Пират Её Величества - Курочкин-Креве Николай - Страница 82
- Предыдущая
- 82/130
- Следующая
Теперь капитан Дрейк несколько лет мог не ходить в дальние плавания. Совсем уйти с моря он бы не смог. Но в Новый Свет, куда его всю жизнь влекло неудержимо, ему сейчас все равно путь был заказан: после его возвращения из Вест-Индии испанские агенты и открыто, и тайно следили за каждым его шагом, и попытка Дрейка снарядить экспедицию немедленно повлекла бы за собой протесты по дипломатическим каналам — а этого правительство Ее Величества ни в коем случае не желало, не допустило бы, а если такая экспедиция состоялась бы — не простило бы.
И он занялся «коммерческими грузоперевозками»: возил военные грузы в мятежную (как считали англичане), борющуюся с агрессорами за свою независимость (как считали ирландцы), Ирландию. Не то, чтобы он не любил ирландцев. Вовсе нет. И то, что они вопреки собственной выгоде и политическим интересам Англии яростно сражались за свою независимость, тоже можно было понять.
Но вот то, что они в судорожных попытках удержать ускользающую свободу прибегли к помощи испанцев и «Святейшего престола», — вот этого Дрейк им простить не мог.
А его корабли могли перевозить даже кавалерию. А это и хлопотно, и нелегко. Ведь что это такое — возить кавалерию? Это — иметь вместительные трюмы с яслями и стойлами для лошадей; это, кроме того, — иметь вместилища для сена и овса; это также — иметь место для амуниции, оружия, боеприпасов; наконец, это — место для солдат и господ офицеров! При этом надо учитывать, что фуража следует брать с запасом — на случай, если бури удлинят путь.
Дрейковы корабли мирно ходили взад-вперед через пролив Святого Георга. Хотя, разумеется, на них были и люди, и оружие, необходимые для того, чтобы догнать и потопить испанское судно, доставляющее мятежникам оружие, порох, пули, упряжь и деньги. А поскольку отношения между Испанией и Англией были мирными, приходилось, вопреки принципам Дрейка, не оставлять живых свидетелей — пускай испанские адмиралы маркиз де Санта-Крус и Луис Рекесенс-и-Суиньга спишут ушедшее в тайный рейс судно на бури, столь обыкновенные в этих неприютных северных водах!
Такими делами был занят капитан Дрейк. Не будем кривить душой — он едва терпел это относительно спокойное существование. Он мечтал о большой войне с окаянными папистами.
А Федька-зуек? После возвращения в августе семьдесят третьего года он мог найти покладистую и симпатичную вдовушку и снять комнатку и угол — комнатку в доме и угол в сердце хозяйки. Ему ведь было уже восемнадцать полных лет… Его доли хватило бы на год такой «почти семейной» жизни, а если попадется вдова со скромными желаниями — то и на полтора.
Вторая возможность — спустить эти же денежки по кабакам и гостиницам, месяца за два-три-четыре шумных кутежей. И затем искать работу. Наконец, последний вариант был — денежки сберечь и начать копить, сразу же устроившись на какое-нибудь каботажное судно матросом. И жить трезво, прижимисто, лет до сорока, чтобы иметь обеспеченную старость: домик, камин, может быть даже — садик с розами…
А помогать англичанам с. ирландцами воевать — ну, уж это нет. Федору они ничего плохого не сделали. А те немногие ирландцы, которых он успел узнать лично за четыре прожитых в Англии годка, ему, скорее, даже нравились. Может быть, даже больше англичан. Казалось, они куда больше смахивают на русских, чем какой бы то ни было другой народ на свете: бесшабашные, так же на голый «авось» рассчитывающие; и пропойцы такие же… Только и отличаются тем, что куда нетерпеливее русских и оттого драчливее. А так — та же удаль, широта, лихость… Но что не так терпеливы — скажите, какой же русский долготерпеливец не завидует порой, хотя на миг, нетерпеливым и несдержанным людям? А? То-то…
Ну, а теперь надо обдумать по порядку. Найти вдовушку и пожить годок… Пока так говоришь «вообще» и воображаешь себе эту вдовицу и доброй, и ласковой, и некрикливой, и такой, и сякой, какую хочешь, — чего лучше и желать-то? Ищи и переселяйся, да поскорее! Но как посмотришь вокруг: кто из моряков устроился таким образом — у каждого свои беды с сожительницами. Та сварлива, та пьянствует, та вертихвостка, не удержишь, хоть лупи до полусмерти… То грязнуля, то бесхозяйственная, то ленивая…
Просидеть по кабакам все деньги — это тоже не по нему. Во-первых, обрастешь по пьянке такими друзьями, с какими в трезвом виде и здороваться не захочешь. Во-вторых, все кончится уж слишком быстро. В-третьих, уж больно противная штука — похмелье. Да и в тот день, когда пьешь, бывает плохо, если перебрал сверх своей нормы. И, в-четвертых, это же начать легко, а кончить куда как сложнее: вон у них на «Св. Савватее» был запойный, так он сколько раз хотел бросить пить и не мог никак! И как не лечился от своей «горькой слабости» бедняга! И травами, и заговорами, и у русских бабок, и у датской колдуньи, и у польского лекаря… И все бестолку. Пока трезвый — человек как человек и даже хороший человек-то. А как надерется — тьфу, совершенно скотского облика существо, и не понимающее слов.
Третий путь: плавать в каботаже и копить… Но Федор уж нюхнул Нового Света — и хотел теперь заморских плаваний, пищи небывалого вкуса и цветов небывалого запаха, и птиц небывалых расцветок…
Он отдохнул пару месяцев, в Лондон съездил, отпустил усы — такие, чтобы его самого, по крайней мере, не смешили. И…
И в один прекрасный день — ясный, почти сухой, если не считать обычного для октября утреннего тумана, он заявился в фирму братьев Хоукинзов. Сначала — в контору по найму. Там толкался всякий морской народ — и видно было, что иные тут и живут. В одном углу ели жареную рыбу, в другом играли в кости, в третьем разглядывали замусоленную, но «верную» карту с обозначением кратчайшего пути из Новой Гранады в легендарное Эльдорадо и спорили о днях пути по означенному маршруту — если на мулах… А в четвертом углу сидел квадратный человек в полосатой Фуфайке и спал, укутав голову в задранную на спине куртку. У входа пожилой рябой моряк настойчиво уговаривал презрительно хмыкающего чахлого юнца купить попугая по невероятно низкой цене. Общий гвалт затихал, только когда распахивалась дверь к клеркам и сиплый голос каркал: «Кто там следующий?»
Федор занял очередь, уселся на неструганую лавку и за часы ожидания вызнал, что сейчас снова усилилась «партия мира», — и по этой причине государственной поддержки «джентльменам удачи» более не оказывают: субсидий заморским экспедициям не дают, из казенных доков корабли Хоукинзов выгнали, а уж о том, чтобы заполучить в экспедицию королевский военный корабль, как не раз бывало прежде, нечего и думать. Так что не то удивительно, что братья свернули операции на три четверти, — а то, что фирма вообще еще существует. Правда, людей в плавание набирают теперь не всех подряд, какие ни и сколько ни явятся, как еще полтора года назад, — а с большим разбором и контракты заключают не более, чем на один рейс. Потому, дескать, что хозяева и те не знают, будет ли второй и когда.
Он узнал также, что, борясь с пиратством и даже, ради укрепления мира, с приватирством, правительство, тем не менее, исправно прибирает к рукам свою долю добычи в виде налогов. А мистеры Вильям и Джон Хоукинзы, будучи искренними патриотами своей страны, эти налоги платят. Регулярно и ничего не утаивая из своих — весьма, надобно сказать, трудноучитываемых — доходов. Ну, или почти ничего. Так разве, по мелочи, случаем; то обмер судна не совсем точно произведут, если налог с кубофута вместимости берется, то с календарем напутают, если налог берут с дней пребывания судна в открытом море… Все это мелочи. А в основном-то… Иначе и нельзя: мы же — страна небогатая: один испанский город Севилья, в Испании еще и не самый главный, имеет годовой доход более, чем вся Англия, с Лондоном и фермами, со всеми городами и рыбачьими деревушками. Если зажиточные люди, к примеру, будут богатеть, а налоги не платить — это что же получится? Так мы вообще никогда богатой и могучей державой не станем!
Федор подивился: про то, что Англия должна стать великой и могучей державой, с жаром рассуждали немытые, небритые и полутрезвые мужики, еле-еле грамотные. И они говорили об этой Англии: «мы»! Не лорды, не князья и не епископы, простые люди, из тех, которых здесь вешали ежедневно по малейшему поводу. И Федор подумал: «А что? Очень даже свободно — если у них тут распоследний матрос с жаром говорит: „Мы должны стать и мы непременно станем великой державой!“ — станут!»
- Предыдущая
- 82/130
- Следующая
