Горизонт - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 23

Большинство юных дозорных, которые меняются с севером Мертвого озера, привозят с собой заряженные ножи из дома; что-то вроде обычая, вознаграждения за обучение. Даг сам увозил заряженный нож в Лутлию дважды в начале своего длинного счета. Примерно половина дозорных возвращается, готовые принять расширившиеся обязанности. Ножи не возвращаются. Устойчивый поток жертвования, текущий на север.

— Ты не можешь этого знать, — успокаивала ее Вейв. — Думаю, нож, который ты взяла с собой, также был очень стар, разве нет? Их судьбы могли просто поменяться.

— Тогда, может быть, мне стоило забрать оба. — Но руки Ниты разжались и она вздохнула. Она добавила противоречиво: — Не знаю, когда мне выдастся шанс получить другой. Все мои родственники отвратительно здоровы.

Юмор дозорных, но Тавия добавила более серьезно:

— Никто здесь не хочет жертвовать. Никто в моем шатре не даст мне заряженный нож, потому что его ни у кого нет. Мама даже не дает мне разрешения привязать ко мне чистый! Она говорит, я слишком молода. Нита клянется, что в Лутлии говорят, что если ты достаточно взрослый для дозора, то ты достаточно взрослый для жертв.

«В Олеане тоже». Даг подумал о своем двоюродном брате-дозорном, который принес жертву в девятнадцать. «Слишком молодым.» Обе стороны этого спора казались Дагу правыми, что несколько перекосило ему разум. А может, это было его сердце.

Заставив себя говорить, чтоб повернуть юных дозорных в более оптимистичную сторону, Даг полюбопытствовал:

— Так значит, завтра вы будете командиром дозора?

— Пока нет, — сказала Нита мрачно, затем добавила, — но наш лагерь обещал мне следующее вакантное место.

— А как много дозоров вокруг Русла Новолуния?

— Восемь, когда мы в полной силе. — Она нахмурилась, глядя на него. — Вы забавный человек. Те парни из Олеаны говорят, что вы одержимы крестьянами.

— Вам следовало бы зайти к Аркади и поговорить с моей женой Фаун, — сказал Даг суховато из-за ее тона. — Вы можете померяться убийствами Злых. Она также убила одного, Барр или Ремо не рассказывали вам об этом? Недалеко от Глассфорджа. — «И это не был просто сидячий Злой».

Ее нос сморщился.

— Звучит весьма фальшиво. Вы ведь дали ей нож, не так ли?

Даг склонил голову:

— Мы все обменялись ножами. В конце концов.

— Но она никогда не сможет принять разделение в свою очередь.

«И я этому рад». Но даже это была половина правды. Странная история потерянного ребенка Фаун не была тем, что ему хотелось бы рассказывать здесь — если, конечно, у мальчишек хватило мозгов оставить ее при себе.

— Многие Стражи Озера также никогда не принимают разделение — разве не на это вы только что жаловались?

У Дага было, понял он, трое слушателей, далеких от теплоты, но достаточно захваченным этим чужаком из дальних земель, чтоб не перебивать его. Нита заняла последнее сиденье, Тавия удобно склонилась над одной из подпорок крыльца, и Вейв, казалось, не торопилась возвращаться к задаче, которую он прервал. Он сглотнул и неожиданно свернул на то, что называл «балладой о Гринспринге», так, как он рассказывал об этом Аркади и дюжинам людей перед ним. Слова Дага становились все более отполированными с каждым разом, но, он надеялся, не настолько легкими, чтобы не суметь донести вес его ужаса. К тому времени, когда он стал рассказывать об общей могиле детей, глаза его слушательниц были темными от жалости, однако их рты оставались закрытыми.

— Ваши ответы, мне кажется, достаточно просты, — сказала Нита, когда он, наконец, закончил. — Гоните всех ваших крестьян к югу от Грейс. Не то, чтоб мы желали их принять…

— А вы пробовали согнать крестьянина с земли? В этом нет ничего простого, — сказал Даг.

— Это тоже правда, — сказала Вейв. — Сотни лет назад народ Полумесяца все еще жил кочевыми лагерями, зимними и летними. А потом пошло так, что если ты оставляешь землю на сезон, то возвращаешься и находишь ее вычищенной, распаханной и засаженной. Мы в конце концов должны удерживать нашу территорию сидением на ней, деля шатры между этим лагерем и Мшистой Рекой. И посылать людей от совета лагеря вниз в Греймаут рисовать линии на листах крестьянской бумаги, чтоб заявить, что мы ей владеем! Абсурд!

— Цена для нас за обучение крестьян — ничто в сравнении с ценой, которую заплатят все, если мы этого не сделаем, — сказал Даг упрямо.

— У вас на севере — может быть, — сказала Тавия.

— Везде. Мы должны начать там, где мы есть, с каждым кусочком, который перед нами. Никогда не упускать шанса стать другом и обучить — эту задачу может выполнить каждый.

Вейв небольшим жестом указала на плечо Дага, где свадебный браслет под рукавом его куртки не мог спрятаться от ее Дара. Она сказала сухо:

— Я б сказала, что в своей дружбе вы зашли несколько далеко, человек из Олеаны.

«Пока еще недостаточно далеко.» Даг вздохнул, поднимаясь, вежливо дотронулся до брови:

— Я как-нибудь зайду узнать о тех пустых ножах. Доброго дня, мэм, дозорные.

На протяжении следующей недели Даг все сильнее втягивался в работу в шатре целителей. Не то чтоб он и раньше множество раз не оказывался в руках целителей, но смена угла зрения, глядящего в корень настолько разнообразных проблем, вносила большую разницу, чем он предполагал. Как дозорный, он никогда не шел к целителю до последнего; сейчас, став частью этого последнего, он обнаружил в себе понимание не столько этого, сколько раздраженного мастера, выговаривающего «И почему бы тебе не прийти раньше?»

Полдюжины людей в день приходило с незначительными хворями или ранами, хотя однажды пришел мужчина со сломанной ногой, а днем позже — более интересный и гораздо более сложный случай — женщина в возрасте с переломом ребра. Еще более деликатной проблемой была женщина с уродливой опухолью в груди, которую Аркади лечил каждый день, отщипывая ее кровоснабжение, крохотные кровеносные сосуды один за другим. Его объяснение того, почему он не попробует уничтожить ее посредством вырывания Дара заставило Дага взрогнуть — Дар опухоли, видимо, был бы почти так же токсичен, как брызги Дара Злого. Аркади также начал брать Дага с собой на ежедневный обход шатров, хотя Даг не был уверен, чем он заслужил такой прогресс — ему все еще не разрешалось выполнять даже простейшую работу с Даром, и он мог лишь что-то доставать, нести или придерживать.

Старые журналы, сложенные на полках, оказались неожиданно захватывающими после того, как Челла научила его разбирать их. Они напоминали Дагу записи дозорных: запятнанные, потертые, с ужасным почерком и сбивающими с толку аббревиатурами. Но также, как и в записях дозорных, чем больше он читал, тем больше он начинал видеть между строчками — так же хорошо, как и сами строчки. Люди, заходящие в шатер, показали Дагу, как целители обращаются с некоторыми жалобами; записи учили его тому, чего он еще не видел, так что он проглядывал их страницы ежедневно до тех пор, пока не угасал свет. Он поздно начал учиться искусству целителя, и теперь старался взять так много, как только можно. Он перебарывал нерешительность своего северного языка, чтоб задать Челле и Аркади столько вопросов, сколько обычно задавала Фаун.

Его голова гудела от всего этого, когда он вернулся в дом Аркади однажды после обеда за забытой связкой зубоврачебных инструментов и нашел Фаун плачущей, свернувшейся в их постели. Он уселся рядом с ней, когда она села, торопливо вытирая глаза и притворяясь, что зевает.

— О, ты вернулся! Я всего лишь вздремнула, я от этого всегда в беспорядке и ужасно выгляжу, если днем сплю… — Но ее улыбке не хватало ямочек, а ее большие карие глаза были печальны.

— Искорка, что случилось? — Он мягко провел большим пальцем по влажным дорожкам из уголков ее глаз.

— Ничего. — Она встряхнула темными локонами, отказываясь, к его облегчению, от своих шатких отговорок. — Я просто… просто глупа, наверное.

— Не «ничего». Потому что ты не глупа. Расскажи мне. Ты ведь можешь рассказать мне что угодно, правда? — Он надеялся на это. Потому что здесь, так далеко от дома и родственников, он был всем, что у нее было.