Посланник - Александрова Марина - Страница 18

• Предыдущая
• 18/49
• Следующая

В этой благословенной тиши раздавался только шорох листьев, которыми играл озорник-ветер, и редкие голоса птиц — они, испугавшись нежданных путников, стремительно срывались с ветвей деревьев и улетали.

— Душно. Наверное, к дождю, — предположил Никита.

— Вертаться надо бы, — испуганно озираясь по сторонам, сказал Сашка. Но, видя, что командир, наоборот, упрямо двигается вперед, последовал за ним.

Они шли достаточно долго, когда Никита, все время шедший впереди, произнес:

— Сашка, никак двор виднеется! Может, помощь окажут, а нет, так сами возьмем, что надо.

Сашка уже шел впереди командира, раздвигая руками кусты малины.

— Никита Антонович, это монастырь никак? — Сашка снимал паутину со своей одежды.

Когда Никита хотел ответить Сашке, с той стороны, откуда они пришли, раздался оглушительный грохот. Никита и Сашка с ужасом смотрели друг на друга.

— Это же гром!!! — закричал Никита. — Гром! Сашка! Это просто гром!

— Это ли не повод заглянуть к сестрам нашим? — приглаживая свои мокрые волосы, с лукавством спросил Сашка.

— Ох и хитрец! Натерплюсь я с тобою! — Никита схватил Сашку за рукав, и они поскакали в сторону монастыря, спасаясь от холодного ливня.

Они одним махом достигли каменных стен монастыря, но войти внутрь им не представлялось возможным. На дворе стояла глухая ночь, которая вот-вот должна перейти в холодное и пасмурное утро. Собаки залаяли, заслышав голоса и шум за стеной.

— Откройте! Люди! — Сашка пытался докричаться до обитателей монастыря. — Да что они там делают? — спрашивал Сашка.

— Сашка, ночь на дворе, не откроет нам никто! — Никита решил пройти вдоль стен монастыря в поисках какого-нибудь лаза.

Из-за ворот со стороны монастыря послышался шум и лязг открывающейся двери.

— Есть тут кто? — спросил Никита. — Откройте дверь, мы люди мирные, не обидим никого! — он прислушался. Шум стих.

Кто-то побранил собак и подошел к двери.

— Кто вы? И зачем пожаловали в святую обитель? — раздался громоподобный мужской голос.

— Отец! — обратился Никита. Он научился вести переговоры, служа у Остермана, который в этом деле был лучший дипломат, и у него было чему учиться. — Я думаю, вы не оставите больных и голодных защитников Отечества нашего. Ни один Бог не говорил и ни в одном писании не сказано об отвращении к себе подобным, — он тяжело выдохнул.

Они вымокли до нитки. Сашка то и дело подпрыгивал на месте, стуча зубами. Стоявший по ту сторону стены, видимо, обдумывал слова Никиты. Потом слышно было, как он уходил.

— Вот гад! Никита Антонович, он ведь ушел! — Сашка уже вертелся вокруг спокойного Никиты, как уж на сковороде.

Никита дал знак ему молчать. За стеной послышались тревожные голоса. Наконец ворота стали с лязгом и скрипом открываться. Показался мужчина — он освещал незнакомцев масляной лампадой, которую он держал в одной руке, в другой у него было ружье. За мужчиной стояли две женщины в монашеском одеянии. Они с нескрываемым любопытством смотрели на Никиту и Сашку.

— Каковы намерения ваши? И что привело вас, дети мои? — вопрошал мужчина. Никита только хотел проговорить заранее подготовленную речь, как дверь монастырского здания отворилась и оттуда вышла пожилая мать-настоятельница.

— Ты чего ж, старый пень, людей под дождем держишь! — она быстрыми шагами шла в их сторону. Эти трое почтительно расступились пред нею.

— Никогда еще в нашей стороне не обижал нас люд православный! — сказала она. — Христиною меня зовут, игуменья я, — говорила она, когда вела Никиту и Сашку в монастырь.

— Я Никита Преонский, командир отряда, что в лесу сейчас, это мой брат Сашка, нам бы больных и раненых на время приютить надо. Заплатим мы добром, может, починить что, или еще помощь какая нужна? — предложил Никита. Мать-настоятельница ответила:

— А то, мужская сила всегда пригодна! Но сначала вы обсохните и поешьте что-нибудь, а уж потом решать будем.

Тут она внимательно посмотрела на Сашку.

— Брат-то твой ненароком заболеть может, — предположила игуменья Христина. — Елена! Степанида! Чего стоите, словно соляные столбы?! Живо на стол накрывайте и знахарку будите с провожатым!

Как только вошли в теплую келью, Сашка свалился на лавку и, дико кашляя, испугал не на шутку своего товарища.

— Ты, Сашка, меня здесь дожидайся, а я к своим пойду и приведу сюда. Матушка, — обратился Никита к Христине, — сколько народу сможете принять?

— Скоко есть, сынок, стоко и примем, — она уже вместе со знахаркой растирала Сашку анисовкой.

— Садитесь, откушайте, чем Бог послал!

Никита обернулся и только сейчас заметил девушку, которая тоже выходила к воротам. Эта молодая и красивая женщина показалась ему богиней. Он стоял как вкопанный и не мог ни сказать ничего, ни пальцем пошевелить.

«Что это со мной?» — думал он, глядя на красивое и печальное лицо Елены.

— Кушайте, — снова пригласила монахиня его к столу. Он перекрестился и, сев за стол, прочел молитву.

Голод заставил на миг забыть обо всем. Он торопливо ел, а сестры смотрели на него с нескрываемым восхищением. Никита за годы службы, перенеся все тяготы войны, стал настоящим красавцем. Высокий, крепкий телом. Лицо его озарял теплый свет зеленых глаз, обрамленных черными густыми ресницами.

Елене больше всего запомнились его руки. Длинные пальцы, казалось, умело могли и жестоко убивать, и нежно ласкать. У Степана были руки совсем другие. При воспоминании о Степане Елена почувствовала сильный толчок внизу живота.

Она тихо застонала и, схватившись за живот присела на лавку. Христина с тревогой посмотрела на нее:

— Никак уже? Ох, дите ты мое, и зачем надо было тебе выходить! Надо Панкрата наказать, — волновалась Христина.

— Не Панкратова вина, что я рожать сейчас удумала, а пошла я с ним, так как не спала в то время, — и Елена, поддерживаемая Христиной и знахаркой, удалилась.

— Это и понятно, — послышался недовольный голос знахарки.

Никита сидел ошеломленный, даже есть перестал. К нему подошел мальчик лет двенадцати-четырнадцати.

— Дяденька, я Гриша, меня провожатым к вам приставили, чтобы вы людей своих привели, — мальчик говорил серьезно и казался не по годам взрослым. — Я живу неподалеку от монастыря.

— Хорошо, Гриша, пошли, — Никита почувствовал себя намного лучше. Ответственность за людей, оставшихся в лесу, заставила его поторопиться.

По дороге Никита незаметно выспросил у мальчика все о Елене. Сначала Гриша молчал, потом обещанный Никитой подарок заставил его рассказать все не только об Елене, но и о том, что считается она в округе колдуньей и заворожить может, и порчу навести. Оттого, наверное, она жила в лесу — от бед мирских подальше. И в монастырь обратно перебралась, чтобы грехи свои замаливать. Никита подумал, что за то короткое время, пока он будет здесь, ему нужно постараться получше узнать Елену. А там — четыре-пять дней езды, и Петербург.

«Дом, — думал он со смутными чувствами, — одна Ольга и осталась у меня там, а что дальше? Опять война, император хочет взять Каспий с его богатыми странами, туда и подамся опосля, как отдохну. Если Кропотов сдержит свое обещание забрать меня, без раздумий уйду к нему в кавалерию».

Первый раз сегодня он не думал о Ольге как о верной суженой своей.

С тех пор как Сашка с Никитой ушли, прошло более двух часов. И Кузнецов послал трех человек на разведку. Когда командир вернулся, на сборы им понадобился всего час, в течение которого вернулись трое разведчиков, посланные на поиски командира и Сашки. Никита рассказал им о монастыре.

— Молодец, командир! Мы можем тобой гордиться, — сказал Кузнецов Никите, когда они двигались в сторону монастыря. Кузнецов, как никто другой, понимал, что надо иногда поддержать молодого Преонского, чтобы не угасло у него стремление к его предназначению.

Никита, измотанный окончательно, лишь слабо улыбнулся, выражая благодарность.

Начало светать. Лес уже не казался таким мрачным и грозным. Обитатели его стали понемногу просыпаться, и лес постепенно наполнялся голосами птиц. Проводник Гришка с Еремеем Парфеновым ехали на парфеновской лошади впереди колонны. Никита проехал вдоль обозов, узнал, как обстоят дела с ранеными. Всех он готов был поддержать, всем посочувствовать.

• Предыдущая
• 18/49
• Следующая