Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле - Ларни Мартти - Страница 67
- Предыдущая
- 67/68
- Следующая
Сыщик перелистал изящно переплетенную книжечку, покачал головой и мрачно сказал:
— Мистер Финн, я вам сочувствую…
— Почему? Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы стали жертвой грубого обмана. Не вы один попали на удочку, но вас нагрели больше, чем других. Такого банка вообще не существует. Разрешите занять два часа вашего времени?
Подъем на вершину совершался быстро, но все-таки постепенно. А спуск с вершины вниз занял одно мгновение.
Перекрестные допросы, протоколы, подписи, торжественные обещания — все пронеслось в диком, неудержимом темпе. Сыщики поехали с ним в банк, в который он третьего дня поместил весь свой капитал. Двери были заперты, и большое служебное помещение пустовало. Новое финансовое учреждение просуществовало всего каких-нибудь три часа. Затем оно было закрыто. Внушающие уважение банкиры и их красивые конторские девушки исчезли вместе с огромным состоянием.
Отпущенный после допросов на волю, Джерри вернулся к себе в номер и заплакал без слез, сухим мужским плачем. В кармане у него лежала двадцатидолларовая бумажка, а внизу, на первом этаже, его ждал неоплаченный счет гостиницы. И именно теперь, когда он так нуждался в поддержке и утешении, пришло письмо из налогового управления, в котором требовали срочных объяснений по поводу укрытия доходов и неисполнения налоговой повинности. Джерри связался по телефону с Чикаго, но у мистера Эткесона как на грех оказался обеденный перерыв. Джерри передал его секретарше короткую телефонограмму: «Потерял все деньги. Гостиница не оплачена. Налоги не уплачены. Жду вашей помощи.»
Через два часа пришла телеграмма:
Джерри Финну Отель Уолдорф Астория Нью-Йорк Сити Сожалею вашему счету только 60 долларов высылаю все-таки 200 долларов ваши пластинки не покупаются 150 миллионов человек теперь играют расческе постарайтесь найти новый инструмент переселитесь более дешевую гостиницу Эткесон
Наш старый знакомый Исаак Риверс коротал вечер в скромном одиночестве, сидя у телевизора. От садистской уголовной драмы, в которой невидимый убийца умерщвляет свою жертву щекоткой и удушением, возникало ощущение бегающих по коже мурашек, отчего Исаак еще энергичнее налегал на пиво. Представление время от времени прерывалось рекламой табачных изделий. Исаак поискал другую программу и погрузился в перипетии сказочно блестящей жизни Аль Каноне. Вскоре, пресытившись и этим, он пустился в дальнейшие поиски зрелищ. Наконец он выключил телевизор и начал разглядывать самого себя.
Он исключительно редко занимался самонаблюдением и теперь вынужден был признать, что ничего от этого не потерял.
Одни люди живут и учатся, другие — только живут. Исаак Риверс относился к последней категории. Жизнь его представляла собою по большей части гладкую равнину, где редко встречались большие подъемы и спуски. Он видел, что земля достается оптимистам, и потому сам тоже стремился быть оптимистом.
Вопреки всему.
Время подходило к десяти, и в спальне Нью-Йорка готовились к ночной жизни. Исаак с минуту глядел в окно, на улицу, где лился бесконечный человеческий поток; потом зевнул во весь рот, бросил томный взгляд на постель и начал медленно раздеваться. Вдруг у входа послышался робкий стук. Исаак подумал: открывать или нет? Он за этот вечер уже отдал четыре доллара на различные благотворительные цели: на покупку спасательного круга для Ист-Риверского моста; на ликвидацию неграмотности в южных штатах; на создание пенсионного фонда артистам кино и цирка, побывавшим на корейской войне, и на покупку бейсбольных принадлежностей для американской колонии в Пакистане. Исаак чувствовал, что на сегодня он уже выполнил свой гражданский долг, и потому решил не отворять. Но через минуту стук возобновился, и одновременно зазвонил звонок. Исаак очень неохотно подошел к дверям, приготовив на всякий случай монету в полдоллара. Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. У порога стоял Джерри Финн — его дорогой ассистент, из которого в два счета вышла американская знаменитость. Паганини Нового света, открыватель новых путей в музыке и зачинатель всенародного движения, человек, ради предоставления американского гражданства которому некий конгрессмен, любитель музыки, предложил внести особую поправку в действующие законы.
Оба друга на мгновение замерли, едва не потеряв сознания от нахлынувших чувств. Наконец Джерри бросился в распростертые объятия своего опекуна и тихо проговорил:
— Исаак… Ты дал мне свое поручительство…
— В котором ты больше не нуждаешься, — сказал хиропрактик и немного ослабил свои тиски, охватившие музыканта. — Пойдем мой мальчик, выпьем по маленькой.
Джерри был угрюм и бледен, подавлен и молчалив. Но Исаак верил, что все это было вызвано большой радостью и болью их новой встречи.
— Я уж боялся, что ты позабыл меня, — сказал хиропрактик, наливая своему бывшему помощнику бокал, чтобы выпить с ним за встречу. — Ну, брат, как тебе нравится жизнь теперь, после стольких успехов и почестей?
Джерри выжал из своего лица насильную улыбку, какие можно видеть в богадельнях, и ответил печально:
— Исаак, как по-твоему, мог бы получиться из меня хиропрактик?
— Из тебя! Из тебя может получиться все что угодно. Ты самый талантливый человек в мире, и я горжусь тем, что ты был когда-то моим коллегой.
— Спасибо, Исаак, — сказал Джерри растроганно. — А теперь я снова пришел проситься к тебе на службу.
— Ты ведь уже сделал карьеру — и совершенно блестящую.
Джерри хотел что-то сказать, но губы его точно оцепенели, и мысли замерзли. Его инициатива погибла, и для этого даже не понадобилось обсуждения в государственном комитете. Доктор Риверс был удивлен, но потом подумал, что причина неразговорчивости Джерри кроется в его знаменитости. Да, конечно, ведь он уже так знаменит, что ему пора носить черные очки.
— Ты это серьезно? Ты в самом деле хотел бы снова стать моим напарником?
— Хотел бы, — ответил Джерри медленно, словно жених во время венчания.
— Каждый умеет играть на гребешке, но хиропрактикой заниматься способны только немногие…
— Только избранные, — уточнил Исаак. — Тут нужен природный талант. Ну, давай выпьем еще!
Они выпили, после чего Исаак продолжал, вдохновляясь:
— А что ты думаешь, если мы снова организуем рекламный штурм — теперь, когда у тебя известное имя?..
— Я готов на все, вплоть до маленьких преступлений, — ответил автор «Четвертого позвонка». — Страсти масс легче всего раздувать трубными звуками и парадами…
— Что? — воскликнул «Исаак, не поняв слова Джерри, которые были несчастными детьми мрачных мыслей.
— Я устал от известности, — продолжал Джерри задумчиво. — Мне хочется показать тебе, что я достоин твоего поручительства.
Он схватился за голову обеими руками, точно хотел поднять самого себя за волосы, но ограничился тем, что поднял рюмку и поднес ее к своим губам, предоставляя слово хозяину.
Исаак что-то припоминал. Наконец в его поросячьих глазках блеснул веселый огонек, и он начал рассказывать радостную новость:
— Я чуть не забыл! Такая история! На прошлой неделе приходили два джентльмена, спрашивали твой адрес. Но я-то откуда знаю?
— Сыщики, должно быть? — спросил Джерри, и лицо его посерело.
— Нет, нет! Представители финского посольства, из Вашингтона.
Сердце Джерри не дрогнуло, ибо он отлично знал, что международное право держит в оковах армию страстных эгоцентричных желаний.
Он не испугался, ибо знал, что страх порождает враждебность, а врагов вообще надо выбирать очень обдуманно и осторожно. Он прямо посмотрел в глаза своему хозяину и спросил:
— Они приходили с ордером на арест?
— Что такое? — воскликнул Исаак вторично. — О чем ты говоришь? Они хотели узнать твой адрес, потому что у них для тебя хорошие новости. Ты награжден высоким орденом…
— За что?
— За пропаганду в пользу Финляндии и в особенности за пропаганду финской музыки за границей… Эти господа говорили что-то в этом роде. Так-то, брат…
- Предыдущая
- 67/68
- Следующая