ПРИКЛЮЧЕНИЕ БОРИСКИ И ЕГО ДРУЗЕЙ. - Романов Александр Александрович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/25
- Следующая
И пошел на улицу. Он не хотел брать с собой Бука. Не гулять собирался Бориска, а еще раз съездить к Машеньке. Хоть крикнуть ей что-нибудь через высокий забор.
Ах, если бы мама знала, что на книжной полке, за книгами, спрятаны папины часы!
Бориска вспомнил о них на задней площадке троллейбуса и подумал: «Если все обойдется благополучно, – никогда больше не буду бояться сразу говорить правду! Это гораздо легче, чем ждать, пока она сама о себе скажет».
Справедливости ради надо сказать: Бориска не очень-то храбро подошел к дому Ёкалы-Мокалы. Одно дело, когда рядом друг, пусть даже такой маленький, как Бук, и совсем другое, когда чувствуешь, что ты – один.
«Нет, – сказал себе Бориска, – если я буду бояться, то не сумею поговорить с Машенькой».
Стараясь не обращать внимания на собачий лай, он, набираясь смелости, несколько раз прошел перед домом.
Только потом Бориска завернул за угол забора, обошел двор и приблизился к месту, неподалеку от которого стоял сарай.
– Машенька, – спросил он, – ты слышишь меня? Это я, Бориска.
– Ав-ав, ав-ав! – надрывалась собака.
– Я слышу тебя, – донесся до Бориски Машенькин голос. – Ты пришел выручить меня?
– Еще не сейчас, – ответил Бориска. – Я пришел на разведку. Нам осталось совсем немного подготовиться.
– Скорей бы, – вздохнула Машенька.
– Ав-ав, ав-ав! – надрывалась собака.
– Чтоб тебя черти разорвали! – сказал вышедший на лай Ёкало-Мокало. – Брешет и брешет, дьявол. А ну заткнись!
Собака смолкла, но совсем успокоиться не могла – Бориска был недалеко.
– Р-р-р-ав! – не выдержала она.
– Пошла на место! – совсем рассердился Ёкало-Мокало и чем-то запустил в собаку.
Собака заскулила, загремела цепью и убежала в свой угол.
– Вот сдеру с тебя шкуру на рукавицы – узнаешь тогда, как попусту гавкать, – сказал Ёкало-Мокало, уходя в дом. – Только попробуй, полай еще зря!
«Бедная ты, бедная собака, – подумал Бориска. – Стараешься, стараешься для хозяина, а тоже сидишь на цепи. А потом придет день, когда Ёкало-Мокало сдерет с тебя шкуру…»
– Собака, а собака, – сказал Бориска, найдя в заборе небольшую щель и заглядывая в нее. – Я ничего плохого твоему хозяину не хочу сделать. Но Машеньку надо выручать! Она жила себе и жила в лесу, никого не трогала. Какое же право имел Ёкало-Мокало хватать ее и сажать на цепь? Слышишь, собака, ты не лай на меня, ладно?
И он бросил ей кусок коржика. Собака подошла к нему, понюхала и отнесла к будке. Там она вытянулась, положив угощенье между передними лапами. А Бориска спросил Машеньку:
– Тебя не мучает тот, Долговязый, который поймал Бука?
– Его отправили убирать урожай, – сказала Машенька. – Он только через месяц вернется.
«Это хорошо… – подумал Бориска. – Значит, Долговязый не будет мешать нам».
Больше он ничего не успел сказать, потому что услышал за своей спиной шаги.
– Вот ты где! – закричал Ёкало-Мокало. – Не уйдешь! – кричал он, гоняясь за Бориской и размахивая палкой.
Бориска припустил от него изо всех сил.
– Не уйдешь!.. – кричал Ёкало-Мокало. – Догоню!.. Но Бориска бежал так, что догнать его было трудно. Ёкало-Мокало понял это и остановился. Долго он еще кричал и ругался, бессильно злобствуя.
– Вот видишь, какие гады, – обратился Ёкало-Мокало к случайному прохожему, – все ранетки норовят оборвать!
Прохожий глянул на него и ничего не ответил. Но этого Бориска уже не слышал. Он все бежал, бежал и остановился только, добежав до троллейбусной остановки.
– …А, явился не запылился! – встретила мама Бориску, когда он не вошел, а ввалился в коридор. – Ну рассказывай, где ты пропадал больше двух часов?
– На улице играл, – как можно беспечнее ответил Бориска. – За новой девятиэтажкой.
– Неправда, – сказала мама. – Я все вокруг осмотрела. Не было тебя нигде.
– А где мои часы? – спросил, входя, папа. Бориска пожал плечами.
– Угу, – сказал папа и взял Бориску за ухо. – Пойдем, – потянул он его, – сейчас я тебе их покажу.
И подвел Бориску к полке с книгами.
– Твоя работа? – спросил он, вынув несколько книг. В образовавшемся отверстии поблескивали часы.
– Папа… – просительно промямлил Бориска. Вздохнув, папа взял часы и уже не за ухо, а за плечо повел Бориску в большую комнату.
– Садись, – сказал он ему и показал на кресло. Бориска сел.
Прямо перед Бориской висели на стенке часы. Они покачивали степенным желтым маятником, а их стрелки как сошлись на цифре шесть, так и не хотели расходиться. Бориска смотрел и никак не мог понять, какое время они показывают.
– Что ж ты, брат… – сказал, наконец, папа. – В прятки начинаешь играть с нами?
– Да я нечаянно смахнул их! – воскликнул он, и в его голосе зазвучало отчаяние. – Они упали и остановились. Я хотел их починить, ковырнул гвоздиком, а колесико взяло и отскочило. Неужели ты не поймешь?..
– Я все понимаю, – сказал папа. – Не за то, что так получилось, сержусь на тебя. Ты обманул, вот что главное!
– Я больше не буду, – сказал Бориска. – Честное слово. Не веришь? Я даже клятву придумал!
– Я тебе верю и без клятв.
Бориска пообещал всегда говорить правду.
– Хорошо, – сказал папа, – верю. Хочу, чтобы и ты помнил: мы с мамой всегда поймем тебя.
– Его обещания на один день! – крикнула из соседней комнаты мама. – Совсем от рук отбился… И вообще… Сорока трещит без конца, Бук скорлупки разбрасывает по всей квартире. Я скоро с ума сойду!
– Мама… – умоляюще попросил Бориска.
– А ну вас! – сказала мама и ушла на кухню.
Бориска знал, что, разволновавшись, мама может иногда под горячую руку сказать что-то и слишком резкое. Знал он и другое: через несколько минут она остывает, чувствует себя неловко и сама готова попросить прощения за излишнюю резкость. Но Бук и Сорока этого не знали!
Когда через некоторое время мама с обычной приветливостью позвала всех ужинать, Бориска с папой сели за стол, а Бук и Сорока не шевельнулись.
– Вы что, гости дорогие, особого приглашения ждете? – задетая их молчанием, спросила мама.
Бук произнес что-то, но мама ничего не поняла.
– Почему я ничего не понимаю? – растерянно обратилась она к Бориске.
Бориска промолчал, а папа сказал:
– По-моему, все понятно. Бук говорит как обычно. Он ответил: «Какие же мы дорогие гости, если мешаем, если из-за нас можно сойти с ума?..»
Мама вдруг покраснела, залилась ярким-преярким румянцем. И тогда Бориска сказал ей:
– Помнишь, после того как мы выручили Бука, он объяснил: звери и птицы разговаривают только с теми, кто им нравится. Только эти люди их понимают. Ты перестала нравиться Буку, поэтому перестала и понимать его.
– О господи! – сказала мама. – Да у меня и в мыслях не было их обидеть. Объясни им, Бориска, пусть они простят меня.
– Значит, мы по-настоящему дорогие гости для вас? – недоверчиво спросила Сорока.
– Ну, конечно! – ответила мама, обрадованная тем, что поняла вопрос.
Бук и Сорока переглянулись. Потом заняли свои места на столе.
Бук развязал мешочек с кедровыми орехами, а Сорока принялась склевывать с тарелки жареную рыбу.
Через несколько минут она уже развеселилась и сказала маме:
– Вкусно, очень вкусно приготовлено. Ваша рыба намного сочнее и ароматнее тех пескарей, которых я находила на речном берегу.
– Дай-ка попробовать, – попросил Бук.
Он откусил маленький кусочек, не торопясь, пожевал его, проглотил.
– Действительно, – подтвердил он, – вкуснее такой рыбы редко что бывает.
Бориска засмеялся. Улыбнулись и мама с папой. Всем стало ясно, что обида забыта.
– Положить тебе рыбы? – спросила мама.
– Нет, нет, – загородился лапкой Бук. – Орехи все-таки вкуснее самой замечательной рыбы…
– Слушай, Бориска, – сказал папа, – может, тебе нужна моя помощь для спасения Машеньки?
- Предыдущая
- 18/25
- Следующая