Тайна среднего пролета - Лавкрафт Говард Филлипс - Страница 3

• Предыдущая
• 3/6
• Следующая

В конце стояла подпись Эйсенаф Баун (или Браун я точно не разобрал). Остальные письма были примерно в том же духе, представляя собой послания самого эзотерического толка. В них трактовались мистические материи, занимавшие умы людей в средние века в эпоху расцвета всевозможных суеверий и канувшие в небытие вместе с этой эпохой, а потому ничего не говорившие современному человеку. Какое было дело до них моему двоюродному деду если, конечно, он специально не изучал проблему возрождения мистической культовой практики в наши дни осталось для меня тайной.

Я прочел все письма до одного. Моего двоюродного деда приветствовали в них от имени Великого Ктулху, Хастура Невыразимого, Шуб-Ниггурата, Бе-лиала, Вельзевула и так далее. Создавалось впечатление, что корреспондентами старого Бишопа только и были что одни знахари и шарлатаны, а также маги-самоучки и преступившие клятву священники. Одно письмо выделялось среди прочих тем, что имело отчасти научный характер. Почерк был весьма неразборчив: хорошо читались лишь подпись Уилбер Уэтли, дата 17 января 1928 года, и место написания окрестности Данвича. С остальным текстом мне пришлось изрядно помучиться, но мои усилия были вознаграждены сторицей, ибо письмо гласило следующее.

Автор письма, без сомнения, был членом той же семьи, что и Тобиас, который так боялся этого дома. Теперь мне стал понятен источник одолевавших беднягу суеверий и страхов: имея такого родственника, трудно было остаться здравомыслящим человеком. А раз мой двоюродный дед Септимус находился в дружеских отношениях с Уилбером Уэтли, то неудивительно, что другой представитель рода Уэтли считал его одного поля ягодой с Уилбером. Что бы не представляло собой это поле. Только какая тут к черту могла быть дружба? Видно, многого я еще не знал о своем двоюродном деде!

Перевязав письма, я убрал их на место и занялся конвертом с газетными вырезками, взятыми, судя до шрифту, из «Аркхэм Адвертайзер». Они оказались не менее интригующими, нежели письма, поскольку содержали сообщения о таинственных исчезновениях в окрестностях Данвича и Аркхэма, жертвами который были в основном дети и молодые люди, а в один прекрасный день, вероятно, стал и мой двоюродный дед Септимус. В одной из заметок речь шла о том, как озлобленные местные жители заподозрили в осуществлении похищений одного из своих соседей, имя которого не сообщалось, и грозились расправиться с ним, и как местная полиция предотвратила самосуд. Не исключено, что мой двоюродный дед живо интересовался ходом тех событий. Просмотрев вырезки, я отложил их в сторону и погрузился в раздумья. Одно место из письма Уилбера Уэтли не давало мне покоя. «Я видел вас и того, кто ходит с вами в образе женщины». В связи с этим местом мне вспомнилась фраза, оброненная Тобиасом Уэтли, когда он говорил о Септимусе Бишопе «Обоих прикончили». Прикончили. Кто знает, может быть суеверные уроженцы Данвича возложили вину за исчезновения на моего двоюродного деда, а потом и вправду его прикончили?

Внезапно у меня возникло непреодолимое желание хотя бы ненадолго покинуть дом. День был в самом разгаре, и после многочасового сидения в затхлом помещении дала о себе знать потребность в свежем воздухе. Я вышел из дома, спустился на дорогу и поч-ги инстинктивно повернул в противоположную от А, анвича сторону. Мне не терпелось узнать, что находится за домом Бишопа, а заодно и посетить ту часть речной долины, которую я разглядывал со склона холма неподалеку от входа в тоннель.

Как я и ожидал, местность оказалась глухой и Зезлюдной. Дорога с нависавшими над ней с обеих сторон деревьями и кустами выглядела совсем запущенной вряд ли ею пользовался кто-нибудь, кроме сельского почтальона. Изредка в поле моего зрения попадала гряда холмов, простиравшаяся по левую сторону тракта, в то время как справа тянулась извилистая лента Мискатоника, то приближаясь к дороге и следуя параллельно ей, то вновь отходя далеко в: торону. Места были совершенно необитаемые, но временами мне попадались ухоженные поля, из чего я сделал вывод, что сюда наезжают фермеры из других мест. Жилых зданий не было одни только развалины, да покинутые хозяевами фермы; не было и скота; не было вообще ничего, что бы указывало на недавнее пребывание здесь людей, если не считать дороги, которая, возможно, вела в какой-то населенный пункт.

На одном из тех участков пути, где до реки было довольно далеко, вправо от основной дороги отходило боковое ответвление, обозначенное на покосив-лемся указательном столбе как «Крэйри-роуд» и пе-эегороженное ржавым, заросшим травой шлагбаумом, — ia котором висел щит с надписью «Проезд закрыт». Ниже была приделана еще одна дощечка, предупреждавшая о том, что мост вышел из строя. Прочтя эту зторую надпись, я без колебаний свернул на боковую дорогу и шел по ней чуть больше полумили, продираюсь сквозь кустарник и заросли ежевики, пока наконец не выбрался к реке и каменному мосту.

От старого моста сохранился только средний пролет, опиравшийся на два каменных быка. Один из них был заметно толще другого за счет бетонного упрочнения, на котором неведомый строитель вырезал большую пятиконечную звезду. В центр звезды был вделан камень, в общих чертах воспроизводящий ее форму. Оба крайних пролета вместе с концами моста покоились на дне реки, и только средний пролет продолжал стоять как ни в чем не бывало, напоминая прохожим о том, что в этой долине некогда кипела жизнь. Как знать, подумалось мне вдруг, может быть, это и есть тот самый мост, о котором я читал в «Аркхэм Адвертайзер».

Мост был построен в чисто утилитарных целях и с эстетической точки зрения представлял собой довольно примитивное сооружение, и тем не менее я не мог оторвать от него взгляда, ибо сама древность его имела для меня притягательную силу. Безобразный бетонный нарост, покрывавший одну из его опор от основания почти до самого верха усугублял общее впечатление убожества и безвкусицы, в то же время вряд ли способствуя прочности сооружения. В любом случае мосту или тому, что от него осталось, не суждено было продержаться долго, ибо река в этом месте при очевидно небольшой глубине имела внушительную ширину, и течение воды ежеминутно подтачивало основания быков, поддерживавших средний пролет.

Я стоял и глядел на мост, пытаясь определить его возраст, как вдруг неожиданно стемнело, и, обернувшись, я увидел огромные серые лохмотья дождевых облаков, угрожающе надвигавшиеся с востока и северо-востока и постепенно обволакивавшие небо. Я поспешил вернуться в дом. С моей стороны это было весьма благоразумно, ибо не прошло и часа, как разразилась гроза, а за ней еще одна, и еще одна; всю ночь бушевала буря, гремел гром и сверкали молнии; всю ночь каскады дождя низвергались с небес и сотнями ручьев и рек струились по скатам крыши.

Вследствие ли того, что за окном стояло свежее, омытое дождем утро, или по какой-то иной, не ведомой мне причине, но первое, о чем я подумал после пробуждения, был мост. Ливень уже три часа как прекратился; реки и ручьи превратились в тоненькие струйки; крыша обсыхала под лучами утреннего солнца, и уже через час-другой должны были полностью просохнуть травы и кусты.

• Предыдущая
• 3/6
• Следующая