждал окончания. В отличие от Дахатана, Деянира внимательно слушала все, о чем говорилось. Она не упускала ни одной новости, ни одной тенденции. Собирала сведения, потом анализировала их и делилась с мастером выводами.

В конце первого месяца ее службы в дом Дахатана заскочил мальчишка — младший подмастерье из преуспевающего дома мастера Тассилона. Хлопая деревянными башмаками по босым пяткам, он скакал в прихожей и нетерпеливо кричал:

— Эй, Деянира! Деянира! Эй, тебя зовут! Ну ты, глухая! Эй, Деянира, это правда, что тебе чепец уши залепил?

Он еще подпрыгивал и выкрикивал разные глупости, когда ему на голову свалился комок нечесаной шерсти. Колючая масса застряла у него в волосах, несколько ниток просочились за шиворот, и мальчишка с проклятьями начал чесаться. Он как раз извивался возле стены, когда по ступенькам, не спеша, спустилась Деянира.

— Почему ты орешь на весь дом? — строго вопросила она, поневоле подражая старшей медсестре в детской поликлинике, которая выходила из кабинета, чтобы унять расшалившихся пациентов в очереди. — Что произошло, дитя, почему ты так взволнован? Налил своему мастеру красителя вместо выпивки?

Гассилон иногда злоупотреблял алкоголем, и чужие подмастерья позволяли себе прохаживаться на сей счет. В своем кругу, разумеется.

Мальчишка погрозил Деянире кулаком.

— Придержи язык, женщина!

Деянира высунула язык.

— Сам придержи!

Он было потянулся к ней, но в последний момент отдернул руку. Деянира засмеялась.

— Правильное решение! Давненько я не откусывала пальчик-другой!

— Ты злая, — сказал мальчишка. — А я-то принес тебе приглашение на пирушку.

Деянира выразительно подняла брови. Впрочем, в полумраке прихожей этого никто не оценил.

— Ну да, на традиционную пирушку всех подмастерьев, — подтвердил мальчишка. — Каждый раз в конце месяца мы собираемся и бедокурим. Это разрешено и даже приветствуется, потому что помогает нашей дружбе. Будут кожевники, сапожники, ткачи. Ну и швей мы приглашаем… Только они обычно не приходят.

— Почему?

— У них своих бабьи посиделки, — сказал мальчишка голосом, полным невыразимого презрения.

— Что ж меня позвали? — осведомилась Деянира.

— Ты же не швея — так? Ну и потом… — Мальчишка хихикнул. — Сама увидишь.

— Понятно, — сказала Деянира. — Это испытание. Посмотрим, кто крепче: девчонка с Екатерининского или гоэбихонские забулдыги.

Юный посыльный ничего не понял и просто удрал, стуча башмаками.

— Кто приходил? — спросил Дахатан, не выходя из своей спальни.

Деянира ответила невозмутимо:

— Принесли приглашение на пирушку подмастерьев. Вас это не касается, мастер.

Дахатан спросил:

— Ты, конечно, наденешь мужское?

— Что? — Деянира даже подскочила, как будто ее кровно оскорбили. — Мужское? Зачем это?

— Увидишь, — слышно было, как мастер сел в кровати, — в мужском было бы проще. Только плащ сверху набрось, когда пойдешь по городу, чтобы не возникло скандала.

— Я намерена утверждать себя как женщина, и при том как женщина, с которой надлежит считаться, — заявила Деянира. — Никаких поблажек. А мужской костюм был бы именно такой поблажкой.

Мастер только вздохнул. Он успел понять, что спорить с Деянирой — занятие изнуряющее и ни к чему хорошему не приводящее. За месяц она успела прибрать к рукам весь дом и повсюду завела свои порядки. И Дахатан не мог не признавать, что его это полностью устраивает.

Деянира отправилась на пирушку подмастерьев в туго зашнурованном корсаже, в безупречном чепце, в жестких длинных юбках, — воплощенное ханжество, идеальная старая дева.

Гоэбихон ненавидел бездельников. Никаких послаблений тем, кто не желает работать! Никакого снисхождения тем, кто шляется без толку и пользы! В городе не было постоялых дворов. Ни одного, даже в виде исключения. Если чужак приезжает в Гоэбихон, значит, он приезжает по делу — и к кому-то определенному, к горожанину, который готов приютить его у себя и кормить за свой счет. В городе не имелось таверн, ресторанов, забегаловок, кафе — в общем, таких мест, куда можно заглянуть вечерком пропустить стаканчик и посидеть с друзьями. Гоэбихон не одобрял пустопорожней дружбы. Отношения могут быть лишь с коллегами по работе — а для того, чтобы пропустить с ними стаканчик, существует здание гильдии. Там, под строгим надзором, в строго определенные часы дозволяется традиционная пирушка. Для мастеров — отдельно, для подмастерьев — отдельно.