Древний странник - Стюарт Пол - Страница 37

• Предыдущая
• 37/48
• Следующая

— Ты имеешь в виду, что тебе нужен был ключ? — сказала Марис. — А резьба или свитки об этом ничего не говорили?

Линиус одобрительно повернулся к дочери:

— У тебя хорошая голова, Марис. Будь ты постарше, когда я начал, я бы привлёк тебя к своей работе.

Марис задрожала от удовольствия. Значит, она ошибалась. Значит, отец не доверял ей не оттого, что она — девчонка.

— Я нашёл ссылку, — продолжал Линиус, — но она была неясной. Дверь откроет золотая молния. Я не мог понять. Только стоя перед дверью с поднятой лампой, я понял, что это означает. В самом центре каменной двери было круглое углубление. И в нём обратное изображение Большой Печати Высочайшего Академика.

«Не потому ли он меня допрашивал, когда я делала ему мозаику? — подумалось Марис. — Может быть, он думал, что я о чём-то догадываюсь?»

— Большая Печать, — повторил Линиус. — Золотой медальон с зигзагами молний, передаваемый от одного Высочайшего Академика другому Высочайшему Академику в течение столетий. Он как раз висел на моих плечах. Я плотно сжал его и опустил в углубление. Совпадение было полным, но дверь не открылась. Я не мог поверить. Она должна была работать! Я подумал, что механизм мог заклиниться, что растущая скала могла искорёжить дверь или её раму. Потом, пытаясь вынуть медальон, я нечаянно повернул его вправо. Скала сдвинулась, и с глубоким тихим рокотом, похожим на отдалённый гром, дверь открылась..

Глубоко в предательском каменном лабиринте Квинт оглядывался в мрачном туннеле. Его глаза привыкали к тусклому свечению, но ориентироваться было все же трудно. Он старался не потеряться в путанице туннелей. Каждый шаг стоил усилий, каждый поворот таил в себе риск.

— Может быть, следовало бы вернуться с Бунгусом и Марис, — пробормотал он и был озадачен шипящим отзвуком туннеля.

— Бунгусссс… Марисссс… — прошептало эхо.

Квинт вздохнул. Туннель вздохнул вместе с ним.

— Ладно, я сделал свой выбор. Не время для сожалений. Надо идти, прежде чем глистер снова наберётся сил.

Квинт заковылял дальше. Какое-то время он не встречал своих стрелок, и это беспокоило его. Его ладони взмокли. Голова чесалась. А что если он их больше не найдёт?

Наконец он обнаружил следующую — как раз в момент, когда полностью отчаялся. Он улыбнулся. Он всё ещё на правильном пути.

— Древняя Лаборатория, — пробормотал он, пристально вглядываясь во тьму перед собой. Крепче обхватил кирку. — Уже недалеко…

— Когда я вынул печать из углубления, тяжёлая рельефная дверь открылась. Сотни лет ею не пользовались, но она всё же двигалась гладко и бесшумно. Я вошёл. После стольких усилий, стольких попыток я стоял внутри лаборатории, о которой так много читал. Я поднял принесённую с собой лампу и замер. Эта обширная пещера не была похожа ни ца одну лабораторию, в которой я был раньше, ни на одну из тех, в которых я бывал потом. Она поражала воображение.

Марис внимательно слушала, стараясь запомнить каждую деталь.

— Это была громадная куполообразная пещера, вырубленная в сердце скалы. Громадные стеклянные трубы, как извивающиеся корни, выходили из стен и потолка. Ещё большего размера трубы поднимались от пола. Некоторые были закупорены, другие свободны. Большинство из них разветвлялись, образуя громадную, причудливо изогнутую сеть.

Сначала было ощущение, что я нахожусь внутри какой-то огромной машины. Но потом я всё-таки понял, что это место когда-то было живым. Система труб напоминала своим единством кровеносную или нервную систему живого организма. Тут же я осознал, что должен снова вдохнуть жизнь в эту громадную спящую камеру.

Я не был там долго в этот первый визит. Но скоро я вернулся. С факелами для стен, со щётками и вёдрами, с пергаментами и свитками о лаборатории, которые я смог найти. Осветив лабораторию, я навёл в ней порядок. О, Марис, не могу передать, как весело было возвращать к прежней славе это заброшенное место. Удаляя грязь веков, я обнаружил, что система труб тщательно продумана, так чтобы взвешенные в воздухе частицы могли распределяться и регулироваться. Свитки подтверждали, что у каждой из труб и трубочек есть своё предназначение. Некоторые из более тонких труб заканчивались стеклянными шарами, блестящими, как спелые фрукты.

Между другими были натянуты тонкие паутинообразные сети. В центре из пола поднимались толстые трубы, походившие на древесных питонов, извивающихся, с разинутыми пастями. Между ними находилась большая центральная труба, в которую стекались все остальные, как притоки в Реку Края.

В самом центре лаборатории возвышалась платформа, окружённая набором рычагов, колёс и педалей. К ней вели ступени.

Как и всё в Древней Лаборатории, это оборудование тоже имело своё предназначение, и я должен был его обнаружить.

Он обратился к дочери:

— О, Марис, это было так интересно! Время летело так быстро, что я едва различал день и ночь. Бесчисленные часы я проводил в Большой Библиотеке, выясняя функции той или иной системы труб, потом мчался в лабораторию для проверки, чтобы тут же обнаружить, что я что-то упустил, и снова спешить к свиткам. Я был полностью погружён во всё это, Марис. Не было времени на другие академические функции. Слишком возбуждённый для еды или питья, я даже сон считал помехой и старался без него обходиться.

Марис кивнула, но промолчала. Вот почему он был таким рассеянным. Она думала, что он больной, может быть, ещё хуже, сумасшедший. Она так волновалась! Улыбаясь, она наклонилась вперёд и ободряюще пожала его руку.

— Первое моё достижение пришло месяца через два, — продолжал он возбуждённо. — Точно следуя инструкциям старого пергамента, я снял крышки с трёх труб, выходящих из пола, и присоединил к ним три свободно свисавших трубы. Затем я сжал дрожащими пальцами рычаги у основания трёх нижних труб и повернул их вверх, один за другим. Когда третий рычаг дошёл до упора, из труб послышался рокот. Я нервно отскочил назад и бросился к платформе. Трубы вокруг меня начали свистеть, хлопать, шипеть и скрежетать от проходящего по ним воздуха. В застоявшихся трубах раздавались случайные звуки, но потом они исчезли, и система работала слаженно, прокачивая наружный воздух сквозь лабораторную сеть. Так я оживил Древнюю Лабораторию. Пришло время для экспериментов.

Первое, чем я занялся, было получение небесных кристаллов, которые тебе так понравились, Марис. Красные, жёлтые, зелёные, фиолетовые. Потом я обратил внимание на другую часть лаборатории и занялся изготовлением мазей настроения. Оказывается, их извлекали из погоды и скапливали в стеклянных сферах. Старые академики использовали их, хотя и осторожно, в своих лекарствах. Немножко «жадности», например, улучшает аппетит, тогда как налёт «гнева» считается общеукрепляющим. — Он застенчиво поднял брови. — Я, например, употреблял «радость». Она поддерживала меня в трудные времена. — Он посмотрел на Марис. — Были и трудные времена, когда я хотел всё бросить и никогда больше не посещать ни Большую Библиотеку, ни Древнюю Лабораторию. И всё же… — Он замолчал.

— Что, отец?

Линиус нахмурился:

— Была одна панель в Кабинете Чёрного Дерева, которая привлекала моё внимание с самого начала. Она изображала Первого Учёного, стоявшего на платформе в Древней Лаборатории. Но что он делает, понять невозможно, так как эта панель, в отличие от остальных, грубо повреждена. Кусок чёрного дерева вырублен именно там, где руки учёного лежат на рычагах. Но почему? Что он делает? И что парит над его фигурой?

Конечно, и я стоял на том же самом месте, манипулируя клапанами во всевозможных сочетаниях. Но как ни пытался, Я не мог сконцентрировать полную мощь лаборатории, открывая весь набор труб и входных клапанов сразу и в нужном порядке. Поэтому та суть, которую они смогли создать, была мне недоступна.

• Предыдущая
• 37/48
• Следующая