Люди крыш. Пройти по краю - Романова Любовь Валерьевна - Страница 2

• Предыдущая
• 2/66
• Следующая

Подобной наглости хозяйка пряничного домика простить не могла. Через минуту Женька стояла в школьном коридоре и печально смотрела на закрытую дверь класса. Ее выгнали. Но это еще было полбеды — ей не раз приходилось куковать на школьных подоконниках в ожидании звонка. Хуже всего, что ее рюкзак остался лежать под партой. А в рюкзаке — почти законченный скетч будущего рисунка.

Женька давно хотела создать что-то из ряда вон. Даже место присмотрела — стену большой трансформаторной будки в паре кварталов от своего дома. Она почти неделю работала над эскизом. Ей представлялась огромная картина метра четыре в высоту и восемь — в длину. Зрителю должно было казаться, что в грязной стене появилась дыра, за которой лежит волшебная страна с лиловым небом, голубыми лугами и парящим в высоте разноцветным аэростатом. На переднем плане, возле исковерканной воображаемым взрывом кирпичной кладки, стояла девочка. Тоненькая, чем-то похожая на Женьку. Она смотрела в провал, не решаясь шагнуть за границу реального мира. Возле ее ног терлась черная кошка — лоснящаяся, словно школьная Глуша.

Конечно, такой сюжет совсем не походил на традиционное граффити, но Женьку это мало волновало. В конце концов, настенные рисунки знаменитого Немо вообще печатали в детских книгах. Он заселял фасады Бельвиля смешными бегемотами, кошками, собаками, бабочками и цветами. А еще часто изображал силуэт черного человека в окружении разноцветной живности. Во всем мире его знали как «сказочника акрила».

Нет, Женька не стремилась подражать известному райтеру. Она просто рисовала мир, куда ей самой хотелось сбежать. Подальше от унылой классной и ядовитой Стекольниковой с ее свитой. Но, кажется, в этот раз побегу было не суждено состояться. Едва прозвенел звонок на перемену, Женька влетела в класс. Рюкзак все так же валялся под партой. Только эскиза в нем не было. Она попыталась вспомнить, не оставила ли его дома, и тут услышала за спиной приглушенные смешки.

Великолепная четверка сидела на подоконнике, возле распахнутого окна. Стекольникова, Дашка Блинова — ее подруга, похожая на куклу для самовара, — такая же щекастая и курносая, и два верных оруженосца: Косолапов с Горячевым. Оба длинные, затянутые в узкие джинсы и тесные рубашки. Парни отличались только прическами и папами. Горячев носил выщипанную челку, свисавшую на глаза, и был сыном известного режиссера. Косолапов предпочитал локоны до плеч и хвастался, что его отец — шишка в мэрии. А вот у Блиновой родители были самые обычные. Предприниматели средней руки. Стекольникова приблизила ее к себе не из-за мамы с папой. Просто толстуха Дашка выгодно оттеняла точеную фигуру королевы класса и всегда во всем с ней соглашалась.

Компания шушукалась, поглядывая поверх Женькиной головы. Стало ясно: случилось что-то гадкое. Предчувствие беды было таким же сильным, как желание сбежать из душного класса в город, полный майских запахов и гуляющих с детьми бабушек. Но вместо этого Женька проследила за взглядами четверки и вздрогнула, увидев свой рисунок.

Странно, что она не заметила его раньше. Альбомный лист со скетчем висел точно посередине классной доски. Поверх полыхающего закатом неба теперь стоял грязный отпечаток подошвы мужского ботинка. Наверное, кто-то из парней постарался. Эскиз перечеркивала пара ругательств, написанных черным маркером, а к девочке был подрисован носатый уродец, который лапал ее кривыми ручками ниже талии.

Женька почувствовала, как кровь приливает к ушам. В носу защипало. Она зажмурилась в надежде, что, когда снова откроет глаза, ее искалеченный рисунок исчезнет. Не будет ни подлой Альки, ни притихших в ожидании бури одноклассников, ни изуродованной волшебной страны. Ничего не будет! И самой Женьки тоже…

— Что, ягодка, тебе не нравится? — Каждый раз, устроив очередную пакость, Стекольникова становилась приторно-сладкой и называла Женьку ягодкой. Из-за ее смешной фамилии — Смородина.

— Она от восторга онемела! — Дашка всегда искала случая поддакнуть подруге. — Эй, Смородина-уродина, чего пялишься?

— Ну, зачем ты на нее давишь? — Алька продолжала манерничать. — Не каждый может оценить наш художественный вкус.

Не чуя ног, Женька пошла к доске и сняла свой рисунок. Убить! Немедленно. Всех сразу и каждого в отдельности. Вцепиться зубами в горло и перегрызть сонную артерию! Считая шаги, чтобы не заорать, она приблизилась к четверке и уставилась в переносицу Стекольниковой.

Королева и ее свита молчали. Радостно ждали продолжения.

— Твари! — Женька удивилась тому, как глухо прозвучало это слово, развернулась и выбежала в коридор.

Класс за ее спиной удовлетворенно заржал.

Последний раз Женька ревела полгода назад, когда неудачно прыгнула с крыши гаража и проткнула гвоздем ногу. Но тогда это были правильные слезы. Они разгоняли боль и ужас от вида набухающей кровью кроссовки. Сейчас же ей казалось, что вся вода в ее организме превратилась в яд и по лицу струятся потоки едкой отравы. Слезы не приносили облегчения — только обжигали кожу.

Женька неслась в ближайший туалет. Нужно умыться. Нельзя, чтобы эти сволочи видели ее зареванной! Она толкнула дверь с криво приклеенной буквой «Ж» и застыла на пороге. От ударившего в нос запаха к горлу подкатил противный комок. Зловоние было слишком сильным даже для школьной уборной. Женька попробовала дышать ртом, но тут же вспомнила, что запах — это рассеянные в воздухе частицы вещества. Зря вспомнила — стало совсем дурно. Она зажала нос и заглянула в туалет. Увиденное вызвало еще один приступ тошноты. Похоже, шесть унитазов одновременно решили вернуть школе все спущенное в них за день. Женька метнулась к двери и на полном ходу врезалась во что-то мягкое.

— Стоять! — этот голос было сложно с чем-нибудь спутать. Наверное, так ревут африканские слоны, окруженные браконьерами. Или морские львы во время брачного периода. А еще — директриса школы Зинаида Геннадиевна Голубец. — Вот ты и попалась, Смородина.

Она отодвинула Женьку в сторону и оглядела место катастрофы. На ее красном лице, напоминавшем груду вареных раков, не возникло и тени брезгливости. За двадцать три года работы в школе Голубец видала картины и похуже. А уж какой-то вонью педагога со стажем тем более не испугаешь!

— Что же ты творишь, паразитка такая! — ее низкий голос отразился от кафельных стен уборной и заметался под потолком. — Я тебя спрашиваю! В колонию для малолетних захотела?

— Это не я…

— Ты из себя овечку-то не строй! Это чье? — Директриса раскрыла свою большую, как у грузчика, ладонь, и продемонстрировала смятую бумажку. Коричневые буквы сложились в слово «Дрожжи». Женька вспомнила: если в унитаз бросить хотя бы кусочек, то произойдет примерно то же, что сейчас творилось в школьном туалете. Она пару раз читала подобные советы на Интернет-форумах.

— Это не мое!

— Ее! Мы у нее в рюкзаке нашли! — из-за спины директрисы выглянули Горячев с Косолаповым. Когда же они успели все это подстроить? Еще и Голубец притащили. — Она в классе хвасталась, что сорвет сегодня уроки.

— Неправда!

— Правда! — гаркнули хором Алькины дружки. — Антонина Леонтьевна Смородину из класса выгнала, вот она и отомстила.

— Вранье! — в горле запершило.

— Спросите нашу классную! — нанес последний удар Косолапов. — Она подтвердит — этой пол-урока не было!

— Милиция разберется! А сейчас, Смородина, убирайся! Чтобы я в школе тебя не видела! Завтра перед уроками жду у себя в кабинете. С матерью!

Директриса вскинула бульдожий подбородок, на котором пробивался совсем неженский пушок, ухватила Женьку за капюшон и потащила к выходу из школы. Голубец прекрасно помнила, как с месяц назад, поздно вечером, застала Смородину за мазней под окнами своего кабинета. С этого момента она была уверена, что точно знает, кто стоит за всеми школьными диверсиями. Худая семиклассница шла номером один в списке хулиганов.

— Сколько ж твоя мать ко мне таскалась! — бубнила Голубец, волоча Женьку по школьным коридорам. — Все упрашивала в хороший класс тебя, бандитку, пристроить! Чуяло мое сердце, нельзя с безотцовщиной связываться! Никакой управы!

• Предыдущая
• 2/66
• Следующая