Искатель. 1980. Выпуск №1 - Щербаков Владимир Иванович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/47
• Следующая

— Зачем тебе вязель-трава, не бери ее, и так хороша — лучше

быть нельзя!

И она снова поверила. Утром роса у речной излуки, холодно босым ногам. Шла по воду, смотрела на светлое далекое поле, грустила. Будто бы повстречала кого-то. В белой рубахе, волосы льняные, глаза чистые — по берегу шел с той же пространной песней о вешней воде. Взглянул — и глаза отвел. И прошел мимо. Вспоминала о нем. Сколько дней минуло! Осенним вечером над крыльцом остался красноглазый огонь холодного заката. Она ушла с ним.

Потом был сон. Будто бы долгий-долгий. Может, вся жизнь приснилась? Может быть, она все придумала? И сестры не было — никого? Нелегко с памятью совладать. Нужно повернуть, решила Аира, снова пройти по тем местам, где уже побывала. Тогда все и вспомнится. И она улетела в тайгу.

Она постигала секреты одной из стихий — земли. Но первые впечатления ее относились к озерам, рекам, морю, к ним безудержно тянуло, и любовь к воде была ей непонятна. Попалось однажды озерцо в хвойном глухом лесу. С черной, но прозрачной водой. Дно темное, покрытое слоем коричневых игл. Она долго всматривалась в воду. Заметила свое отражение, нагнулась совсем низко. Белое лицо, большие глаза, темные брови. Волосы упали в воду, и она смотрела и смотрела. Что виделось там?

Она разделась, сложила платье, поставила рядом туфли и вошла в воду. Было холодно, но приятно. Она поплыла медленно, без брызг. Легла на спину и закрыла глаза. Что-то почудилось вдруг. Представилось, что под ней — бездонная пропасть, и она чадает, падает... и водопад уже подхватил ее и несет вниз, где темнота — и вечный плен. Она вскрикнула:

— Нет! Нет!

Боясь открыть глаза, поплыла к берегут Очнулась: вокруг светло. Высокое небо. Она вышла на траву. Прутики, иглы кололи подошвы ног. Кожа на руках пахла смолой, хвоей. Она

75

приложила ладони к щекам и расплакалась. Потом заставила себя снова войти в воду. Страх прошел.

Вышла однажды к реке. На галечной косе ,— костер. Невдалеке — эль. У костра о чем-то беседуют люди. Подошла так тихо, что не треснула сухая ветка. Спряталась за кустом, смотрела, смотрела — и самой захотелось погреться у костра. Но вдруг увидела: человек как будто знакомый. Как будто знала его. Почему-то стало опять страшно. Ушла иснова вернулась. Кто-то читал стихи. Скоро они улетели.

Читала, говорила с людьми, поняла: вода — стихия родственная. Некогда, века и века назад, на сваях, вбитых в дно, ставились хижины, шалаши — позднее настоящие дома. Двести свайных построек раскопали на берегу одного из швейцарских озер. В египетском храме сохранились 'настенные изображения: царица Хатшепсут в стране Пунт. На цветном барельефе — свайные дома. Дорога многих цивилизаций начиналась на морском побе-. {кжье. Легендарный капитан Немо говорил: «Ветер над морем чист и животворен. В бесконечном одиночестве на море человек все же чувствует вокруг трепетание миллионов жизней. Море хранит в своем лоне изумительные, неистощимые богатства, все оно — движение и любовь». До странного знакомые слова, подумалось ей, как будто кто-то шептал ей это во сне. «Море хранит в своем лоне...»

Несколько бедуинов из Африки гостили в Европе. Как-то раз их повезли к водопаду. Хрустальный столб, мельчайшая пыль брызг, радуга. Здесь можно было вволю напиться — и снова смотреть на чудо, неведомое жителям знойной пустыни. Сколько переходов нужно сделать на лошадях или верблюдах, чтобы добраться до колодца! Каждая капля воды на вес золота. И вдруг...

Бедуинов позвали, но они не трогались с места. «Подождем еще немного», — просили они.

Чего же ждать?

Подождем, пока кончится вода.

...Что-то мешало ей вспомнить все до конца, как жила она

раньше и о чем говорила с сестрой, как встречала зиму и радо

валась весне. И где затерялся этот северный край? Как теперь

найти дорогу к дому? Узнают ли ее? И горестно отозвалось:

нет, не узнают! Порой она догадывалась, что места эти придума

ны ею и люди — тоже. '

Исходила много троп: привыкала к раздолью, размышляла о себе и пока старалась не попадаться часто на глаза. Слушала говор воды на перекатах, всплески, звоны брызг, ловила взглядом мелькания лучей на пестрых каменьях. Старалась понять, почему брошено гнездо скопы на сухой лиственнице и откуда этот несказанный предвечерний свет от оранжевых цветов, разбросанных на лугах. В пойменных лесах, где много усыхающих деревьев, чутко прислушивалась к стуку дятлов. Там разбила эль, нашла другой...

Чувствовала себя иногда просто, свободно с людьми: но что-то мешало сделать последний шаг. Вдруг поняла: браслет. В нем причина.

Ранним утром улетела к реке, где камни и тальники, пади и висячий мост. Ступила на мост. Дошла до середины, сжала голову руками, сказала громко: хочу быть как все! Не надо мне

больше ничего! Устала, измучилась, пора! И сняла браслет. Опустила руку вниз и разжала пальцы. Не видела, как браслет упал в белопенный поток. Вот и все, подумала она.

С этого дня началась новая жизнь. Совсем вычеркнула она ,.з памяти то давнее, что так пугало. Мысли прояснились, и Неведом с тех пор стал ей разлад с собственным сердцем. Не было другого пути спрятать от себя самой нескончаемые раздумья, сомнения, тревогу, прошлое, лики друзей, былую любовь.

Она познала многое и сумела бы теперь жить в этом мире, как ей хочется. Только так постигаются гармония, пропорции, сам смысл инопланетного бытия.

* * *

Я видел ее на мосту. Крутые склоны, поросшие редким кустарником, спускались к воде. У берега громоздились глыбы гранитов — пенные струи лизали их шершавые красноватые бока, поднимались по камню вверх и отступали, срывались в свое ложе, вым&щенное валунами.

Я видел ее.'Солнце слепило глаза, но я успел заметить, как склонилась она над потоком и что-то бросила вниз. Нас разделяло несколько десятков метров. Под ее ногами покачивался туристский мосток в две доски и бушевала вода со светлой каймой едва наметившейся радуги. Место было очень живописное, глухое, дикое — центр заповедника.

Она стояла на мосту, который так хорошо мне знаком. Старые стальные канаты, на которых он держится, давно успели по-крытьея налетом ржавчины, доски его посерели от дождей. Iff направлялся к ней. Она повернулась и пошла, не быстро и не тихо. Волна ее темных волос напомнила мне встречу на «Гондване». Но я не догадывался о главном: она утопила браслет/

Я отчетливо помню тот день. И ее шаги, и как чутко вздрагивал, покачивался мост под ее ногами.

...Только следующей весной начала открываться мне вся эта история.

Окончание в следующем выпуске

76

Евгений ФЕДОРОВСКИЙ

ВХОДЯ ЩИЙ

ДЛЯ СПАСЕНИЯ...

Повесть ПОЖАР 1

В

зрывник Муха как две капли воды походил на толстяка запорожца в картине Репина «Письмо турецкому султану». Предметом его особой гордости были роскошные сивые усы, которые он завел, еще будучи вахмистром в армии. Их он лелеял терпеливо и нежно, словно родное дитя. Когда ложился спать, то непременно повязывал верхнюю губу влажным платком. Утром же после расчесывания они как бы распухали, пышно и воинственно вытягиваясь вверх.

«Когда-нибудь спалишь свои усы», — предрекали коллеги, забавляясь, как в общем-то беззлобный, неунывающий Муха вдруг начинал нервничать и шумно сердиться.

Он работал на шахте «Июльский манифест». В Рыбниковском бассейне она -считалась самой большой — в среднем выдавала а сутки по десять тысяч тонн угля. И какого! Этот антрацит составлял основу экспорта Польской Народной Республики.

• Предыдущая
• 29/47
• Следующая