Журнал «Если», 1993 № 11-12 - Кульберг Александр - Страница 20
- Предыдущая
- 20/63
- Следующая
Внезапно ОТСБ перебежал по спине тралтана на его голову и пристроился между стебельчатыми глазами, свесив хвост по направлению к пациенту. Это означало, что ФГЛИ весь внимание.
— Операция коснется только кожи, — проговорил Конвей. Теперь каждое его слово фиксировалось звукозаписывающим оборудованием. — Как вы видите, кожа выглядит омертвелой и высохшей. Во время взятия начальных образцов никаких трудностей не возникло, но далее кожа не желала отставать — по причине крохотного корня длиной около четверти дюйма, невидимого невооруженным глазом. По крайней мере моим невооруженным глазом. Ясно, что болезнь вступает в новую фазу, распространяется вглубь, поэтому чем скорее мы приступим к операции, тем лучше.
Он продиктовал номера лабораторных отчётов, свои собственные предварительные замечания и продолжил:
— Поскольку пациент по не установленным пока причинам не реагирует на медикаменты, я предлагаю удалить поврежденную ткань, очистить зараженный участок и нарастить искусственную кожу. Извлечение подкожных корней возлагается на руководство тралтаном ОТСБ. Операция будет несложной, но займет достаточно времени, ибо поражен большой участок…
— Прошу прощения, — перебил Приликла, — пациент по-прежнему находится в сознании.
Между тралтаном и маленьким эмпатом разгорелся спор, вежливость в котором соблюдал лишь Приликла. Он утверждал, что ЭПЛХ о чем-то думает и излучает эмоции, а тралтан твердил, что ввел столько анестетика, что пациент просто обязан отключиться как минимум на ближайшие шесть часов.
Спорившие, похоже, совсем было собрались перейти на личности, а потому Конвей счел за лучшее вмешаться в перебранку.
— Мы с этим уже сталкивались, — сказал он. — Физически пациент пребывал в бессознательном состоянии с момента своего прибытия в госпиталь, не считая пары-тройки минут вчера, однако Приликла определил наличие исходящего от него под наркозом. Объяснений у меня нет, для того, чтобы они появились, необходимо, пожалуй, хирургическое исследование мозга ЭПЛХ, чего мы себе позволить пока не можем. Но важно то, что пациент не способен двигаться и ощущать боль. Поэтому мы начинаем. — Повернувшись к Приликле, он добавил:
— Продолжайте прислушиваться — так, на всякий случай…
4
Минут двадцать никто не подавал голоса, хотя операция вовсе не требовала исключительной сосредоточенности. Она напоминала прополку огорода: все, что росло, относилось к сорнякам и подлежало безжалостному выдиранию. Конвей надрезал кожу ЭПЛХ, тонкие щупальца ОТСБ проникали под нее, хватались за корни и выдергивали их, и так раз за разом. Конвею подумалось, что он проводит саму скучную за всю свою карьеру операцию.
— Я чувствую нарастание тревоги, — сообщил Приликла, — она становится всепоглощающей.
Конвей фыркнул. Иной реакции у него не нашлось.
Пять минут спустя тралтан произнес:
— Доктор, мы достигли участка, где корни сидят гораздо глубже.
Конвей отозвался через две минуты:
— Но я вижу их! На какой они глубине?
— Четыре дюйма, — ответил тралтан, — и удлиняются на глазах.
— Невозможно! — воскликнул Конвей. — Что ж, попробуем в другом месте.
На лбу его выступили капли пота. Хрупкое тельце Приликлы задрожало, но отнюдь не от мыслей пациента. Его перебивало эмоциональное излучение Конвея, которое вряд ли кому показалось бы приятным: на трек новых местах результат был тем же. Корни, выраставшие из кусочков кожи ЭПЛХ, явно норовили забраться поглубже в плоть.
— Хватит, — хрипло проговорил Конвей.
Какое-то время все молчали. Приликла трясся так, словно по палате гулял буйный ветер. Тралтан возился с оборудованием, устремив взгляд на один из регуляторов. О'Мара пристально разглядывал Конвея, будто прикидывая, виноват тот в случившемся или нет. Впрочем, в его серых глазах читалось и сочувствие — он мог понять состояние хирурга.
— Что произошло, доктор? — спросил майор.
Конвей раздраженно помотал головой.
— Не знаю, вчера пациент не реагировал на лекарства, сегодня он не принимает хирургии. Должно быть, он попросту спятил! Наша попытка помочь ему увенчалась тем, что корни принялись расти в длину со скоростью, при которой за пару минут доберутся до жизненно важных органов, а вам известно, к чему это может привести…
— Беспокойство пациента стихает, — доложил Приликла, — однако он все ещё о чем-то думает.
— Я заметил одну особенность, — сказал тралтан. — У моего симбиота чрезвычайно острое зрение, и он передал мне, что щупальца, или корни, больной кожи как будто приросли с обоих концов, так что нельзя определить, то ли кожа цепляется за плоть, то ли плоть держится за кожу.
Конвей покачал головой. Похоже, случай представляет собой нагромождение противоречий и несообразностей. Во-первых, до сих пор никому не удавалось сопротивляться действию лекарства, способного исцелить за какие-нибудь полчаса самого тяжелого пациента. И разве не естественно было ожидать, что существо с поврежденной кожей постарается сбросить её и заменить новой? Однако и тут все вышло наоборот. Нет, это невозможно, невозможно!
А ведь поначалу всё виделось в розовых тонах, и Конвея больше заботило не состояние пациента, а его происхождение. Должно быть, он что-то упустил, дал маху, и из-за его ошибки ЭПЛХ, может статься, не заживется на белом свете. Наверно, он поставил не тот диагноз, потому что был чересчур уверен в себе, слишком — преступно — небрежен.
Терять пациента всегда больно, к тому же, в госпитале подобное случалось крайне редко. Вдобавок, потерять того, чье состояние в любой клинике цивилизованного пространства сочли бы легко излечимым… Конвей замысловато выругался, но не успокоился, ибо не сумел подыскать для себя подходящих эпитетов.
— Не переживай так, сынок, — по-отечески посоветовал О'Мара, кладя ладонь на плечо Конвею. Несмотря на нахлынувшее отчаяние, тот нашел в себе силы удивиться. Он привык видеть в главном психологе вечно недовольного тирана с зычным голосом, привык к тому, что майор, когда к нему обращались за помощью, ограничивался тем, что посиживал в кресле, отпуская саркастические замечания, а утопающему приходилось самому выкарабкиваться на сушу. Должно быть, подумалось Конвею, дело и впрямь плохо, раз О'Мара неожиданно подобрел. Значит, перед ним, Конвеем, встала проблема, которую он не способен разрешить самостоятельно. Однако в выражении лица О'Мары было нечто такое, что заставляло предполагать, будто майор доволен тем, как развиваются события. Не то, чтобы Конвей считал О'Мару жестоким — ему прекрасно было известно, что на его месте майор предпринял бы всё возможное, чтобы спасти пациента, и чувствовал бы себя теперь ничуть не лучше. Но как главный психолог он не мог не волноваться при мысли о побеге из палаты существа, наделенного, по-видимому, непознанным могуществом и, судя по всему, умственно неуравновешенного. И потом, он, вероятно, догадывался, что рядом с живым и здоровым ЭПЛХ будет выглядеть сущим мальчишкой, который и в школу-то ещё не ходил…
— Давайте подумаем вместе, — предложил О'Мара. — Вы не выявили у него склонности к самоуничтожению?
— Нет, — бросил Конвей, — как раз наоборот. Он жаждет жить. Он подвергался процедуре полного омоложения, то есть клетки его тела время от времени целиком обновлялись. Поскольку процесс запоминания в памяти является результатом действия мозговых клеток, то его память после каждого омоложения оставалась практически чистой…
— Вот почему в судовом журнале столько технических данных, проговорил О'Мара. — Именно поэтому. Однако я, пожалуй, предпочту наш способ, пускай мы живем меньше и восстанавливаем лишь поврежденные органы. Зато мозг в неприкосновенности.
— Ну да, — перебил Конвей, попутно спрашивая себя, почему обычно молчаливый О'Мара вдруг разговорился. Уж не пытается ли он упростить проблему тем, что рассуждает о ней как непрофессионал и принуждает к тому же Конвея? — Но, как вы знаете, одним из последствий омоложения организма является возрастающий страх перед смертью. Он становится всё сильнее, несмотря на одиночество, скуку и, в общем-то, нетипичные условия существования. Вот из-за чего ЭПЛХ путешествуют со своими личными врачами, они опасаются заболеть или угодить в аварию, которая закончится гибелью.
- Предыдущая
- 20/63
- Следующая
