Искатель. 1968. Выпуск №5 - Смагин Борис Иванович - Страница 27

— Ладно, — сказал капитан. — Сегодня я добрый. Я хочу поделиться приятной новостью. — Он усмехнулся. — Как вы знаете, сеньоры, в Испанском королевстве нет каторжных работ. Но… — Он поднял палец. — Но… для особо отличившихся решили сделать исключение. Прибыл приказ. Особо отличившимся выдать пригласительный билет на каторжные работы. Сеньор Форхан, вы у меня фигурируете одним из первых. Думаю, что свежий воздух каменоломен просветлит ваш ум, а занятия спортом умерят ваш пыл. Будьте готовы к дороге: гардероб, аккредитив… — и началось обычное капитанское словоблудие, любимая форма издевательства над заключенными.

Как и во всех тюрьмах, в камере сидели преступники самого разного масштаба. Правительство не делало никакого различия между уголовниками и людьми, выступающими в защиту прав человека.

Громила был типичным представителем высшей касты уголовников. Физическая сила давала ему право сильного — право притеснять других, обирать их, унижать, запугивать и эксплуатировать. Он был в камере царьком, устанавливающим свои законы — законы кулака.

Хесус еще не разбирался в социальных теориях. Для него громила ничем не отличался от помещика или от владельца лавки. Громила был испечен из того же теста, что и они, и Хесус поступал с ними, как считал справедливым. Сильных побеждают силой. Жаль только, что ему, Хесусу, не придется больше столкнуться с этим громилой, ведь его отправляют на каторжные работы…

Несмотря на кандалы, мысль о том, что он вновь увидит небо, выйдет из каменного мешка, радовала Хесуса. Да и шансов на побег в каменоломне куда больше. Но о побеге думать было рано. И в этом Хесус убедился очень скоро.

Их привезли в лагерь для каторжников, расположенный километрах в пятидесяти от Сантьяго. Немногим более двухсот арестантов содержалось в нем. Все в кандалах и полосатых тюремных одеждах. Четыре деревянных барака, окруженных двумя рядами колючей проволоки. В каждом — ряды двухъярусных нар. Вот и весь лагерь.

Кормили здесь немного лучше, чем в тюрьме, но работа была очень тяжелой и длилась ежедневно по десять часов с получасовым перерывом на обед. Обед привозили себе сами заключенные под охраной цивильных гвардейцев прямо в каменоломню. Бараки находились в полутора километрах от каменоломни. Каждый день — утром и вечером — заключенным приходилось дважды отмеривать это расстояние.

Кандалы натирали ноги до крови, очень скоро они превратились для заключенных в добавочную пытку. У многих арестантов появлялись на ногах незаживающие язвы, но охранники на это не обращали внимания. В лазарет отправляли только для перевязки, да и то самых тяжелобольных, потерявших способность передвигаться.

К концу дня арестанты начинали дышать как рыбы, выброшенные на берег прибоем. Пыль и духота в раскаленной солнцем каменной яме превращали каменоломню в подобие ада, но люди приспосабливались — никто не начинал работать, не повязав нижнюю половину лица платком, кашне или просто куском материи, оторванной от рубахи. В таких невыносимых условиях оказался Хесус. Но он видел, что даже здесь люди старались создать для себя видимость нормальной жизни. Однако многим это не удавалось, и они на глазах теряли человеческий облик. А этого и добивалась администрация, для этого и соорудили лагерь. Сильные духом выживали, внутренне сопротивлялись установленному режиму, стремясь найти отдушину в каком-нибудь занятии. Отдушиной для Хесуса стало чтение книг. Их давал ему пожилой учитель из Сантьяго, который оказался здесь «за вздорные мысли и возмущение спокойствия». Так гласил приговор. Книг было мало, а лагерная администрация выдавала арестантам только одну-единственную — Библию. Хесус и ее прочел несколько раз.

Недостаток книг восполнялся долгими беседами со старым учителем. От него Хесус впервые услышал слова «социализм», «классовая борьба», «материализм». Понял их связь со своей жизнью. Многое объяснил молодому человеку учитель из Сантьяго. И если Хесус трудно усваивал какие-нибудь научные понятия, учитель умел привести такой наглядный пример из жизни, что у него словно пелена с глаз спадала. Ему начинало казаться, что он давно знал про все это, но просто не находил нужных слов, чтобы выразить мысль так же просто, как его новый друг.

Спокойный, уверенный голос учителя Хесус слушал затаив дыхание. Он звал своего собеседника учителем. «Учитель, разъясни», — обращался к нему Хесус. Однажды старик заметил, что у него есть имя и фамилия.

— Я всегда вас буду звать учителем. Всю жизнь.

Чего только не знал этот человек! В его рассказах оживала вся история человечества — история борьбы трудящихся за свободу. Все теперь виделось Хесусу отчетливее, вся его прошлая короткая, но бурная судьба. Мысленно он уже шел по пути борцов за свободу…

Каторга тоже была школой. Хесус мог наблюдать, как охранники и правительство любой ценой стараются сломить людей, их волю, стремятся сделать из человека послушного раба, закрыть ему глаза на правду. Он научился различать суть вещей, научился быть сдержанным, научг лея побеждать в споре. Теперь Хесус узнал, что сила не единственное средство победить противника и отстоять себя. Вовремя сказанное слово иногда куда действеннее кулаков. Но бывают такие времена — и это узнал Хесус от учителя, — когда единственным средством отстоять справедливость может быть только борьба.

Учитель был слабым, больным человеком. Он старался держаться стойко, но это давалось ему не легко.

Толкать целый день тяжелую тачку с камнями ему уже не под силу. К вечеру учитель совсем выдыхался и с трудом возвращался в барак.

Хесус взял за правило всегда быть рядом с ним. Он оберегал старика ка. к малое дитя, незаметно старался подсунуть ему часть своего скудного арестантского пайка и делал все возможное, чтобы облегчить трудное каторжное житье. Хесус видел, что в таких условиях учитель долго не протянет. Единственным выходом, единственным спасением был побег…

С первого дня каторги Хесус искал способ обмануть охрану, найти хоть какую-нибудь оплошность в ее системе. Постепенно в его голове созрел план побега. Ему хотелось осуществить свой план немедленно, но это было не под силу одному. Он яростно сжимал кулаки. Что делать? Медленно умирать в бараке, дожидаясь окончания срока, или же бежать любой ценой? Но как? Как?

Однажды вечером Хесус заговорил с учителем о побеге. Барак уже спал. Хесус спросил:

— Учитель, вы понимаете, что мы не выйдем отсюда живыми?

И сам испугался. Ему не хотелось огорчать учителя, но тот отнесся к вопросу спокойно. Помолчал немного, а потом просто сказал:

— Знаю…

— Но вы же столько раз говорили, что с насилием мириться нельзя! — воскликнул Хесус. — А побег?

— У меня не хватит сил для этого.

У Хесуса уже был план побега, он хорошо все продумал. Может быть, старый друг оценит его? Учитель долго не отвечал.

— В принципе ты прав. Только все нужно еще тщательнее и детальнее продумать… А теперь спи. Отложим разговор на завтра.

Прошел следующий день, похожий на все остальные. «Сегодня как и вчера»… — говорил учитель про эти дни. Наступила ночь. Хесус снова вернулся к прерванному разговору.

— Горяч ты, Хесус… — сказал учитель. — Такое делается только раз и наверняка. Ошибки исключаются. Второй возможности у нас не будет, сам понимаешь… Но попробовать можно. — Старик изложил свой план. Он был прост.

Барак спал. Тускло мерцали светильники в проходе между рядами нар, едва пробиваясь острыми лучами сквозь тяжелый обморочный воздух. Стояла особенная, ни с чем не сравнимая тишина, наполненная храпом, стонами, бредовым бормотанием…

В темном углу этой мусорной ямы два человека — молодой и. почти старик — обсуждали план побега.

Начало светать. Резкая барабанная дробь ворвалась в спящий барак. Арестанты с проклятьями и руганью поднимались с нар,

Каторжники походили на разбуженных от зимней спячки медведей — грязные, немытые, обросшие многодневной щетиной. И хотя два раза в неделю после работы цирюльник стриг и брил желающих, большинство людей возвращались из каменоломни настолько усталыми, что сразу после ужина заваливались спать. Многие и умываться по утрам перестали. Баню устраивали раз в месяц, тогда же меняли белье. Грязь и паразиты навеки поселились в лагере.