Хроники Раздолбая - Санаев Павел Владимирович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/105
• Следующая

В Дом композиторов, который все называли «компиками», отправились плотной гурьбой, и Раздолбай на правах принимающего хозяина на время перехватил лидерство. Он шагал рядом с Мишей в центре компании, сыпал шутками и тайком поглядывал в сторону Дианы, пытаясь понять, становится ли она к нему хоть чуть-чуть благосклоннее. Боясь выдать свой интерес, он развлекал всех ради нее одной и разбрызгивал обаяние фонтаном, рассчитывая, что на нее попадут капли, способные зажечь первую симпатию. Капли падали мимо — Диана ни разу не задержала на нем взгляд, ни разу не улыбнулась ему лично.

Администратор пансионата не хотел пускать ораву посторонних, но красноречие Раздолбая пробило и этот заслон. Он стал врать, что Миша снимает фильм для Берлинского фестиваля, который покажут по немецкому телевидению, и немцы, увидев на экранах замечательную Юрмалу, обязательно поддержат стремление латышей ввести у себя визы. Эта околесица околдовала администратора-латыша — он заулыбался, махнул рукой, и вся толпа, кроме Яши и Яника, которые потерялись где-то на полдороге, проследовала к Раздолбаю в номер.

«Она у меня в гостях! — ликовал Раздолбай, когда Диана села на его застеленную кровать. — Я привел ее к себе!»

Он думал, что влюбился до предела, но через минуту разверзлись новые глубины любовной пропасти, и Раздолбай полетел в такую бездну, какой не мог даже вообразить.

— Так, Диана, в чем ты будешь спать? — спросил Миша, пряча собственное смущение за грубоватым напором.

— А что, мы прямо с раздеванием снимать будем? — растерялась Диана.

— Ну, ты просыпаешься, встаешь с постели и выходишь на балкон. Ты в одежде собираешься спать, как после пьянки?

— Я никогда так не напиваюсь. И всегда сплю в маечке или в ночнушке, — объяснила Диана, кокетливо мурлыкая.

— У тебя там есть маечка?

— Маечка у меня «там» есть.

— Ну все! Давай раздевайся, ложись — будем снимать.

— И все будут стоять смотреть?

— Все выйдут, конечно. Кто-то один останется включать музыку. Барсук, давай мафон.

Так как кино снималось примитивными средствами и звук писался микрофоном камеры, надо было, чтобы в момент пробуждения Дианы кто-то включал запись тревожной музыки. Миша выбрал для этой цели Раздолбая, чтобы администратор дома отдыха не придрался вдруг, почему комната используется без хозяина. Все вышли в коридор. В номере остались Раздолбай с магнитофоном, Диана и Миша с камерой.

— Отвернетесь или будете пялиться на мою маечку? — промурлыкала Диана.

Раздолбай отвернулся, но от услышанного шороха его бросило в жар. Он слышал, как Диана раздевалась, как она сбросила с кровати покрывало и забралась в постель. В ЕГО постель!

— После команды «начали» оба считаете про себя до пяти. На счет пять ты просыпаешься и подходишь к балкону, а ты включаешь музыку, — объяснил Миша и взял камеру на изготовку.

Раздолбай с магнитофоном на коленях спрятался за тумбочкой, чтобы не попадать в кадр, но сам при этом видел комнату как на ладони. Миша погасил верхний свет, оставив гореть ночник, и скомандовал «начали».

«Раз, два, три… — начал считать Раздолбай, и ему казалось, что на счет пять его сердце выскочит от восторга. — Пять».

Из включенного магнитофона послышалось шипение, и голос Андрея отчетливо произнес: «Жопа!» В коридоре грянул гомерический хохот.

— Та-ак, Андрей с Барсуком в своем репертуаре, — засмеялся Миша, отматывая испорченный дубль.

Андрей, задыхаясь от смеха и вытирая слезы, вошел в номер и протянул Мише магнитофонную кассету.

— Извини, чувак, не мог удержаться. Вот кассета с музыкой.

— Давайте больше не портить. Без монтажа снимаем, я могу предыдущую сцену стереть. И не шумите за дверью!

— Все, все, чувак, извини… Уйдем на другой этаж.

Снять сцену не могли долго. Каждый раз, когда на счет пять включалась музыка, или Раздолбай, или Диана, или сам Миша начинали давиться хохотом. Несколько раз Диане удавалось встать и дойти до балкона, но в этот момент в музыке звучал самый тревожный пассаж, и он спускал смеховой курок для всех троих. Можно было сказать, что они с этой сценой мучились, но для Раздолбая это были самые приятные минуты в жизни — красивая девушка ходила по его номеру полураздетой, ложилась в его постель, звонко смеялась, встряхивая копну пушистых волос… Он рассматривал ее фигуру, втайне желая найти какой-нибудь изъян, чтобы любовь не растерзала его насмерть, но фигура была безупречной — как у девушек с календарей. Когда съемка закончилась, Раздолбай словно вынырнул из теплого молока и, как ни старался, не мог скрыть огорчения.

— Чувак, не вешай нос, — подбодрил его тихонько Барсук. — Сейчас мы уйдем, ляжешь в кровать, вспомнишь, кто там лежал, у тебя вскочит… Только потолок не забрызгай.

Раздолбай ухарски хмыкнул в ответ, но сам ощущал беспомощность. Он был ухарем, только листая «Пентхаус». Влюбившись по-настоящему, он вознес объект любви на такой пьедестал, что мог лишь взирать на него снизу с благоговейным трепетом, и шутку про «забрызгивание потолка» посчитал кощунством. Он знал, что когда все уйдут, он ляжет в постель, хранившую тепло Дианиного тела, и будет прокручивать снова и снова все, что впитали его глаза, но в этих мыслях не посмеет даже сдернуть с плеча Дианы бретельку майки.

— Эй, на землю спустись! — дернул его за рукав Андрей. — Люди с тобой прощаются.

Раздолбай очнулся, пожал протянутую лапищу Барсука и хотел обворожительно улыбнуться Диане, но улыбка получилась заискивающей. Диана ответила вежливым кивком и вышла, унеся с собой счастье этого волшебного вечера. Миша Мороз попрощался с Раздолбаем неожиданно крепким для тщедушного скрипача рукопожатием.

— Спасибо тебе за помощь, — сказал он, — если хочешь, приходи завтра к нам в гости. Я обычно до шести занимаюсь, потом мы что-нибудь дотемна снимаем, потом дома пьем чай. Но завтра Диана уедет в Ригу, а она у нас главная актриса, так что сразу после шести будем тусить. За тобой кто-нибудь из компании придет, приведет к нам.

Раздолбай ликовал. Приглашение Миши означало, что он почти внедрился в компанию, и оставалось еще раз произвести хорошее впечатление, чтобы закрепиться наверняка. Для этого, правда, необходим был кураж, который улетучился, как только Миша сказал про завтрашнее отсутствие Дианы, но Раздолбай верил, что ради будущих встреч сумеет быть искрометным.

Первый день в Юрмале завершился. Он не просто принес много радостных впечатлений — это была новая жизнь, для которой даже хотелось придумать название. В обычной жизни почти все было скучно, предсказуемо и относилось к категории «надо», а не «хочется». Эта жизнь тянулась, как бесконечный подъем в гору, и всегда определялась кем-то другим — школой, родителями, расписанием вступительных экзаменов.

Новая жизнь летела в лицо, будто Раздолбай мчался с горы на велосипеде, и радовала чувством абсолютной свободы.

«Своя жизнь! — придумал он. — Это будет называться “своя жизнь”».

Радуясь удачному названию, а еще больше тому, что «своей жизни» было впереди целых восемнадцать дней, Раздолбай погасил свет и забрался в постель. Как только его голова коснулась подушки, запах легких духов тонкой змейкой вполз в его ноздри и впился в сердце.

«Ну, это уже слишком!» — испугался он, ощутив, что падает в любовь еще глубже, хотя думал, что достиг в этой бездне дна.

Он провел рукой по подушке, и под пальцами у него оказался длинный каштановый волос. Понимая, что это глупо, но, не желая себя сдерживать, он свил его в колечко и поцеловал.

«Влюбился… Влюбился по уши…» — шептал он про себя, замирая, как на качелях.

«Влюбился!» — первое, что подумал Раздолбай, пробудившись утром. Жить с новым чувством было так интересно, словно всю жизнь до этого перед глазами крутился какой-нибудь скучный фильм про колхозников и вдруг запустили приключенческое кино.

«Своя жизнь! — радовался Раздолбай, слетая с кровати, как подхваченная ветром пылинка. — Своя жизнь!»

• Предыдущая
• 14/105
• Следующая