Повелители Небес - Уэллс Энгус - Страница 37

— Ты опять о нем думаешь.

В голосе Чиары звучало предостережение. Рвиан утвердительно кивнула.

— Ты забудешь его, — прозвучали слова Чиары, точно эхо многих прежних разговоров.

Но Рвиан отвечала:

— Нет, но, может быть, я научусь жить без него.

В голосе девушки слышалось столько искренней боли, что Чиара оставила свое неодобрение. Светловолосая колдунья взяла руку подруги в свою руку и не сказала больше ни слова. Так обе девушки и стояли, молча наблюдая, как вокруг них сумерки становятся все гуще и гуще, а с водной глади Треппанека исчезают рыжие солнечные блики, и пролив становится похожим на бархатно-синюю, расшитую серебром подушку.

Наконец ударил колокольчик, собирающий пассажиров к вечерней трапезе, и подруги, все так же держа друг друга за руки, отправились к жаровням, возле которых нетерпеливой гурьбой толпились их коллеги, привлеченные запахом жарившегося мяса. Завязался разговор, участие в котором отвлекало внимание Рвиан: приходилось выслушивать вопросы и обдумывать ответы, никто здесь, кроме Чиары, не знал ничего о Давиоте. Говорили о Стражах, о последнем набеге, о чаяниях школьной администрации, и Рвиан на время забыла о своем горе. К тому же Лиакан, передав штурвал Измененному, велел выкатить для пассажиров бочку эля, сказав при этом, что выпить его они обязаны до прибытия на острова. Подобное заявление общество восприняло с живейшим энтузиазмом.

Рвиан выпила больше обычного, а когда в компании затянули песню, присоединилась к поющим. Спала в эту ночь она очень крепко, хотя, засыпая, думала только о Давиоте.

Она, конечно, слышала о Стражах, но слышать — вовсе не то же самое, что видеть. Тем более когда рассказчиком выступает коллега-волшебник. Нужен был Сказитель, чтобы воздать должное этому месту, напоминавшему огромный, казавшийся цельным, камень, который кто-то уронил в Фенд. Волны разбивались о подножья гордо озиравших окрестности скал, высоких и гладких, не тронутых наростом из водорослей. Белые кипящие шапки волн вытянулись в сплошную неровную линию, прерывавшуюся лишь в одном месте, где не было скалистых уступов. Высота каменного потолка над этой протокой казалась Рвиан недостаточной для того, чтобы галеас мог проплыть там, не обломав своих мачт. У девушки перехватило дыхание, когда она увидела, что Лиакан решительно развернул свое судно и направил его именно в этот проход между скалами. Сверкающая каменная башня исчезла, скала была теперь всюду. Звук испуганного перешептывания пассажиров потонул в реве прибоя. Тут Лиакан приказал «сушить весла», и галеас заскользил, торжественно вплывая в морские ворота.

Рвиан чувствовала влияние волшебства, влекущего корабль против морских течений, которые не могли тягаться с могуществом магических сил Стражей. Чиара закричала, когда на галеас упала непроглядная тьма, даже дневной свет за кормой исчез, потому что морские ворота затворились. Для Рвиан же все это не имело никакого значения, она «видела» очертания камней вокруг и опасно низкий потолок. Казалось, что его можно потрогать, настолько близким был он. Но тьма оказалась не вечной, ослепительный для обычного зрения день снова вернулся, лишь только корабль вошел в гавань, вырубленную в каменной громаде с помощью колдовства.

Если с моря остров казался отнюдь не райским местечком, то теперь, внутри, ощущение это менялось на противоположное.

Соленое озеро, в котором очутились путешественники, окружал бережок, покрытый светло-желтым песочком, однообразие которого нарушалось лишь мощной громадой гранитного причала да множеством рыбацких лодок. На берегу расположились каменные и деревянные дома всевозможных ярких цветов: нежно-голубого, белого, розового. Иногда какое-нибудь здание совершенно неожиданно выглядывало из зарослей кедра, сосны или мирта. Веселые ручейки бежали по лужкам через оливковые рощицы и кусты орхидей. Наслаждаясь зеленой травкой, тут и там весело скакали козы, казавшиеся радостно возбужденными на фоне ленивых овец и коров. Видны были и традиционные сады, такие же богатые, как и в Дюрбрехте, а также и садики попроще, пестревшие разнообразием диких цветов. Тропинки пролегали по террасам, сбегая вниз по широким ступеням из белого камня. Но главная жемчужина острова, ограненная силами волшебства, сияла в центре.

Высоко-высоко, так, что стоявшие на корабле люди вынуждены были до боли в шеях задрать головы, чтобы увидеть вверху устремленную ввысь, точно грозивший Повелителям Небес меч, белую башню. К ее подножию вела лишь одна прямая лестница, заканчивавшаяся возле синей двери, служившей единственным входом в башню. От этого простого на вид строения исходил дух, дававший ощущение огромного могущества колдунов. Рвиан взирала на башню с благоговейным страхом. Там, внутри, лежали секреты мастерства, которыми предстоит овладеть и ей.

Рвиан покачнулась, когда корабль остановился, и внимание ее привлек сам процесс швартовки. Двое из Измененных прыгнули на причал, чтобы закрепить швартовые канаты, а двое других бросили на пирс сходни. Остальные, встав со своих мест за веслами, принялись помогать пассажирам сойти на берег. В толпе на берегу Измененных не было вообще, все собравшиеся являлись представителями Истинного Народа.

Чиару охватило нескрываемое волнение, когда, пройдя по трапу, они встретили горячий прием местных жителей. Рвиан была настроена менее восторженно. Она знала, что скоро Лиакан поведет свой галеас в обратный путь, и, когда морские ворота захлопнутся у него за спиной, водная громада океана навсегда разделит ее и Давиота. Она мысленно окинула прощальным взглядом корабль, а потом и Фенд, вздохнула, набрала в грудь побольше воздуху и, заставив свои губы растянуться в улыбке, отправилась на встречу со своим будущим.

Глава 10

Неделя, прошедшая после отъезда Рвиан, сделала меня угрюмым. Все помыслы мои сосредоточились на понесенной утрате, я едва мог думать об учебе и коротко отвечал на удивленные вопросы интересовавшихся столь заметной переменой в моем характере людей. Я предавался бесплодному саможалению. Это было глупое занятие: что случилось, уже случилось. Я знал это, но грусть моя от этого не проходила. Я впал в раздражительную замкнутость, еще более усиливаемую болями в моей заживающей ноге. Я оставил костыли и начал пользоваться тростью, что давало мне возможность ковылять по территории школы. Ни Урт, ни Клетон не знали истинной причины моего мрачного настроения, но, конечно, и речи не могло быть о том, чтобы они этого не заметили: друзья интересовались, задавали вопросы. Я уверен, что ни Клетон, ни Урт (обоих подвергали допросам) ничего не рассказали администрации школы, но наше начальство умело выуживать нужную информацию из самых скупых ответов. В конце концов, это одна из ипостасей таланта Мнемоников, который можно ведь использовать не только для того, чтобы рассказывать истории. Одним словом, власти сделали правильный вывод о том, что у меня был роман с учащейся школы колдунов, которую недавно отправили к Стражам. Началось официальное разбирательство.

Возглавлял его Дециус — именно в его залитом солнечными лучами кабинете я вскорости и оказался. Глава школьной администрации, как всегда, находился за своим столом, по правую и по левую руку от него сидели еще четверо дигнитариев. Одним из них был Керан, рядом сидели Ардион, Бэл и Левинн, преподаватель географии. По их лицам ничего нельзя было понять. Сесть мне не предложили.

Без всякого вступительного слова Дециус спросил:

— Правда ли то, что у тебя были отношения с ученицей школы колдунов?

Я не видел никакого смысла вилять и ответил ему прямо:

— Да.

— В течение какого времени? — настаивал он.

— Год, — ответил я.

Брови у директора поднялись от изумления, он уставился на меня точно филин.

— И никто ничего не заподозрил? — пробормотал он. — Тебе кто-то помогал.

Я не знал, следует ли принимать его высказывание за вопрос или за констатацию факта, и поэтому не ответил. Я был готов принять любое наказание, которое сочтет достаточным администрация школы, но предавать друзей мне бы и в голову не пришло.