Страж - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 29

– Или к расходному материалу, от которого можно избавиться. Понимаю. Тебе, вероятно, приходилось делать ужасные вещи во имя дружбы, но главное – во имя Несвижа, которому ты беззаветно предан. Но я-то не испытываю к этому королевству, как и к его подданным, никаких нежных чувств. Я верю в силу разума, я предан только искусству и готов рисковать только ради него. Ты же мне предлагаешь действовать именно во благо королевства, причем прекрасно понимая, что свидетелей тому остаться не должно. Да что там! Даже то, что я уже услышал, ставит меня на путь к могиле. И ты называешь меня другом?

– Да, нашу дружбу не назвать беззаветной, она скорее походит на ряд взаимовыгодных соглашений, но у дружбы много лиц, и одно из них то, что имеется между нами.

– Но на этот раз у меня нет выбора. Правильно?

– По сути, у тебя никогда не было выбора, – равнодушно пожал плечами барон. – Как и у меня. Мне было не обойтись без твоей помощи, ты старался извлечь из этого пользу для себя.

– И какую пользу я смогу получить сейчас?

– Мне не обойтись в будущем без тебя. К тому же ты для меня нечто большее, чем просто еще один инструмент, необходимый в моих делах.

Это была чистая правда, и Волан об этом знал. Будь ты хоть трижды не подвластен чарам темного, но ведь кроме дара тот имеет еще и разум, в первую очередь разум, который способен анализировать и делать выводы. Самое смешное – он и сам не мог относиться к барону просто как к человеку, припершему его к стене и использующему его дар. Но знал и о том, что по-настоящему барон предан только королевскому дому и самому королевству.

– А что случилось с моим предшественником? – неожиданно спросил Волан, внимательно глядя в глаза барона, выглядывающие из-под нависших бровей. – Не смотри на меня так. При твоей деятельности не обойтись без темного под рукой. Его убил лично ты или поручил это кому-то?

– Это сделал я. В этом самом кабинете.

– Я даже не буду тебя спрашивать, в связи с чем все это произошло. Те события, что развернулись в королевстве около двадцати лет назад… Ряд смертей, обрушившихся на королевский дом… Нет, не все, но часть, чтобы сгладить пагубные последствия для королевства. Не надо ничего говорить. Если барон Гатине при упоминании об этом перестает себя контролировать, то слова здесь излишни.

Барон всего-то позволил себе чуть пошевелить бровями и краткий блеск во взоре, но для внимательного взгляда Волана, весьма умного человека, прожившего уже не одно поколение, этого оказалось достаточно. Он ведь не королевский судья, и ему не требуется кому-то что-то доказывать. Ему достаточно было знать. И теперь он знал.

– Тот темный был мне безразличен, и я просто использовал его в своих делах, так же как и он пользовался моей помощью. Но я никогда не доверял ему готовить мне снадобья или обихаживать мои раны. Если бы он оказался на твоем месте, то уже был бы мертв, а я разобрался бы с этой проблемой более простым способом. Используя тот самый расходный материал.

– Грубо, но действенно.

– Именно.

– Но однажды ты уже проделал это грубым методом. Не стану отрицать, все было проделано виртуозно, но ведь это ты повинен в том, что случилось с Бланкой. Великолепная работа. А главное, никто и ухом не повел. Ты просто использовал ее слабость и слегка подправил события. Что случилось с исполнителем?

Вообще-то историю с взбалмошной любовницей короля барон считал своей неудачей. События начали развиваться именно так, как и предполагал Жерар. Вызванная Гийомом на откровенный разговор Бланка приняла доводы кронпринца и согласилась выйти за него замуж. Находившийся в это время в столице граф Кинол отказывался поверить в такое счастье. Все же возвести на престол хотя и признанного, но бастарда – та еще головная боль. А тут все разрешится само собой. Даже баронам Бефсана нечего будет возразить. Мастера, конечно, достигли больших высот в искусстве, но определить кровные узы между бабкой и внуком им пока не под силу. А в Гийоме, несомненно, текла кровь графов Бефсан. О беременности Бланки знало очень небольшое количество людей.

Однако все испортил именно король. Боже, ну как можно быть столь безответственным правителем и позволить чувствам возобладать над разумом, когда от тебя зависят судьбы твоих подданных! Страсть к молодой родственнице бывшей жены окончательно возобладала над его разумом. Он воспротивился браку своего сына и любовницы. Уперся, как упрямый осел. Мало того, стоило ему представить Гийома и Бланку одних в спальне, даже при склонностях сына, хорошо ему известных, как он впадал в бешенство.

Но и это еще не все. Дабы сжечь все мосты и, не дай господь, не дать себя уговорить, Берард Первый во всеуслышание заявил о беременности своей любовницы. Кто после этого назовет его здравомыслящим правителем? Но зато теперь граф Кинол мог позволить себе увезти дочь домой и обеспечить ей должную безопасность.

Гатине в это время как раз занимался доставкой в свой замок все же изловленного оборотня. Но, несмотря на это, он был готов бросить все и ринуться в столицу, дабы решить вопрос более радикальным способом. Добраться до Бланки в родовом гнезде будет стократ сложнее, если не сказать больше.

Но, по счастью, гонцы прибыли один за другим, с небольшим отрывом. Помогло то, что первый изрядно поплутал в поисках барона, второй же вышел на след очень быстро. На этот раз ослиное упрямство короля сыграло ему на руку и дало возможность подготовить тонкий ход. Тот опять воспротивился, на этот раз – удалению из дворца своей любовницы.

В Бефсане быстро поднялся ропот. Призывы королевы к умиротворению для баронов звучали все тише и тише. В самое ближайшее время можно было ожидать открытого противостояния. Посланцы Памфии, Лангтона и Загроса также не дремали и всячески подливали масла в огонь. Работа велась не только среди дворянства, но и среди черни, в этом особо усердствовали загросцы. Сработал стереотип мышления. Ведь в самом Загросе глас черни, настроенный должным образом, значил очень много. Не сказать, что загросцы были неправы. При всем пренебрежении к простолюдинам со стороны дворян первые могли изрядно попортить кровь вторым. А если найдется тот, кто их возглавит, хоть какой-нибудь захудалый рыцаришка… Все же черни нужен был лидер из благородных… Бунт мог стоить очень большой крови.

Все случилось на конной прогулке. Бланка, будучи великолепной наездницей и весьма взбалмошной особой, как всегда, пренебрегла призывами к благоразумию. Короля или барона Гатине рядом не случилось, а потому остановить ее было некому. Она взгромоздилась на свою любимицу, такую же молодую и горячую кобылицу. Так уж случилось, что та внезапно понесла и сбросила свою наездницу.

Было проведено самое тщательное расследование данного инцидента. Привлекли даже мастера Бенедикта, но лекарь, служивший королевскому дому не одно поколение, не смог найти никакого воздействия темного мастера ни на Бланку, ни на ее лошадь, ни на конюха, готовившего лошадь к прогулке. Мало того, был проведен допрос при помощи чар, но все тщетно. Допросить саму кобылицу и понять, отчего ей вдруг захотелось взбрыкнуть, нечего было и мечтать. Несчастный случай. Такое случается. Как и выкидыши при падении с лошади. Хорошо хоть сама не расшиблась насмерть.

Разумеется, никто и не подумал допросить поваренка, который время от времени посещал своего товарища и собутыльника, служившего на конюшне. Как никто не заметил под шерстью лошади едва заметной раны от колючки, которую этот паренек упрятал в попону из-под седла Бланки, а потом во время переполоха извлек и просто уронил на землю. Ловкий был малый, барону было искренне жаль терять такого перспективного соглядатая.

– Пьяная драка в трактире.

– Вот видишь.

– Давай оставим этот никчемный разговор. Ты верно заметил, уже одного того, что тебе известно, достаточно, чтобы я убил тебя. Но ты все еще жив, и в твоих руках по-прежнему кубок с любимым вином.

– И почему же это происходит?

– Потому что жить в полном одиночестве невозможно. Даже такой сволочи, как я, нужен близкий человек. Тебе привязываться к кому бы то ни было глупо. Стоять на могилах близких – тяжкий груз. Потому-то вы и не обзаводитесь семьями, ведь дар никогда не передается по наследству, даже если дитя зачнут двое мастеров. Но мне допускать в сердце других можно, и уж тем более тебя, потому как над твоей могилой мне точно не стоять.