Вавилонские младенцы - Дантек Морис - Страница 37

Остров Тао, Таиланд.

В 2007 году доктора Винклер и Даркандье основали там научно-исследовательский институт, занимающийся проблемами экосистем.

Романенко не понимал толком, зачем специалистам по экосистеме могли понадобиться Мари Зорн или любой другой шизофреник, но хакерская программа направила полковника по правильному пути: Даркандье занимался «искусственным нейроинтеллектом», а Винклер вел исследования в сфере молекулярной биохимии и галлюциногенных препаратов. На самом деле междисциплинарное подразделение Монреальского университета, где они работали, чрезвычайно заинтересовалось психозами у шизофреников после появления книг какого-то писателя-фантаста. Автор убеждал читателей, что будущая судьба человечества находится в домах для умалишенных.

Ученые обсуждали эту идею на страницах общедоступных интернет-сайтов, а также множества узкоспециальных журналов. Электронная ищейка выудила мегабайты информации по указанному вопросу.

Насколько понял Романенко, на рубеже веков Даркандье и Винклер совместно работали над программой по созданию искусственной биосферы. И первая, и вторая серии испытаний в рамках проекта «Биосфера» окончились относительной неудачей, и, как из всякого провала, из нее были извлечены соответствующие уроки. Когда возобновилось финансирование программы «Человек на Марсе», исследовательская лаборатория Винклера и Даркандье в Монреальском университете получила поддержку со стороны федеральных фондов НАСА и других научных агентств. Затем, переехав в Юго-Восточную Азию, Лаборатория передовых исследований в сфере нейробиологии превратилась в «Schizotrope Express Foundation».

Пока Винклер, Даркандье и их команда готовились к переезду из Квебека в тропики, Мари Зорн была официально признана главным объектом исследований. Доктор Манделькорн, важный человек в программе, университетский психиатр и специалист по психоанализу, который наблюдал за развитием болезни Мари с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, поручил девушку заботам Винклера и Даркандье. При этом ученый заявил, что «новые приемы из области нейрохимии и лечения шизофрении, которым научилась пациентка, в значительной степени уменьшили симптоматику психоза, и теперь больная сама в состоянии решить, хочет она участвовать в продолжении эксперимента или нет».

Теперь электронная ищейка рылась в четко определенных источниках информации. Собирала урожай на широком поле, где колосились тучные хлеба.

Скорость потока сведений, которые получала поисковая система, исчислялась мегабайтами в секунду. Из них следовало, что 29 апреля 2008 года Мари Зорн и команда нейробиологов-экспериментаторов поднялись на борт самолета авиакомпании «Дельта», летевшего в Бангкок.

Затем Мари Зорн оказалась в Казахстане, в другой лаборатории — учреждении, работавшем на новосибирскую преступную группировку, то есть на Горского.

Оставалось заполнить пробел в пять лет. Поисковая система замерла. И оставалась в таком состоянии еще около часа, пока Романенко не решился плюнуть на все и пойти спать.

На следующий день у него было полно работы. Предстояло произвести сортировку достоверных сведений, менее достоверных сведений и откровенной «липы», чтобы распределить найденное между ним самим, Торпом-Торопом и недотепой Урьяневым.

14

— Я — ТА, КТО ТЕБЯ ПОРОДИЛА, ТЫ, ДУРОЧКА НЕСЧАСТНАЯ. Я НАХОЖУСЬ ВНУТРИ ТВОЕЙ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ.

Призрак матери стоял на пороге комнаты Мари.

Он имел характерную особенность, свойственную всем галлюцинациям: принадлежал сразу к нескольким взаимосвязанным пластам сознания. Это объяснил Мари ее аналитический шизопроцессор. «Ты также заметишь, как видение будет светиться и испускать ультрафиолетовые лучи. Это свидетельствует о наличии многочисленных биофотонов, исходящих из твоей ДНК», — добавило умное устройство.

Призрак матери относился к числу машин, порожденных и пораженных паранойей. Конечно, он мог обзавестись всеми атрибутами божества. Но это был бы бог, который страстно стремился к уничтожению тех, кого сотворил.

Фантом совмещал в себе черты женщины, механизма и кучи отбросов. Это была противоположность матрицы, наполненная живыми тенями пропасть, готовая поглотить Мари.

Девушка встала на кровать и жестом обвинителя ткнула пальцем в нечто, только что появившееся на пороге ее комнаты.

— Я БОЛЬШЕ НЕ БОЮСЬ ТЕБЯ, МАМА-МАШИНА. ТЕПЕРЬ Я ГОТОВА БОРОТЬСЯ С ТОБОЙ.

В ту же секунду ее мозг создал две защитные шизомашины — два прекрасных цветка-фаллоса, которые обвили дверные наличники и закрыли проход сетью тонких корешков, сочащихся блестящей спермой. В сексуальной жизни Мари имелось несколько достойных внимания страниц. И хотя они насмешили бы любую монреальскую девочку-тинейджера, это были насыщенные эмоциями, яркие воспоминания. Их энергии вполне хватило для того, чтобы питать сеть, созданную цветами-фаллосами.

Ее мать больше никогда не осмелится показаться здесь. Как однажды сказал доктор Винклер, ловушка из эротических знаний способна растворить в себе важнейшие шестерни параноической машины.

Мать Мари забилась в припадке истерической ярости.

Она стала меняться и превратилась в странное, небывалое животное, из ноздрей, пасти, глаз и половых органов которого били потоки светящейся энергии. Эти лучи с неистовым треском обрушивались на влажную от спермы заградительную сеть.

— АХ ТЫ, МАЛЕНЬКАЯ МЕРЗАВКА! — завопил призрак. — ТЫ — ШЛЮХА, КАК И ТЕ ПОТАСКУХИ, С КОТОРЫМИ СПАЛ ТВОЙ ТУПОЙ ОТЕЦ. Я СЕЙЧАС РАЗОРВУ ТЕБЯЯЯЯ!

Сверкая всеми своими ножами, ножницами, иглами, бритвенными лезвиями и скальпелями, завывающая мать-машина бросилась на липкую сеть и лопнула со звуком, напоминавшим гром аплодисментов.

Мари замерла.

На ее глазах галлюцинация почти мгновенно растаяла в потрескивающей луже, которая образовалась на паркетном полу комнаты.

«Спасибо, доктор Винклер», — подумала девушка, падая на кровать. Но до этого она долго стояла в темноте, в состоянии полной прострации.

Было очень жарко, и нервное напряжение, накопившееся в результате схватки, мешало уснуть. Мари вертелась на влажной постели с боку на бок, а затем снова оказалась лежащей на спине, словно ее распял невидимый истязатель.

Что-то сверлило и терзало ее тело внизу живота. Какая-то обжигающе горячая дрожь.

Перед мысленным взором Мари стояли цветы-фаллосы, и ей никак не удавалось отделаться от этой навязчивой картинки, но та наконец развеялась как дым.

И все пространство ее памяти, то есть каждый уголок ее тела, молниеносным взрывом заполнил образ Бориса — молодого русского наркодельца, который когда-то овладел ею на заднем сиденье старенькой «Лады» в окрестностях Новосибирска.

Его напряженный член казался в утреннем свете белым. Раскаленное сверло ввинчивалось в Мари, а затем поршнем пробилось внутрь, раскрывая ее, как цветочный бутон. Она вспомнила, как Борис разводил ее ноги в стороны, сначала мягко, а затем, когда она ощутила себя во власти блаженной истомы, — резко, грубо, одним рывком подняв их на высоту плеч так, что ее колени уперлись в спинку сиденья. Его член казался одновременно мягким и твердым, холодным и горячим. Он поднимался и опускался, входил и выходил из ее влагалища, выделявшего тонкий слой обжигающей, вязкой жидкости.

Затем она увидела, как напряженный, блестящий от влаги мужской половой орган покидает ее лоно, скользит по груди, неумолимо приближаясь ко рту, открытому в предвкушении невидимого фрукта. И она с жадностью впилась в него.

Мари пришла в себя в душной комнате в Монреале. Она поняла, что ее рука лежит на намокшем лобке, а бедра разведены в стороны на скользкой белой простыне.

Отсюда Мари был виден черный прямоугольник дверного проема. Дверь была открыта, чтобы в комнату проникал сквозняк. Там, на пороге, час назад появилась ее мать.

Теперь на том же самом месте стояли двое детей, и лунный свет окружал их фигурки сияющим ореолом.