Пират Её Величества - Курочкин-Креве Николай - Страница 53
- Предыдущая
- 53/130
- Следующая
— Знаю. Мамин брат был кузнецом, и я девочкой любила в его кузнице сидеть и глядеть на огонь. Свинец легче тает, чем железо…
— Вот-вот. А вода твердеет, когда холодно. А у нас полгода бывает уж такой холод, что реки все покрываются слоем отвердевшей воды. И с неба падает сыпучая отвердевшая вода. Она бывает иногда колючая, сухая и не мочит обувь и одежду. Ее можно стряхнуть, как песок. А если не стряхнул — в тепле снова растает и станет чистой безвкусной водой. Если этой талой водой мыться — кожа долго будет свежей и молодой. Особенно, если некоторые травы добавлять. Череду, например. Моя сестра так делала.
— Что погрустнел, красивый мой?
— Сестренку вспомнил.
— А что? Муж злой попался?
— Да нет, ее убили. Люди нашего царя. Хуана… Как бы это сказать по-испански? В общем, Хуана Злого. Напали на нашу деревню, всех поубивали, один я остался да те, кто в других местах был в тот час.
— Всех поубивали? И твоих родителей, и сестру? Боже, Боже, что ж, люди везде одинаковые, как хищные звери? Я-то думала, это нам тут одним так не повезло, что испанцы на нас охотятся и не дают жить как хотим. А оказывается, и у вас там так?
— Так. Но в Испании еще хуже. Я был в Испании, знаю.
— Ты такой молодой, Теодоро, а всюду уже побывал. Как тебе удалось?
— Мне повезло наняться на корабль к великому капитану. Я ему чем-то приглянулся. Он говорит, что я очень похож на него, каким он был в мои годы.
— А этот англичанин, с которым вы сюда добрались, — он тебе кто? Вы так похожи, что я сначала думала — братья.
— Вот он и есть великий капитан Дрейк. Великий враг испанцев.
— О-о! Такой молодой?
— Сабель, он стал капитаном собственного судна, когда был еще шестнадцатилетним мальчишкой. И отдал свое судно, уйдя в море на чужом судне, подчиненным другому капитану. И сделал это только затем, чтобы сражаться с испанцами: его собственное судно не годилось для таких дальних плаваний. Хороший был кораблик, но неподходящий… Между прочим, он меня, наверное, ищет и ругает…
— Ну вот, сама я, дура, навела разговор на то, чтобы ты вспомнил о делах. Твои проклятые дела! Всегда так! Стоит появится приличному мужчине — и его крадут у женщины дела!
Сабель вскочила, накинула свои шкуры и гневно сказала:
— Раз так — хватит нежиться, пошли к твоему «великому капитану» и его проклятым делам!
Вот так…
Дрейк еще заканчивал переговоры, но уже единожды спрашивал обеспокоенно, куда подевали симарруны его спутника. На это беспокойство вождь симаррунов ответил совершенно точно; Сабель по дороге, сменив гнев на милость, объявила Федору ну слово в слово то же самое. Что доказывает: вождь симаррунов занимал свое место по праву. Он сказал, что спутник английского друга сейчас, по всей вероятности, на седьмом небе. Фрэнсис схватился за пистолеты, и тогда вождь разъяснил, что он вовсе не то имел в виду: вовсе не навеки расстались душа и тело «Теодоро», а на сладкий миг… Смеясь, Дрейк отложил оружие и предложил выпить за женщин, знающих дорогу на седьмое небо, но провожающих туда не всех мужчин, увы, а только избранных…
Когда они встретились вновь, уж во тьме (к счастью — в темноте, ибо Федор опять начал краснеть под добродушным обстрелом шуточек Дрейка), капитан предложил такой вариант, для всех вроде бы равно выгодный: его сопроводит сквозь лес до Фазаньего порта симаррун — есть такой головастый парень цвета донышка кастрюли с очага, Диего. А Федор останется тут, как бы в заложниках. Тем временем молодые симарруны, которые уже вышли в путь, проберутся в Номбре-де-Дьос, разведают все, что требуется знать для нападения на город, снимут план города, подробнейший, улица за улицей, дом за домом, — и сговорятся с городскими рабами, самыми изо всех смелыми. А потом сообщат все вызнанное Федору, передадут ему план города, вождь симаррунов даст ему провожатого (или, хе-хе, провожатую), и он выйдет к «Лебедю». Годится? Правда, есть в обсуждаемом варианте одно скользкое место: если окажется, что на «Лебеде» — испанские шпионы, заложника убьют. Зажарят на сковородке живьем и труп скормят свиньям. Но мы же знаем, что мы уж наверняка не испанские шпионы, так что тебе это не грозит. Ну как, согласен?
Федор едва подавил в себе желание в ладоши захлопать и завизжать. Подумаешь, сковородка! Зато Сабель будет рядом… Он солидно сказал:
— Да можно. Толк в этом есть, конечно. И вам тут не торчать, и план будет. (А про себя подумал: «Если одним словом называть, то мистер Фрэнсис Дрейк помешан на картах и планах, — но, может, он потому и великий капитан?»)
Так вышло, что наутро он выбрался из индейской сетки, заменяющей симаррунам кровать, — «гамака», помог мистеру Фрэнсису собраться в дорогу, познакомился с Диего, проводил капитана на пару миль за ограду селения, вернулся и стал разыскивать Сабель. Через час нашел. Окруженная девчонками лет этак от пяти до пятнадцати, она пекла на угольях целую гору рыбин с приправами, половину из которых Федька видел впервые в жизни.
Увидав его, девушка уронила в костер очередную рыбину, вскочила, отбросила нож, просвистевший опасно близко у щеки одной из девчонок, сжала ладонями щеки, достала из огня рыбину, счастливо засмеялась и сказала хрипло:
— У этой ободрать пригорелое и отдать собакам. Можно в тесте запечь, если шкура повреждена. Ясно? Ну и ладно. Мария Росалия, ты остаешься за старшую. Доделай все, как положено. А мне сегодня некогда!
И потащила Федьку прочь от костра, к малой хижине, стоящей на отшибе. Там сидела у очага и грелась тощая голая негритянка лет, наверное, не менее ста. Когда она подняла лицо навстречу входящим, а вернее, вползающим, Федор увидел, что старушка слепая. Но она узнала Сабель, назвав ее сразу по имени, и двигалась в хижинке уверенно, как зрячая, даже — для такой древней бабки — проворно. Пахло в хижинке сеном. Оно и висело пучками и пучочками по стенам. Федор догадался, что это целебные травы. А вдоль стены в ряд стояли горшки, заткнутые тоже пучками травы. «Ага! — подумал он. — А это колдовские снадобья. Должно, гадость какая-либо. Навроде крысиного жира». Сабель пошепталась с бабушкой, после чего та набросила на голову кусок какой-то клеенки и заковыляла к выходу.
Сабель подвесила над дверью шкуру выдры хвостом-лопатой вниз так, чтобы хвост свисал до земли, перегораживая вход, и сказала:
— Ну, теперь мы сами себе хозяева. Ты ел что-нибудь? Чтобы быть хорошим любовником, надобно хорошо кушать. Сейчас я тебя буду кормить!
Сабель сбросила обе свои одежды к порогу, оставшись совершенно голенькой, быстро разожгла очаг и достала из угла сумку с припасами. Минута — и над огнем на железной шпажке заскворчал кусок ароматной козлятины. А рядом закачались два котелка — один с кипятком, а другой с соусом из кореньев, сала, лука, каких-то продолговатых темно-красных плодиков, даже на запах кисло-жгучих…
Потом он ел, а она подкладывала, смотрела, как он ест, била его по рукам, которые он то и дело к ней протягивал. Сама почти не ела: уверяла, что наелась с утра, сыта и доныне. И только потом сказала:
— А вот теперь — раздевайся и иди сюда! — и разлеглась на шкуре в средине хижинки. Федора уговаривать не надо было, он выпрыгнул из штанов, улегся рядом и они стали шутливо бороться, урча и перекатываясь друг через друга. Пока сцепились уж не шутя.
И каждый раз ему с нею было все лучше и лучше. Сабель относилась к любви так серьезно и просто, что отлетали, незначащими становясь, слова «стыдно», «не принято», «неловко» — и оставались двое молодых людей, старательно угадывающих и выполняющих потаенные желания второго…
Но вернулись посланные в город, принесли долгожданный план, вернее, картину на белой коре какого-то дерева вроде пальмы. Как бы с колокольни собора были нарисованы домики и помечены особыми значками. Федор сделал расшифровку, какой значок о чем говорит: этот — что в доме столько-то испанцев, а этот — что там еще столько-то негров, из них таких, на которых можно положиться, — столько-то. Другие значки говорили о том, есть ли в доме оружие, какое и сколько. Третьи значки выдавали понимающему человеку, где хозяин хранит свои драгоценности и деньги…
- Предыдущая
- 53/130
- Следующая