Интеллектуалы в средние века - ле Гофф Жак - Страница 16

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая

Вторым этапом был собственно экзамен, который давал лицензию и степень доктора. Он также подразделялся на несколько этапов. Самый важный из них заключался в серии комментариев и ответов на вопросы перед жюри из четырех мэтров под председательством канцлера или вице-канцлера. Несколькими днями позже канцлер торжественно вручал кандидату лицензию во время церемонии, включавшей в себя лекцию (collatio), которую он должен был прочесть, но она была чистой формальностью. Примерно через полгода кандидат действительно становился доктором во время inceptio, соответствующего болонскому сопventus. Накануне этого дня он принимал участие в торжественной дискуссии, получившей название вечерни. В день inceptio он произносил перед факультетом инаугурационную речь, после чего ему вручались знаки отличия, соответствующие его степени.

Наконец, университетские статуты включали в себя целый ряд положений, которые, по примеру других корпораций, определяли моральный и религиозный климат университетской корпорации.

Они предписывали — и одновременно ограничивали — проведение празднеств и коллективных развлечений. Экзамены сопровождались подарками, увеселениями и банкетами — за счет получившего степень, которые укрепляли духовное единство группы, принимавшей в свое лоно нового члена. Как и попойки, potaciones первых гильдий, эти празднества представляли собой ритуалы, посредством которых корпорация утверждала сознание своей глубокой солидарности. Во время этих увеселений, в которые каждая страна привносила свои особенности (балы в Италии, бой быков в Испании), о себе заявляло единое племя интеллектуалов.

Добавим к ним ритуалы посвящения, которые не имели официального статуса, но которые ждали каждого нового студента университета, — новичка, первокурсника, именовавшегося тогда птенцом, молокососом (bejaune). Тексты по этому поводу известны нам по любопытному документу последующей эпохи, Manuale Scolarium конца XV в., по которому мы можем проследить далекие истоки этих студенческих обычаев. Инициация новичка описывается как церемония «чистилища», предназначенная для того, чтобы очистить юношу от его деревенской неотесанности, даже от первобытной дикости. Насмешке подлежат его звериный запах, блуждающий взгляд, его длинные уши, оскаленные зубы. Его избавляют от предполагаемых рогов и наростов. Его моют, ему подпиливают зубы. В пародийной исповеди он признается в своей невероятной греховности. Так будущий интеллектуал покидает свое первобытное состояние, которое весьма напоминает образ крестьянина, деревенщины в сатирической литературе эпохи. От животности он переходит к человечности, от сельского мира к городскому. Эти выродившиеся и почти лишенные первоначального содержания церемонии напоминают интеллектуалу, что он вырван из деревни, из сельской цивилизации, дикого мира земли. Антропологу есть что сказать по поводу психоанализа клириков.

Наконец, статуты определяли благочестивые труды благотворительную деятельность, которую должна была осуществлять университетская корпорация. Уставы требовали от ее членов присутствия на некоторых религиозных службах, участия в процессиях и молебнах.

Прежде всего это касалось поклонения святым заступникам, в первую очередь св. Николаю, покровителю студентов, святым Косме и Дамиану, покровителям врачей, а также некоторым другим. В образах университетского мира мы обнаруживаем корпоративную тенденцию: священное сливается с мирским, с собственным ремеслом. Иисуса помещают среди докторов, святых представляют в одеяниях профессоров и магистров.

Университетская набожность вписывается в великие духовные движения того времени. В статутах парижского коллежа XIV века Ave Maria мы видим роль мэтров и студентов в расцветающей евхаристической набожности, их участие в процессиях Corpus Cbristi.

В религии интеллектуалов заметна общая духовная тенденция, берущая начало в XIII в.: вписаться в профессиональные группы городского мира. Профессиональная мораль становится одной из привилегированных областей религии. Учебники исповедников, озабоченных приспособлением к специфической деятельности социальных групп, регламентируют исповеди и покаяния в соответствии с профессиональными категориями и классами, определяют грехи крестьян, купцов, ремесленников, судей и т. д. Особое внимание в них уделяется грехам интеллектуалов, университетских преподавателей.

Но религия клириков не довольствуется одним лишь следованием благочестивым устремлениям века. Зачастую она желает направлять их или занять среди них свое собственное место. С этой точки зрения представляет интерес почитание Девы Марии среди интеллектуалов. Оно было очень живым. С начала XIII века в университетской среде получают хождение поэмы и молитвы специально посвященные Деве. Самым знаменитым был сборник Stella Mans, составленный парижским мэтром Иоанном Гарландским. Нет ничего удивительного в том, что эта набожность привносит женское начало в среду, которая, несмотря на наследие. голиардов, была сообществом мужчин, давших обет безбрачия. Но у интеллектуалов поклонение Деве Марии имело ряд особенностей. Оно всегда было насыщено богословскими темами, страстные дискуссии велись по поводу ее непорочного зачатия. Горячим сторонником последнего был Дунс Скот, а оппозицию ему по догматическим мотивам мы находим у св. Фомы Аквинского, следовавшего в этом за великим почитателем Девы, каковым был в предшествующем веке ев. Бернар. Кажется, что интеллектуалы желали сохранить в этом культе его интеллектуальное содержание. Им не хотелось, чтобы набожность делалась слишком аффективной, они стремились к равновесию между устремлениями духа и сердца. В предисловии к Stella Mans Иоанн Гарландский со всей наивностью выдает эти намерения: Я собрал здесь чудеса Девы, взятые из рассказов, обнаруженных мною в библиотеке Св. Женевьевы. Я обратил их в стихи, чтобы мои ученики в Париже получили живой пример… Материальной причиной здесь являются чудеса преславной Девы. Но я включил сюда также факты, коими интересуются физика, астрономия и теология… Конечной целью остается непрестанная вера в Христа. А она предполагает теологию и даже физику с астрономией. Как мы видим по этой Звезде Моря, университетские интеллектуалы хотели бы, чтобы она светила также светом науки.

Как и положено ремесленнику, член университетской корпорации XIII в. был вооружен полным набором инструментов. Как писатель, лектор, профессор, он окружает себя необходимыми для его деятельности орудиями. Мы читаем об этом в Словаре парижского мэтра Иоанна Гарландского: Вот необходимые клирику инструменты: книги, пюпитр, ночная лампа с сальником и подсвечник, фонарь, воронка с чернилами, перо, отвес и линейка, стол, ферула, кафедра, черная доска, скребок из пемзы, мел. Пюпитр (pulpitum) называется по-французски lutrin (letrum); стоит заметить, что пюпитр снабжен градуированным подъемником, позволяющим поднимать книгу на необходимую для чтения высоту, ибо на пюпитр кладут книги. Скребком (plana) зовут железный инструмент, с помощью которого пергаментщики подготавливают пергамент.

Были обнаружены и другие инструменты, которые, если и не использовались каждым клириком, то составляли часть инструментария его помощников, например копиистов. А именно прикрепленные к пергаменту ручка и рулетка, позволявшие найти то место, на котором остановился переписчик.

Как специалист, интеллектуал нагружен всем этим багажом, отдаляющим его от клирика раннего средневековья: устное преподавание требовало от того лишь немногих принадлежностей для переписывания редких манускриптов, да и техника такого переписывания принимала во внимание в первую очередь эстетические соображения.

Если устные занятия остаются основой основ университетской жизни, то книга уже стала фундаментом образования. Принимая во внимание весь этот обременяющий интеллектуала багаж, становится понятным, почему Франциск Ассизский, апостол безыскусной строгости, был — помимо всех прочих причин — враждебно настроен к этой деятельности, требовавшей все больше и больше материального оборудования.

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая