Тайна острова Химер - Ле Пезеннек Мари-Анн - Страница 19

Замыслив воровство, подросток воспользовался суматохой, вызванной свадебным торжеством у Салливанов, что давало возможность стибрить что-нибудь в замке. Его едва не застукали, и он вынужден был спрятаться в одной из служебных комнат, куда, к большому невезению, почти сразу вошла ее хозяйка — Дора.

Злоумышленнику пришлось ждать почти два часа, затаившись, словно крыса, пока экономка готовила себе настойку, потом разделась, легла, долго ворочалась в постели и наконец уснула. Лишь утром, часа в три, он смог улизнуть.

Напрашивался вывод: Дора не убивала Алису, и теперь она должна была сказать им, почему себя оговорила.

Она лежала на койке спиной к вошедшим и даже не отозвалась на осторожный оклик Ангуса.

Войдя в камеру, он чуть было не споткнулся о поднос с почти нетронутой едой, стоявший на полу. Он потряс спящую за плечо, и та сразу свалилась на пол. Все трое изумленно вскрикнули: на искаженном, синюшном, как от удушья, лице таращились два безжизненных глаза.

Ярость, печаль и сознание вины от того, что не уследил за Дорой, владели Ангусом, который, как медведь в клетке, кружил по маленькой комнате со стеклом без амальгамы, откуда они с Мари наблюдали, как Лукас допрашивает Келли.

Рыдания спазмами сотрясали молодую женщину. Она только что узнала о самоубийстве матери и ее невиновности в преступлении, за которое она так сильно ее упрекала. Горе ее усугублялось при воспоминании об оскорблениях, которыми она осыпала мать во время ареста; это были последние слова, услышанные Дорой, и никогда уже Келли не сможет попросить у нее прощения. Она ненавидела себя за то, что не догадалась раньше о самопожертвовании матери. Почему же та не открыла ей правду о ее отце? Они бы вместе защищались с самого начала, и все, возможно, было бы по-другому…

Слишком потрясенный смертью Доры, Ангус больше не мог вынести пассивности Лукаса, который только слушал молодую женщину. Он ворвался в комнату для допросов и сразу набросился на Келли. Будет ли она теперь обвинять свою мать во всех грехах, раз сама обо всем молчала?

Досталось и Лукасу.

— Чего ради выслушивать это подлое существо, чудовище, способное уничтожить собственную мать, способное убить любящую женщину и, уже мертвой, засунуть ей в горло камень вроде этого?

Красный от ярости, он положил перед Келли огам, помеченный буквой «J». Та подняла на Ангуса такие опустошенные глаза, что видно было: она совсем не понимает, о чем он говорит.

— При вскрытии, — нанес ей удар жандарм, — пришлось разрезать гортань Алисы, чтобы извлечь камень!

Глаза Келли, округлившись от ужаса, закатились. Тело ее содрогнулось, и она без чувств рухнула на руки Лукаса.

Фрэнк осознал, что его трясет от ярости.

Но почему вместо Алисы не подохла эта девка? Приезд ее всем испортил жизнь! А то, что произошло у нотариуса, было для него похлеще, чем удар хлыстом, как, впрочем, и для остальных членов семьи.

— Салливаны идут ко дну! — бушевал он перед Вивиан, которая сочувственно слушала его.

Вскрытие завещания Алисы не только выявило ориентацию его сестры, но превратилось в настоящее сведение счетов. И в присутствии трех полицейских к тому же!

Алиса, не удовлетворившись тем, что завещала половину своего состояния Келли, своей тайной любовнице, на нескольких страницах перечислила все претензии к собственной семье. Она упрекала Эдварда в том, что тот был никчемным отцом и против ее желания выдал ее замуж за глупого и грубого мужчину. Обвиняла она и свою бабушку Луизу в том, что после развода родителей, они с братом никогда не могли видеться с матерью. На Фрэнка же она напала за его цинизм и неблагодарность по отношению к ней, потому что, когда он был ребенком, она заменяла ему мать…

Только Жилль имела право на некоторые смягчающие обстоятельства, но Алиса все-таки лишила свою дочь половины наследства. Фрэнк на чем свет клял Келли, которая побледнела и, сохранив хладнокровие, выслушала отказ по завещанию и тут же молча вышла, не дождавшись окончания процедуры.

И в довершение всего — совершенно непостижимая реакция его отца! — Эдвард стал противоречить Луизе, когда та сказала, что это завещание нужно оспорить. Он даже встал на защиту Алисы, настаивая, чтобы уважали ее волю — Келли имеет право носить фамилию Салливанов. У него прямо мания какая-то — признавать всех бастардов! Он решительно впал в детство после того несчастного случая, что произошел несколько месяцев тому назад…

Вивиан с сокрушенным сердцем принимала на себя лавину горечи своего любовника. Только с ней одной он мог так говорить. Она слушала его, как всегда, терпеливо, что не помешало Фрэнку направить свою злость и на нее.

— Как же ты, подруга Алисы, не поняла, что она была лесбиянка?

Художница попыталась оправдаться:

— Алиса всегда хорошо ко мне относилась… но и только… она никогда со мной не откровенничала. Вот разве что…

Она сейчас вспомнила, что в утро бракосочетания Алиса обмолвилась, что у нее есть тайная страсть, которой она хотела бы положить конец.

— Не знаю, кого она имела в виду, когда сказала, что боится, как бы чего не вышло после разрыва отношений…

— А следующей ночью ее убили! — воскликнул Фрэнк.

Ему сразу припомнилась одна деталь в словах нотариуса.

Накануне смерти Алиса попросила нотариуса встретиться с ней, но не сказала зачем.

— Вообрази, что Келли узнала о предстоящем разрыве и изменении завещания.

Глаза Вивиан стали величиной с блюдечко, и она пробормотала, что, может быть, следовало рассказать об этом в полиции…

Когда трое полицейских выслушали подружку Фрэнка, Ангус возликовал.

Он же говорил им, что не сомневается в виновности Келли! Жандарм попросил Ферсена позволить ему самому допросить молодую женщину.

Лукас воспротивился:

— Вы уже наломали дров… Из-за вашего деликатного вмешательства она больше часа провела в обмороке.

Мари предложила свои услуги, считая, что обойдется без грубости Ангуса, хотя и поддерживает версию о виновности Келли.

Лукас не согласился со своей женой.

— Поведение Келли у нотариуса убедило меня, что ей ничего не было известно о наследстве. А ее отчаяние, когда она потеряла Алису, было вполне искренним, готов поклясться…

Мари почувствовала раздражение — в который уже раз он вступился за рыжую красотку!

Когда все трое подошли к расположенному за пределами парка коралю, где Келли гоняла на лонже по кругу кобылу, Мари заметила выражение сочувствия на лице мужа. Она обожгла Лукаса взглядом, но он уже перелез через деревянное ограждение и почти дружески положил руку на плечо Келли. Мари с мелочной удовлетворенностью констатировала, что внешность Келли заметно изменилась не в лучшую сторону: глаза потухли, движения утратили живость, да и сама она казалась какой-то отсутствующей, обмякшей.

Тусклым голосом она отвергла утверждения Вивиан. Если даже им и приходилось спорить, Алиса никогда не заговаривала о разрыве, и ей непонятно, почему Вивиан могла заподозрить подобную нелепость.

Ангус не удержался и напомнил Келли, что у нее не только нет алиби, но зато есть два самых древних побудительных мотива: любовь и деньги.

— Уж коль Дора взяла всю вину на себя, — добавила Мари, — то лишь потому, что у нее были веские причины считать вас виновной в убийстве.

Келли, подавленная, в отчаянии посмотрела на Лукаса:

— Почему вы позволяете им так меня мучить? Ведь вы знаете, как я любила Алису…

Лукас смутился, но Ангус был категоричен. Он полагал, что набралось достаточно улик, чтобы передать дело Келли в суд.

Жандарм шагнул было к ней. И вдруг с неожиданной живостью, заставшей всех врасплох, Келли подбежала к кобыле, ловко вскочила на нее, пришпорила и направила прямо на ограду, через которую лошадь без труда перескочила.

На неистовом галопе, перепрыгивая через встречающиеся преграды, всадница с развевающимися огненными волосами за несколько секунд исчезла за первыми начавшими покрываться листвой деревьями.