Мафия - Лаврова Ольга - Страница 17
- Предыдущая
- 17/18
- Следующая
Кто-то заглядывает в дверь:
– Можно, товарищ полковник?
Знаменский делает отстраняющий жест, человек скрывается.
На последней страничке появляется Томин и Сажин.
– Экспертиза из ВНИИ, – сообщает им Курков и показывает большой палец.
– Быстро излагаю суть, – поднимает голову Знаменский и получитает, полурассказывает: – В последнее время изымаемые у разных людей в разных количествах наркотики конопляной группы, как правило, совершенно идентичны и по составу, и по микропримесям. То же относится к веществам, изъятым у гражданина Мордвинова.
– Продался Морда тресту! – вставляет Сажин.
– Тихо, слушайте вывод. Препараты производятся на одном и том же стационарном оборудовании в одинаковых условиях.
– Попросту говоря, в одном месте?! – недоверчиво переспрашивает Томин.
– Все по нашей версии! – не выдерживает Сажин.
– И лаборатория, скорей всего, под боком, – пророчески изрекает Курков.
– А как по вашей версии доставляют всю эту траву нам под бок? – интересуется Томин. – Это же сырье, объемы. Тысячи курьеров с рюкзаками?
– Да смелей надо думать, смелей! – горячится Курков. – Если это трест, фактически мафия, они могли внедриться в какое-то предприятие!
– Которое легально получает коноплю? – продолжает Знаменский.
– Ну да!
– Гм… Ну есть такие, конечно. Лубзаводы… Фабрики, где веревки вьют. Пеньку делают на экспорт. Пеньку еще допетровская Русь вывозила.
– Саша, не отвлекайся. Сколько их в наших краях?
– Пять… восемь… в таких пределах.
– Ясно. У нарколабораторий два признака: специфическая вонь – как бы дохлятиной – и мощная вентиляция, иначе взорвутся. Всю оперативную часть бригады бросай на разведку!
Ардабьев на своем нынешнем рабочем месте. Оборудования мы не видим, но слышим мощный гул вентиляторов.
Внезапно Ардабьев замечает в окно человека, который пристально разглядывает здание лаборатории. Это Сажин.
– Петровка! – вспоминает Ардабьев.
Ну вот и конец. Он снимает халат.
Выходит из ворот фабрики. Идет. Почти машинально останавливает такси.
На вопрос: «Куда едем?» отвечает: «Прямо». Но где-то по пути он решает: «Стой!»
Выходит из такси, пересекает улицу, направляясь к будке телефона-автомата. Номер набирает по памяти.
– Пал Палыч? Ардабьев. Прошу, не перебивайте!.. Поймете все скоро – ваши уже здесь. Обещайте… жене… правду обо мне. Заставьте Феликса сказать. Меня сломали, принудили, объясните ей… Нет, со мной кончено. Второй раз пройти через все – не хочу, не могу! Без вопросов! Со мной конечно. Простите все меня, – и вешает трубку.
Знаменский медленно опускает свою трубку. После большой паузы по внутреннему селектору глуховатым голосом говорит:
– Дежурного по городу…
Его выслушивает помощник дежурного в своем помещении, что-то записывает.
– Понял, товарищ полковник: о любом происшествии с Ардабьевым В. И., приметы вы дали, сообщить… Не беспокойтесь, Пал Палыч, сделаем.
…Знаменский меряет шагами кабинет. Входит, постучавшись, сотрудник из его бригады.
– Пал Палыч, постановление о выдаче вещественных доказательств. Подпишите.
– Оставьте… потом посмотрю.
Слегка удивленный сотрудник кладет постановление на стол и выходит.
Снова помещение дежурного по городу. Тот же помощник, с которым говорил Знаменский, теперь звонит ему:
– Помощник дежурного майор Петров… Как в воду глядели, Пал Палыч. Только что сообщили. Этот Ардабьев в телефонной будке застрелился десять минут тому назад… Подробности такие: из ТТ, в обойме осталось пять патронов… А у него при себе был служебный пропуск… сейчас, записал, – смотрит в блокнот. – Должность – завлабораторией фабрики пеньковых изделий… Название? Есть!
Курков и Сажин почти врываются к Знаменскому:
– Накрыли производство! Ну размах был, Пал Палыч, оборудование фирменное!
– А люди? – перебивает Знаменский.
– Забрали, кто был, – говорит Сажин.
– Лаборанты, – уточняет Курков. – Правда, при оружии. Но, похоже, кроме Ардабьева с Тушиной, никого не знают.
– Тушина – кто?
– Директор фабрики.
– Привезли?
– Да, с ней Александр Николаич. Ведут сюда.
Курков спешит «настроить» Знаменского против директорши:
– В один день сменила завскладом и подписала организацию лаборатории. Все шло через ее руки!
– Рабочие очень хорошо о ней говорят, – как бы в противовес его словам добавляет Сажин.
Томин с офицером вводят Тушину. Она держится прямо, но смотрит в пол.
– Товарищ полковник, – подчеркнуто уважительно обращается Томин к Пал Палычу. – Это директор фабрики, где производились наркотики.
Тушину качнуло, мельком глянула на Знаменского и снова в пол.
– Присаживайтесь, поговорим.
Та не садится.
– Какие наркотики? – хрипло произносит она. – Меня вызвали с районного совещания… и забрали. Без предупреждения! Я депутат райсовета! Два ордена!
– Тем более удивительно, как…
– Не знаю я, что они там делали в лаборатории! Я там ни разу не была. Никто не скажет, что я туда ходила или они ко мне!
– Безнадежно, Тушина. В лаборатории уже наши люди. Все ясно…
Она хватается за спинку стула.
– Мне говорили, вы порядочный человек. Какой же к вам ключик подобрали?
– Делайте со мной, что хотите! Дети у меня, внуки… Умру – рта не раскрою!
И такая вырывается боль, что наступает пауза. Затем Пал Палыч окликает:
– Сева, – и показывает, чтобы вывел женщину. – В соседнюю комнату.
– Крепко припугнули, – вздыхает Томин.
– Не понимаю, как вы работаете, товарищ полковник! – восклицает Курков. – Удивительное у вас свойство: кто не хочет, того вы не допрашиваете! Да мы без Тушиной вообще можем не выйти на их трест!
– В том и загвоздка, Курков, чтобы она захотела дать показания. Заставить ее нельзя.
…Продолжение допроса происходит в большом кабинете, где на стене укреплен киноэкран.
– Мы покажем вам некоторые документальные съемки, – объясняет Знаменский. – Начали! – командует он, обернувшись к противоположной стене.
Сменяют друг друга фрагменты съемок, сделанных сотрудниками МВД и врачами-наркологами. На экране опустошенные люди-тряпки в наркотическом трансе. Остекленевшие глаза. Потухший разум. Другие буйствуют, катаясь по полу, воют с закатившимися белками.
Проходит галерея пожилых, дряхлых людей. Но называется их подлинный возраст – это юноши и девушки. Наркотики вызывают стремительное старение, буквально в несколько лет.
Еле двигаются от бессилия и ползут по стенке девушки – недавние наркоманки. Не могут сами открыть дверь, за них это делает медсестра. Не могут говорить – шепчут.
И наконец, дети наркоманов. Мучительное уродство. Укрупненные планы безнадежных идиотов.
Тушина всхлипывает, еще раз и, не удержавшись, рыдает в голос…
– Кто они? – спрашивает Знаменский, когда чувствует, что женщина способна отвечать. – Кто вас заставил?
– Я так мало знаю… совсем мало…
– Рассказывайте все, что помните. – Он включает магнитофон на столе. – С мельчайшими подробностями. Упоминание какого-либо места. Внешность. Одежда. Стиль разговора… Цвет машины, первая буква номера. Любая обмолвка в разговоре с вами. Понимаете?
– Да… Я постараюсь.
Коваль шагает по вечерней набережной Яузы. Приостанавливается посмотреть и подышать. Сзади то ползет, то останавливается его «Волга».
С другого берега через горбатый мостик переходят трое парней лет шестнадцати-семнадцати в одинаковых курточках. Сбегают по ступенькам навстречу Ковалю. На машину они внимания не обращают. Кто когда выскакивал из машины, чтобы уберечь от неприятностей одинокого пешехода?
Традиционное начало:
– Дядя, дай закурить.
– Не курю, племянник.
– Он не курит и не пьет, здоровье бережет.
- Предыдущая
- 17/18
- Следующая
