Страна привидений - Элбоз Стивен - Страница 4

• Предыдущая
• 4/21
• Следующая

Эван молча сидел над едой, совершенно раздавленный активностью экономки. Стоило ему отложить нож или отодвинуть тарелку, как миссис Маллиган тут же вырывала их у него из-под носа, тащила в раковину и принималась яростно скрести. Покончив с едой, Эван все-таки набрался храбрости заговорить.

— Миссис Маллиган, — дрожащим голосом спросил он, — а где же доктор Мальтус?

Миссис Маллиган фыркнула.

— Не твоя это забота, вот что я скажу! Наш доктор — человек важный. Пишет бумаги и книжки, которые разбирают только умники, вроде него, в своих ниверситетах. Станет он тратить свое время на возню с детьми, как же! Так что уж постарайся сам себя чем-нибудь занять, ясно?

— Но…

Храбрость покинула Эвана. Он не посмел спросить, зачем доктор приглашал Эвана к себе, если он не любит детей и очень занят работой.

— Хлеб доешь в саду! — распорядилась миссис Маллиган, выпихивая его из кухни.

Эван помялся у выхода, не решаясь ступить в отвратительные дебри, начинавшиеся сразу за порогом.

— Иди давай, у меня и без тебя работы полно!

Эван пожал плечами и, ссутулившись, поплелся в сад, всем своим видом давая понять, как ему не хочется этого делать.

Сначала он лениво покормил крошками воробьев, потом обнаружил муравейник и долго наблюдал за снующими туда-сюда насекомыми, ставя им на пути различные препятствия. Вдоволь наплескавшись под жестяным умывальником, Эван стал прокладывать себе дорогу к каким-то полуразрушенным постройкам, но случайно потревожил осиное гнездо и вынужден был спасаться бегством. В кухонном окне Эван увидел решительное лицо миссис Маллиган, которая свирепо оттирала что-то в раковине.

Эван обогнул дом, вышел в сад перед фасадом и тут же попал в тень огромного дерева, которое, в отличие от остальных, не было ни чахлым, ни кривым, ни полусгнившим. Это был какой-то вид клена с изящно вырезанными листьями, широкими, словно ладони.

Справедливости ради следует отметить, что Эван вовсе не собирался лезть на это дерево. По крайней мере, сначала. Сперва он просто раскачивался на одной из нижних веток, но вскоре обнаружил, что может закинуть ноги на следующую. Он так и сделал и, подтянувшись, уселся на нее верхом. Отсюда оказалось рукой подать до следующей ветки — и так далее. Карабкаясь, Эван раздвигал листву и заглядывал в многочисленные окошки большого дома.

На нижнем, цокольном этаже вся мебель оказалась очень темной и старой, на каминных полках были расставлены маленькие вазочки-свечи с фитилями для зажигания. Но еще интереснее оказались фотографии. В каждой комнате, на каждой стене висели рамочки с фотографиями одного и того же мальчика, наверное, ровесника Эвана. Мальчик открыто и самоуверенно улыбался. Некоторые фотографии были официальными портретами, но чаше всего попадались просто любительские снимки, на которых мальчик был запечатлен то с собакой, то с пони, то в окружении разного количества восхищенных взрослых. В некоторых комнатах все портреты были украшены черной ленточкой.

Эван взобрался еще выше. Многие комнаты на первом этаже были совершенно пустыми, с выгоревшими и отслоившимися от стен обоями. Именно поэтому, когда Эван заметил занавески в сводчатом окне над самым портиком, в нем пробудилось любопытство, и он осторожно пополз по ветке на разведку.

Едва заглянув в окно, он понял, что эта комната принадлежит ребенку. Мальчику. Об этом говорили расставленные на полках игрушки. Но чем дольше Эван всматривался внутрь, тем сильнее ему казалось, что в комнате не все в порядке. Во-первых, все игрушки были очень старыми (почти как музейные экспонаты), а во-вторых, они были так аккуратно расставлены и разложены, что никому и в голову не пришло бы, что с ними когда-то играл ребенок. И вообще, вся комната была какая-то неправильная. Глядя на аккуратно застеленную постель и ровные ряды книг, стоящих корешок к корешку, Эван с невольной нежностью вспомнил собственную берлогу, с валяющимися повсюду носками и комиксами.

И тут Эван понял, на что похожа эта странная комната. Это был храм.

Не успел Эван подумать об этом, как увидел, что в комнате кто-то есть и с ужасом понял, что не имеет никакого права подглядывать в окошко. Человек сидел в темном углу за маленьким столиком, и лицо у него было грустное и несчастное. Должно быть, он почувствовал, что за ним наблюдают, потому что внезапно поднял голову и встретился глазами с Эваном. Грусть моментально исчезла из его глаз, сменившись бешенством. Мужчина бросился к окну, распахнул его и высунул голову наружу.

— Какого черта ты тут играешь, мальчик?! Это частное владение! Ты понял? Убирайся отсюда! Слезай немедленно, слышишь, что я тебе сказал?! Слезай, если не хочешь, чтобы я взял палку!

Мужчина был в такой ярости, что Эван, испугавшись, разжал руки и полетел вниз, ударился о нижние ветки и свалился на землю. Лежа на земле, Эван решил, что может рассчитывать на некое снисхождение, если не сочувствие со стороны мужчины, но не тут-то было! Человек в окне, кажется, еще больше разозлился.

— Малолетний разбойник! — громыхал он. — Убирайся с глаз моих! Если я еще хоть раз увижу тебя, то…

— Но доктор Мальтус! — вскричал Эван. — Меня зовут Эван Найлз. Вы сами пригласили меня сюда… Помните?

Доктора Мальтуса нисколько не тронули его слова. Он лишь нахмурился и рявкнул:

— Мне плевать, кто ты и откуда явился! Если я еще хоть раз увижу, что ты лезешь на это дерево, я изобью тебя до полусмерти! Ты хорошо меня понял?!

Эван горестно покивал.

Окно с грохотом захлопнулось, свирепое красное лицо скрылось, а несчастный Эван остался лежать на земле.

— Я, между прочим, мог ногу сломать, — горько сказал он. — И никому бы дела не было! И никто…

Он замолчал, нащупав под густыми зарослями сорной травы что-то холодное и гладкое. Эван осторожно раздвинул траву и посмотрел вниз. Он увидел небольшую металлическую табличку, привинченную к мраморной плите. На табличке были выбиты какие-то слова, и Эван, шевеля губами, прочитал:

«Я посадил это дерево в память о моем любимом сыне, Зигмунде, с которым я был жестоко и бессмысленно разлучен в этой жизни…» Дальше стояла дата. «Пусть это дерево вырастет большим и сильным и никогда не будет срублено юным, как жизнь моего сына. Память о нем останется со мной навеки» Внизу было высечено имя — Хью Мальтус.

— Жуть! — пробормотал про себя Эван. — День его смерти будет как раз завтра. Годовщина.

Тут он услышал, будто кто-то хихикнул, и быстро поднял голову. В одном из слуховых окошек он увидел лицо. Бледное и расплывчатое. Но Эван сразу узнал его.

Это был мальчик с фотографий!

У Эвана просто голова шла кругом от только что увиденного, но тут, к счастью, миссис Маллиган позвала его к ужину (сама она называла эту трапезу чаем).

Миссис Маллиган оказалась ужасной кухаркой. Во-первых, она не имела никакого представления о здоровом питании, а во-вторых, ей и в голову не приходило соотносить свое меню со стоящей на дворе жарой.

— Добрая простая пища для добрых простых людей! — угрюмо заявила она, ставя перед мальчиком миску с дымящейся тушеной бараниной. Кружочки жира плавали среди картошки и разваренной перловки, а безвкусные скользкие клецки, которые сначала показались Эвану милосердно маленькими и податливыми, на деле оказались настоящими айсбергами, таящими большую свою часть под поверхностью супа.

Пока Эван обливался потом над каждой ложкой, мисс Маллиган сообщила, что доктор не любит принимать пищу в обществе и предпочитает ужинать в одиночестве.

«Да уж! — подумал про себя Эван. — Мне кажется, доктор Мальтус вообще не любит никакого общества!» И зачем только он пригласил Эвана?!

Разумеется, он ничего не сказал экономке о лице в окне. Миссис Маллиган не производила впечатления понимающей слушательницы. Вместо этого Эван попытался похоронить увиденное под грудой более или менее правдоподобных объяснений. В конце концов, он мог испугаться собственного отражения в окне! Но как он ни старался, до конца убедить себя так и не получилось.

• Предыдущая
• 4/21
• Следующая