Журнал «Если», 1993 № 09 - Шлендер Брентон Р. - Страница 24
- Предыдущая
- 24/57
- Следующая
— Да, — ответила она.
— Пожалуй, временами я перехожу границу разумного, — признал он. — Зато хоть ненадолго избавляешься от скуки.
— Дай мне! — воскликнул он нетерпеливо.
Она, с неохотой повиновавшись, извлекла из своего мешка фляжку с водой и несколько завернутых в ткань шариков брианина. Джон выхватил у нее наркотик, отвинтил колпачок фляжки, сунул в рот два шарика — и только тогда заметил, что Кэтрин наблюдает за ним. Его лицо исказилось от гнева, он как будто хотел прикрикнуть на нее, однако быстро успокоился, проглотил свои шарики и протянул Кэтрин ладонь, на которой лежали два оставшихся.
— Присоединяйся, — пригласил он. — Я знаю, мне пора остановиться. Когда-нибудь я соберусь с силами. Но сегодня давай расслабимся, сделаем вид, что у нас все нормально. Ладно?
Это была уловка, к которой он стал прибегать не так давно: окажись Кэтрин втянутой в эту страсть, она утратила бы всякое право упрекать его. Она сознавала, что должна отказаться, но спорить с ним сейчас у нее не было сил, а потому она взяла шарики запила их водой и улеглась у стенки полости. Джон пристроился рядом; он улыбался, зрачки его помутнели.
— Пора заканчивать, — проговорила она.
Его улыбка на мгновение исчезла, потом восстановилась, как будто внутри него находились батарейки, энергия которых, впрочем, постепенно иссякла.
— Пожалуй, — согласился он.
— Если мы собираемся бежать, — сказала она, — нам понадобятся ясные головы.
— Неужели?
— Я забыла о побеге. Он казался мне невозможным… и не столь уж важным… Да, я отступилась от своей затеи. Перед самым твоим появлением, я, правда, вновь принялась строить планы, но не всерьез…
— А теперь?
— Теперь всерьез.
— Из-за меня? Из-за того, что я день за днем твержу о бегстве?
— Из-за нас обоих. Я не уверена, что у нас получится, но вот отступаться мне не следовало.
Он перекатился на спину и прикрыл глаза рукой, словно ослепленный светом, который исходил от сердца Гриауля.
— Джон? — Язык не слушался Кэтрин, и она поняла, что брианин потихоньку начинает действовать.
— Проклятая дыра! — пробормотал он. — Гнусная, проклятая дыра!
— Я думала, — произнесла она с запинкой, — я думала, тебе тут нравится. Ты ведь говорил…
— Конечно, мне нравится! — он криво усмехнулся. — Кладовая чудес! Фантастика! Но неужели ты не чувствуешь?
— Чего?
— Как ты могла прожить здесь столько лет? Или тебе безразлично?
— Я…
— Господи! — Он отвернулся от нее и уставился на сердце. — Тебе по-моему, ничто не мешает. Но взгляни на это, — он показал на сердце, — самое настоящее волшебство! Попадая сюда, я всякий раз пугаюсь того, что на нем проявится узор, который прикончит меня, расплющит в лепешку, что- нибудь со мной сделает. А ты рассматриваешь его так, будто размышляешь, стоит ли завесить его шторами или, может быть, перекрасить!
— Хорошо, больше я тебя сюда не поведу.
— Тогда я приду один, — сказал он. — Оно притягивает меня, как брианин.
Наступила тишина, которая продолжалась то ли какие-то секунды, то ли несколько минут. Время потеряло смысл, Кэтрин ощущала, что ее куда-то уносит, обдает жаром. В ее сознании мелькали диковинные образы: чудовищное лицо клоуна, незнакомая комната с косыми стенами и обитыми голубой тканью стульями на трех ножках, картина, краски которой растекаются и капают на пол. Неожиданно ее мысли перескочили на Джона. Она осознала вдруг, что он с каждым днем становится все слабее, лишается жизнерадостности и погружается в уныние, осознала и попробовала убедить себя, что рано или поздно он привыкает к существованию в теле Гриауля, однако почти сразу сообразила, что на это вряд ли можно надеяться. Из чего проистекает его слабость, может быть, как утверждал он сам, из-за угнетающего влияния дракона или вследствие какого-то заболевания? Скорее всего из-за того и другого одновременно. Значит, спасти его может только побег. Под действием наркотика побег представлялся ей легко осуществимым, но она все же догадывалась, что, когда помутнение рассудка пройдет, ей придется столкнуться с многочисленными сложностями.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, она стала всматриваться в узоры на стенке драконьего сердца. Сегодня они выглядели куда более замысловатыми, чем обычно, и Кэтрин мало-помалу уверилась, что в них проступает нечто новое, чего раньше никогда не было: ощущение необъяснимой угрозы, которое всегда присутствовало в сердечной полости, сделалось сейчас давящим, но брианин все полнее завладевал сознанием Кэтрин, а потому она не могла сосредоточиться на своих впечатлениях. Ее веки дрогнули и опустились, и она провалилась в сон о спящем драконе, на груди которого виднелся участок, где не было ни единой чешуйки; белесая кожа словно обволокла ее, втянула в мир белизны, что вздымалась и опадала с бесперебойностью, свойственной звуку хорошо отлаженных часов.
В течение шести последующих месяцев Кэтрин составила множество планов побега, но в итоге отвергла их все, кроме одного, который, хотя и далекий от совершенства, был чрезвычайно прост и сулил наименьший риск. Без брианина осуществить его было невозможно, однако Кэтрин предпочла бы на время забыть о том, что наркотик существует, ибо Джону удалось-таки совратить ее: она стала наркоманкой и большую часть времени проводила в сердечной полости дракона, где лежала бок о бок с Джоном, слишком обессиленная даже для того, чтобы искать близости с ним. Ее отношение к нему изменилось, чего, впрочем, следовало ожидать, поскольку изменился сам Джон. Он потерял в весе, утратил прежде присущую ему бодрость, и Кэтрин тревожилась за его здоровье, как физическое, так и душевное. С определенной точки зрения он стал ей еще ближе, поскольку невольно пробудил в ней инстинкт материнства, однако она не могла не возмущаться тем, что он подвел ее и, вместо того чтобы помогать, превратился в обузу. Однако Кэтрин продолжала цепляться за надежду, что побег позволит им начать жизнь заново.
Наркотик полностью подчинил ее себе. Она повсюду носила с собой запас шариков брианина, мало-помалу увеличивала дозу и, вполне естественно, со временем лишилась ясности мысли. Сон ее сделался беспокойным, а наяву ее стали посещать галлюцинации. Она слышала голоса и какие-то непонятные звуки, а однажды увидела среди филиев, что копошились на дне пещеры, старого Эймоса Молдри. Отупение заставляло ее не доверять сведениям, которые сообщали ей чувства, и отвергать, полагая это бредом, значение приходящих снов и смысл игры света на стенке драконьего сердца. Наконец она сообразила, что становится похожей на филиев — слышит то, чего не слышат другие, видит то, чего видеть не дано, — и испугалась, но не так, как испугалась бы раньше. Теперь она старалась приноровиться к ним, пыталась воспринимать их как неразумных исполнителей воли Гриауля и не находила никакого утешения в ненависти к ним и дракону. Гриауль и его порождения были чересчур величественными и диковинными, чтобы служить объектами ненависти, а потому Кэтрин обратила всю свою злобу на Брианну, женщину, которая когда-то ее предала. Филии как будто заметили перемену в ее чувствах, они перестали шарахаться от нее, бежали за ней, куда бы она ни шла, задавали вопросы, дотрагивались до нее; словом, о личной жизни не могло быть и речи. Но в конце концов именно возросшая привязанность филиев к Кэтрин и подала ей идею.
Однажды она в сопровождении компании хихикавших и болтавших филиев направилась к черепу дракона и подошла к проходу, что выводил в пещерку, где рос призрачный виноград. Она заглянула в проход, но не поддалась искушению навестить пещерку и выбралась из туннеля — и обомлела: филии исчезли! Внезапно на нее накатила слабость, как будто присутствие филиев придавало ей сил; она опустилась на колени и поползла по узкому коридору в бледно-розовой плоти, продолжение которого скрывала золотистая дымка, словно где-то вдалеке лежала груда сокровищ. Кэтрин переполнял гнев на филиев. Однако она и сама виновата: знала ведь, как они боятся заходить сюда… Вдруг ее осенило: интересно, насколько далеко они ушли? Может статься, они отступили за тот боковой проход, который ведет к горлу? Кэтрин торопливо вскочила и осторожно двинулась в нужном направлении. Достигнув склона, она огляделась, никого не увидела и продолжила путь, невольно затаив дыхание. Из-за поворота донеслись голоса, и чуть погодя Кэтрин различила восемь филиев, что столпились у отверстия, которым начинался тот самый боковой проход; на их живописных шелковых лохмотьях и на лезвиях обнаженных клинков мерцали блики золотистого света. Кэтрин прижалась к стене и попыталась обдумать случившееся, но мысли никак не желали выстраиваться в логическую последовательность, и она по привычке полезла в мешок за брианином. Прикосновение к одному из шариков успокоило ее, а когда она проглотила наркотик, ей сразу стало легче дышать. Она уставилась на проступавшую на потолке коридора вену и, позволив пульсирующему свету загипнотизировать себя, ощутила, как становится чем-то золотистым, медленным и текучим, и внезапно преисполнилась уверенности и надежды.
- Предыдущая
- 24/57
- Следующая
