Повесть о Микки-Маусе, или записки Учителя - Гурин Максим Юрьевич "Макс Гурин (экс-Скворцов)" - Страница 23

Тех же, кто дрочит потихоньку, хотя может и не меньше меня, ты почему-то не упрекаешь! А к тем, кто и вовсе ходит по шлюхам или спаривается в обеденный перерыв со своими сослуживицами, у тебя и вовсе нет никаких претензий! Напротив, именно их ты обыкновенно и ставишь в пример, как отличных семьянинов, успешных людей, хороших отцов и всякое прочее!

А что до секса с реальными женщинами, который действительно очень тягостен для меня уже многие годы, то попробуй сам мне ответить, тупая ты мышь, как можно это любить, если он не даёт мне того Главного, для чего я вообще родился на свет, для чего я рождён Мужчиной? Как можно любить в Сексе Секс, эту тупую животную еблю, которая одна-то только всерьёз и интересует женщин? Как можно любить то, что приносит тебе не радость, а из разу в раз только горькое разочарование во всём том, к чему ты всей своей бессмертной душой стремился с самого детства, из жизни в жизнь?

Ведь мы, мужчины, ищем Единения Душ, Слияния Ян и Инь, а женщины ищут только оргазмов, денег и собственной выгоды! Как можно это любить? Нет, любить это нельзя. Это можно лишь ненавидеть – отсюда и тяга к извращённым формам: поставить на колени, напихать в рот, выебать в жопу, но… (после этого моего «но» Микки-Маус именно что вопросительно улыбнулся, будто бы говоря: «Ну-ну, договаривай, договаривай!..») …но это, знаешь ли, всего лишь, как говорится, «жестокость порождает жестокость». Ведь получается так, что Женщина забирает у Мужчины всё, что у него есть, не давая взамен ничего; даже того, что сама она считает такой незначительной (по причине её принципиальной нематериальности) малостью как душевное тепло!

Вот примерно так, Микки, я себе и объясняю всё то, о чём ты изволил меня спросить! – закончил я наконей свой лирический монолог.

– Хм-м, – хмыкнул он и спросил, – а что же ты тогда не уходишь оттуда, где тебе так плохо? – и он опять улыбнулся, но на сей раз уже испытующе.

– Как почему? – искренне воскликнул я, – Потому, что так поступают только трусы и слабаки!

– Да? – нежно переспросил меня Микки-Маус, – А может наоборот? Не забывай, что ты так говоришь во многом потому, что тебя так воспитала мама, а у неё, во-первых, была своя корысть воспитывать тебя именно так, а во-вторых, её отец, твой дед, вёл себя в похожей на твою ситуацию иначе, чем ты, но ни трусом, ни слабаком его не считала почему-то даже брошенная им с тремя детьми твоя бабушка…

Мы оба замолчали. Но мне всё же не удалось об этом всерьёз задуматься, потому что вдруг, как это всегда и случается, ни с того ни с сего грянул очередной Большой Взрыв. На сей раз совершенно без участия Быдла. Совершенно сам. Совершенно сам по себе.

«Бам. Бам-бам. Бам-бам-бам… – сказало в ответ на это событие Пластмассовое Жестяное Ведро, – Ах-ах-ах, опять все в неизбывной тоске!..»

«Это Истина-а!..» – прошелестел волосами на жопе пахучий Внутренний Ветер.

Мир снова был создан, то есть всё снова пришло к тому, чтоб ничто никогда ни к чему не пришло; пришло к тому, чтобы вообще всё было неважно и несущественно, но при этом всё равно почему-то было.

Этот дурацкий мир говорящих жестяных ведёр, мир тупых животных в обличье людей, мир внутренних бригантин; мир, где никому ни с кем ни о чём не удаётся договориться; мир, где строго два раза в год, на Рождество и на Пасху, славят самопожертвование, а во все остальные дни тех, кто понял подвиг Христа «слишком буквально», считают неудачниками даже их родные и близкие; мир, где нельзя констатировать очевидное, если ты, конечно, не хочешь попасть в сумасшедший дом для принудительного лечения – весь этот мир был создан заново! Микки-Маус создал его вновь. Такой же ужасный, как все предыдущие, только ещё хуже…

Признаюсь вам честно, я поначалу не понимало его. И только через много-много лет меня как-то раз совершенно случайно и вроде бы безо всякого повода посетила вдруг довольно странная для меня самого, но зато единственная дающая объяснение его поступку, мысль. «А что если, – подумал я вдруг, – Микки-Маус не считает ни этот, ни любой иной мир ужасным? Вдруг он, напротив, находит всё это Прекрасным, а мир нынешний, который кажется наихудшим мне, ему как Художнику представляется наиболее совершенным и зрелым Творением?».

Как только эта мысль пришла мне в голову, я сразу понял, что это единственное разумное объяснение…

Нет-нет, вы поймите меня, пожалуйста, правильно: я говорю сейчас совсем не о всей этой хуете со злым Богом манихейцев, богомилов, нынешних сатанистов и прочих еретиков. Это-то нехитро, и об этом я тоже много раз думал, но только всегда сам же и отметал, поскольку очень уж это не вязалось с реальным образом Микки-Мауса, которого, уж вы меня простите, я знаю довольно давно и неплохо. Нет, ни о каком уж прямо Злом Боге тут и речи не может быть! Напротив, он очень добрый, но… просто он… просто он… просто он… просто он считает Добром иное, чем я… Но кто сказал, что прав именно я, а не он?..

Вот, например, из жизни в жизнь я делаю то, что считаю Добром лично я, а из этого постоянно проистекает какая-то хоть и весьма многоликая, но всё же, называя вещи своими именами, хуйня. А вот Микки-Маус из мира в мир совершает то, что мне кажется Злом, а успех его всё прочней и масштабней!.. Так и кто же из нас лучше разбирается в том, что есть Добро?..

И в какой-то момент я даже спросил его об этом, как это «здесь» называется, напрямую:

– Микки, ты создал этот мир таким, потому что действительно считаешь, что именно ЭТО и есть ХОРОШО?

– Я? – рассмеялся он мне в ответ, – Ты действительно думаешь, что этот мир создал я?..

Признаюсь честно, такой своей реакцией он, как это «здесь» называется, поставил меня в тупик, сбил меня с толку, вывел из себя, выбил из колеи…

– Ну как же! – попытался я восстановить в памяти тот момент, – Мы беседовали с тобой в Предвечной Точке Абсолютного Отсутствия, обсуждали корни моих несчастий, попутно привлекая материал истории моей семьи, а потом грянул Большой Взрыв, и всё стало так, как стало теперь, то есть так же, как бывало всегда, только, с моей точки зрения, ещё хуже…

– Да помню я, помню… – согласился со мной Микки-Маус, – Но только почему ты решил, что всё это сделал я?

– Гм-м… – сказал я, – но тогда кто?

– А я не знаю-у! – развёл он руками в пространстве и улетел.

Но всё же новый мир был какой-то иной, чем все остальные. Во всяком случае, каким-то иным в этом мире был… я.

Так, например, когда Микки развёл рукам и улетел, я вдруг поймал себя на том, что думаю об этом нечто иное, чем всегда. «Ну лети-лети… Ещё не факт, что это ты улетел, а не мне перестало вдруг быть с тобой интересно… Будет необходимость, ты прилетишь опять. Да и вообще все эти полёты твои весьма условны, как и вообще всё во всех мирах, какие ты только не создавал. Где бы ты не летал, всё равно ты летаешь только внутри меня…» – примерно так, примерно так я вдруг начал думать. И мне самому было совершенно всё равно, что я стал так думать. И вообще было всё равно, думаю я или нет; на том ли я свете или на этом; жив ли я или нет; да и вообще я ли я или это кто-то другой…

Как-то вдруг оказалось, что между всем, между всем-всем абсолютно, можно поставить знак равенства. И то, что именно между всем абсолютно – это и есть единственное, что абсолютно вообще…

Да, объяснить кому-либо, что между счастьем и несчастьем на самом деле нет никакой разницы, как и между бытием и небытием, совершенно не представляется возможным, но вместе с тем нет так же и никакой разницы, видит ли кто-либо мир так же, как ты, или нет. Если тебя никто не понимает, то это совершенно никак не мешает тебе быть счастливым. Скорее даже наоборот. Хотя может и это тоже слишком скоропалительное утверждение. БОльшая правда, пожалуй, в том, что нет никакой разницы, счастлив ты или нет. И уже тем более, нет никакой разницы, что думают об этом другие. Да и о каких других может вообще идти речь, если даже Микки-Маус летает только внутри меня? И с кем бы у меня не было секса, и у кого бы не было секса со мной – это мастурбация… J